Шрифт:
— Чи. — Челия смерила его мрачным взглядом. — Будь вы таким хорошим художником, как утверждаете, смогли бы запомнить меня с одного взгляда, но я лежу здесь часами.
Джованни, которому настала очередь держать над Челией зонтик, чтобы не обгорела на солнце, сказал:
— Не каждого пишет такой мастер, Челия. Ты должна быть польщена. Он оказывает тебе не меньшую честь, чем ты ему.
— Тогда ложись сюда.
— И правда, Джованни! — вмешался Пьеро. — Твоя задница вполне сможет заменить ее.
— Не начинай, Пьеро. Если что и является точной копией моей задницы, так это твое лицо, — парировала Челия.
Мы все взвыли.
— Чи! Мы оба нобили ансенс! — возразил Пьеро. — Ты должна лучше относиться к своим людям.
Он подобрался к Челии и попытался схватить ее руку и поцеловать, но она шлепнула его.
— Ты и твои нобили ансенс. У тебя точно задница вместо лица, потому что с твоих губ срывается исключительно дерьмо. — Челия снова упала в цветы. — Пишите меня, маэстро. Пишите.
Пьеро надулся. Все прочие принялись поддразнивать его.
— Она фата хаоса, — горько заявил он, но даже Джованни, который был добрее прочих и служил нашими веритас и амикус44, засмеялся.
Дни шли, солнечные, яркие, все более оживленные и теплые, и вскоре портрет был закончен.
Отец приказал повесить его в галерее с колоннами, которая вела к библиотеке на втором этаже.
— Чи. Это неизящно, — заявила Челия, увидев портрет.
— По-моему, ты красивая, — возразил я, разглядывая картину. — И мне нравятся цветы. Касарокка — настоящий мастер.
— Разумеется, я красивая, — раздраженно сказала она.
— Так разве не в этом идея?
— В том, чтобы лежать красивой среди цветов? — Она многозначительно посмотрела на меня.
Я нахмурился, пытаясь понять проблему.
— Тебе не кажется, что он очень хорошо написал цветы? Мне очень нравится. Если немного отойти назад, они превратятся в поле.
— И я вишу здесь, рядом с дверью библиотеки твоего отца, где бывают его самые важные деловые партнеры.
— Но разве это неправильно? Ты почти наша семья. Посмотри на себя: ты рядом со старым Быком. Кто может просить большего?
Она кинула на меня гневный взгляд и ушла прочь. Я разглядывал картину, пытаясь понять, что вызвало такое раздражение. Портрет удался. Она выглядела дразнящей, понимающей. Амо свидетель, это была Челия, написанная маслом. Игривая, живая и прекрасная. Касарокка превзошел сам себя. Он был таким же мастером, как Арраньяло.
Я отступил, чтобы окинуть ее взглядом целиком, и ощутил за спиной присутствие отца. Он подошел тихо, но, должно быть, я уловил дыхание или услышал шелест бархатных туфель, потому что совсем не удивился, обернувшись и увидев его. Он постоял рядом, разглядывая портрет.
— Челии не нравится, — сказал я.
— Конечно, не нравится. — Отец чуть улыбнулся. — Она видит волны Черулеи, но чувствует глубины Урулы. Челия умная девочка.
Я хотел поспорить, потому что ощутил упрек в недостатке проницательности, но отец сменил тему.
— Мерайский посол устраивает сегодня праздник, — сказал он. — В честь Апексии. Тебе следует там быть. Ашья выбрала для тебя одежду.
Я вздохнул:
— Не сомневаюсь, что она будет натирать.
— Скорее всего, — рассмеялся отец. — Но теперь ты представляешь нас, и Ашья лучше всех знает, как сделать тебя импозантным.
— Челия тоже там будет?
— Разумеется. И Филиппо.
— Шутишь?
Отец пожал плечами:
— Филиппо любит праздники.
Жесткий воротник и Филиппо. Я надеялся избежать хотя бы одного из них.
Глава 18
Воротник натирал, а глаза Филиппо возбужденно сверкали, когда мы подходили к резиденции посла.
— Всегда приятно увидеть наволанцев празднующими, — сказал Филиппо. — Намного приятней, чем смотреть, как они втыкают ножи друг другу в спину.
— Ты сам наволанец, — ответил отец. — Не следует столь грубо отзываться о своих людях.
— Я был наволанцем. А теперь... — Филиппо пожал плечами. — Сам не знаю. Нечто среднее. Немного Торре-Амо, немного Наволы. Но здесь я чужак. Я узнаю город, но не считаю его своим.
— Значит, жители Торре-Амо воспитанны и добры? — спросил я, в сотый раз дергая воротник.
— О нет! — рассмеялся Филиппо. — Они намного хуже. Так и норовят пустить друг другу кровь без всякой причины. Князья вечно враждуют. На улицах — грабители. Карманники, шлюхи и козы бродят по всем куадраццо и руинам старых палаццо. Если устраивают вечеринку, ты нипочем не знаешь, выйдешь ли оттуда живым. Быть может, кто-то зарежет тебя или опоит и залюбит до смерти. — Он вздохнул. — Они очаровательные, ужасные, милые люди. Но очень живые. В Торре-Амо ты всегда помнишь, что живешь. Вам стоит увидеть, как они празднуют Апексию.