— Это… это ты! — воскликнул он, и его голос, поначалу тихий и неуверенный, дрогнул от внезапно нахлынувшего волнения. — Клянусь всеми самоцветами подгорного царства! Ты! Рыцарь из Ордена! Тот… тот, кто разбил нам кандалы на Золотом руднике Хеоррана!

Я от неожиданности поперхнулся элем.

В голове мгновенно пронеслись воспоминания: мрачные, сырые штольни, измождённые, покрытые грязью и каменной пылью фигуры рабов-гномов, их потухшие, полные безысходности глаза… И я, тогда ещё зелёный новобранец, только-только получивший под командование потрёпанную роту, принявший рискованное, почти безумное решение освободить их во время нападения других гномов.

Я с трудом узнал в этом крепком, уверенном в себе воине одного из тех забитых, почти сломленных рабов. Броин… Броин Камнебород, кажется, так его звали. Один из тех, кому я тогда, немного пафосно, но от души, напутствовал искать свободу и лучшую долю. «Вот тебе и „побочный квест“ из прошлого, — мелькнула мысль. — Интересно, какие последствия он принесёт сейчас? Новые проблемы или неожиданных союзников?».

В зале воцарилась мёртвая тишина. Все взгляды, до этого изучавшие меня с любопытством, теперь были прикованы к нам с Броином. На лицах гномов отразилось недоумение, смешанное с напряжённым ожиданием. Воррин и Брок тоже удивлённо переглянулись.

Броин Камнебород, не обращая внимания на воцарившуюся тишину, повернулся к своим соклановцам. Его голос звенел от переполнявших его чувств.

— Братья! Сестры! Этот человек… — он ткнул в меня пальцем, и палец этот дрожал. — Он не такой, как другие служаки Ордена! Те — подлецы, мучители и жадные псы! Они морили нас голодом, избивали плетьми, заставляли работать до смерти в проклятых шахтах! А он… он спас нас! Он и товарищи снабжали нас едой, в том числе безвозмездно, они помогли переправить сообщение, а во время нападения, этот человек рискуя своей жизнью и свободой, совершил преступление против Ордена ради нас, чужой для себя расы! Он нас освободил. Я клянусь своей бородой, я отдал бы жизнь за него! И не только я — все, кто был тогда со мной!

Гул прошёл по рядам гномов. Удивление на их лицах сменилось сначала недоверием, а затем живым интересом. Я почувствовал себя крайне неуютно под этими десятками испытующих взглядов. Ситуация принимала неожиданный оборот.

— Погоди, Броин, — я поднял руку и встал с кресла, стараясь говорить спокойно, хотя сердце колотилось как сумасшедшее. — Не стоит рисовать из меня феечку, которая перелетает с цветочка на цветочек. Судьба — штука сложная. Мне доводилось сражаться и против гномов, и я убивал ваших сородичей в бою, когда они выступали против меня. Так же, как приходилось воевать против орков, и я побеждал и убивал орков. И против людей из вражеских королевств тоже воевал, и они тоже падали от моей руки. Война есть война, и там нет места сантиментам. То, что произошло на руднике Хеоррана… это был мой выбор в той конкретной ситуации. Я посчитал это правильным. Но не стоит считать меня «святым».

Пусть я не сказал об этом прямо, но часть гномьего отряда перебили потому, что на стороне людей был я. Возможно, они додумают это сами, но я хотел озвучить это прямо сейчас.

Закончив свою тираду, я присел.

Наступила короткая пауза. Гномы молча переваривали мои слова. Я ожидал чего угодно — осуждения, гнева, разочарования. Но вместо этого в их глазах я увидел… уважение. Кажется, моя прямота и нежелание приукрашивать действительность произвели на них большее впечатление, чем если бы я начал разыгрывать из себя благородного спасителя.

Броин Камнебород, однако, не собирался отступать.

Перебивая сам себя от волнения и жестикулируя так активно, что едва не опрокинул кружку с элем, он принялся рассказывать соклановцам историю своего рабства и чудесного освобождения.

Он не щадил красок, описывая жестокость наёмников Ордена — жирного, похотливого рыцаря Нэйвика, а также жестокого и властного вожака наёмников Ордерика, который командовал охраной рудника.

Гномы слушали, нахмурив свои густые брови, их лица становились всё суровее и мрачнее при упоминании страданий их сородичей.

Кулаки непроизвольно сжимались, а из бород вырывались глухие, недовольные рыки. Но когда Броин перешёл к рассказу о том, как я, тогда ещё никому не известный капрал, пришёл и ничего не прося в ответ, разбил кандалы и открыл ворота рабам, их лица посветлели. Они слушали, затаив дыхание, и в их глазах появлялся огонёк надежды и восхищения.

В дальнем конце зала, на почётном месте у самого очага, сидел старый гном.

Его длинная, до пояса, седая борода была заплетена в множество тонких косичек и украшена тускло поблёскивающими серебряными кольцами. Лицо, изборождённое глубокими морщинами, хранило печать мудрости и многолетнего опыта.

Это был Торин Остроклюв, глава клана Железного Молота.

Он внимательно слушал рассказ Броина, не проронив ни слова, лишь изредка поглаживая свою бороду костистыми пальцами. Его глаза, острые и проницательные, как у ястреба, не отрываясь, следили за мной.

Когда Броин, наконец, закончил свой эмоциональный рассказ, тяжело дыша и вытирая пот со лба, Торин Остроклюв медленно поднял руку, призывая к тишине. Гул в зале мгновенно стих.

— То, что ты совершил тогда, человек, — его голос был низким, рокочущим, как отдалённый гром, но каждое слово звучало веско и отчётливо, — это великий поступок. Ты проявил милосердие и отвагу там, где другие представители твоего Ордена, да и многие из твоего народа, сеяли лишь зло, страдания и смерть. Наш народ не забывает такого. Мы помним и добро, и зло. И платим по счетам сполна.