Вечером, после того как мы с Воррином кое-как устроились на ночлег, мы сидели в переполненной гномьей таверне, где яблоку негде было упасть, а шум стоял такой, что приходилось кричать, чтобы услышать собеседника, старый гном снова завёл разговор о помощи.

Таверна «Хмельной бычок» была типичным гномьим заведением: низкие сводчатые потолки, закопчённые стены, просто и геометрично сколоченные столы и лавки, воздух, густо пропитанный запахом дешёвого, но крепкого эля, жареного мяса, курительного зелья и, чего греха таить, немытых тел.

За соседними столами гномы горланили песни, стучали кружками, спорили до хрипоты и периодически ввязывались в короткие, но яростные потасовки, которые, впрочем, быстро затихали без особого ущерба для здоровья участников и окружающей обстановки.

Мы сидели в относительно тихом углу, если это слово вообще было применимо в «Хмельном бычке». Воррин долго молчал, задумчиво теребя свою бороду и глядя на пузырящиеся в кружке остатки эля. Затем он поднял на меня свои усталые, но на удивление ясные глаза.

— Рос, — начал он тихо, и его голос, обычно такой громкий и уверенный, сейчас звучал как-то приглушённо и серьёзно. — Я понимаю, у тебя свои планы, свой путь. Ты едешь к своему домену, и это твоё право. Но ты видел этих беженцев на дороге. Ты видел, что творится здесь, в Узине. Ты слышал Балина. Наш народ… он на грани уничтожения в Туманных горах. Орки теснят нас, захватывают шахту за шахтой, оскверняют наши святыни. Король Хальдор отчаянно нуждается в помощи.

Он сделал паузу, словно собираясь с мыслями.

— Я не прошу тебя становиться наёмником и снова лезть в самое пекло за горстку монет, — продолжал Воррин, и его взгляд стал ещё более проникновенным. — Я прошу тебя как «Гве-дхай-бригитт», как Друга нашего народа… помоги нам. Хотя бы советом. Я зову тебя поехать со мной в Алатор, подземную столицу короля Хальдора, что лежит в самом сердце Туманных гор. Посмотри на всё своими глазами. Может быть, ты, человек со свежим взглядом, увидишь то, чего не видим мы, ослеплённые горем, яростью и вековой своей гномьей гордыней.

Я молчал, обдумывая его слова.

Просьба «Друга»… И признание собственной гордыни. Такое редко услышишь.

Это было уже не деловое предложение, не выгодный контракт, от которого можно было бы отказаться, сославшись на другие обязательства.

Это было обращение к чести, к совести, к тому самому знаку, который теперь горел на моём предплечье и красовался на доспехе.

« Чёрт бы побрал этих гномов с их гостеприимством и хитроумными просьбами, — с досадой подумал я. — Только вырвался из одной мясорубки, только наметил себе спокойный 'main quest» по обустройству собственного тихого огорода, и вот, пожалуйста, — новый «сайд-квест» эпического масштаба: «Спаси гномью цивилизацию от вымирания». И отказаться как-то… неудобно. Эта татуха, похоже, не только открывает двери, но и вешает на тебя нехилый такой «долг фракции».

Я не торопился с ответными словами.

С одной стороны, не могу сказать, чтобы измождённые лица беженцев и их товарищей из каравана, полные отчаяния и упрямой решимости, слова Воррина, сказанные с такой искренней болью за свой народ, меня не трогали.

Я не железный и мне не всё равно.

В то же время мой внутренний циник и прагматик вопил: «Беги, Рос, беги отсюда, пока не поздно! Это не твоя война! У тебя есть свой домен, свои цели!».

Но было и что-то третье.

Я вспомнил Эрика.

Вообще-то события последних полугода или около того, а точнее сказать, сколько я нахожусь в мире Гинн, я не могу, меня здорово изменили, это уж точно. Больше, чем годы в институте или тысячи игровых часов, хотя там тоже было полно полезных моментов.

Эрик сказал, что для Роса, как русского, важна победа. «Он здесь потому что может победить и победит».

Эрик это воспринимал как игру.

Вообще-то всё не так просто. Плотно сжатая пружина готовности к действию заложена в любом моём соотечественнике и речь не идёт о простом азарте или желании играть.

Плевать я хотел на игру. Плевать хотел на абстрактную победу. Тут речь шла о гномьих жизнях и это важно.

Было что-то третье. Во мне жила непрошеная искорка человека, которому бросили вызов, которому ставят задачу, посильную только ему и пройти мимо — это значит обречь ситуацию на то, что никто не поможет.

Воины — десантники пользуются девизом «никто кроме нас». С этими парнями трудно поспорить и во многих смыслах я им и в подмётки не годился, хотя и имел официальный (пусть и пока не подтверждённый богами) статус рыцаря. Но кое-чего я тоже стою, что-то могу.