И она начала рассказывать.

Её глаза заблестели, а в голосе появились тёплые, восторженные нотки. Она говорила о своем родном городе — вольном портовом городе на южном побережье. О море, солёном ветре, криках чаек. О шумных рынках, где торгуют диковинными товарами со всего света. О высоких белых кораблях, уходящих за горизонт. О свободной жизни, где каждый сам себе хозяин и не кланяется никакому королю.

Её рассказ был как глоток свежего воздуха в удушливой атмосфере этого королевства.

Он рисовал картину другого мира — мира, где есть надежда, свобода и будущее. Я слушал её, и на душе становилось одновременно и легко, и тяжело. Легко — потому что её история напоминала, что не весь мир погрузился в мрак тирании. А тяжело — потому что я понимал, что та, описанная ею мирная, свободная жизнь не для меня. Мой путь лежал через кровь, интриги и войну.

— Вы должны приехать к нам в гости, когда закончите свои дела, — сказала она, её щеки слегка покраснели от вина и, возможно, не только от него. — Я покажу вам наш город. Вам понравится.

Она явно флиртовала.

Её колено «случайно» коснулось моего, а взгляд был полон откровенного интереса. Она была красива, умна, отважна. В другой жизни, в другом мире, я бы, наверное, не упустил такой шанс.

Глава 6

Столпы Тирании

— Боюсь, мои дела здесь надолго, — мягко ответил я, отодвигаясь. — И мой путь очень опасен. Я не могу рисковать ещё и тобой.

Она вздохнула, но, кажется, всё поняла.

— Жаль, — сказала она без обиды. — Но я всё равно буду надеяться.

Эта короткая встреча, этот разговор у костра, стали для меня чем-то важным. Напоминанием о том, за что, собственно, я ввязался в эту авантюру. Не за богиню, не за деньги. А за то, чтобы у людей была возможность жить так, как рассказывала Лиана. Свободно и без страха.

Ещё через день пути мы увидели столицу королевства, город Лемез. Он раскинулся в широкой долине, окружённый высокой каменной стеной с массивными башнями. Издали город выглядел внушительно, как и подобает столице. Но чем ближе мы подъезжали, тем сильнее это впечатление рассеивалось.

Стены, хоть и были крепкими, местами обветшали, кладка осыпалась. Поля вокруг были запущены, а немногочисленные деревни выглядели убого и бедно. У городских ворот царил хаос. Десятки повозок, крестьянских телег и пеших путников толпились в ожидании, создавая огромную пробку.

Стражники на воротах вели себя как хозяева жизни. Грубые, наглые, в грязных доспехах, они не столько проверяли въезжающих, сколько занимались откровенным вымогательством. Они придирались к каждой мелочи, заставляли распаковывать тюки, и пропускали быстрее лишь тех, кто совал им в руку монету.

Наш караван не стал исключением. Старший стражник, капрал с бычьей шеей и багровым от пьянства лицом, долго и придирчиво осматривал наши повозки.

— Вино? Масло? — хмыкнул он, заглядывая под полог. — Товары подакцизные. Пошлина — десять серебряных.

— У нас есть все документы! — возмутился было Алано.

— Документы подотрут задницу твоему ослу, — нагло заявил капрал. — Или плати, или разворачивайся. А можешь остаться здесь. В долговой яме. Места там много.

Алано сжал кулаки, но Лиана остановила его, положив руку на плечо. Спорить с этими людьми было бесполезно и опасно. Она молча отсчитала монеты и протянула стражнику. Тот сграбастал их и, не пересчитывая, сунул в свой кошель.

— Проезжайте, — буркнул он и переключился на следующую жертву.

Мы въехали в город.

Внутри Лемез производил ещё более гнетущее впечатление, чем снаружи. Широкие центральные улицы были относительно чистыми, но стоило свернуть в переулок, как ты попадал в царство грязи, вони и нищеты.

Часть домов стояли обшарпанные, с пустыми глазницами и явными признаками запустения и разрухи.

По улицам бродили толпы оборванцев и нищих. И повсюду были стражники. Они ходили патрулями по двое-трое, заглядывали в таверны, сгоняли торговцев с площадей. Их присутствие было гнетущим, оно пропитывало сам воздух этого города.

Караван остановился на постоялом дворе недалеко от рыночной площади. Пришло время прощаться.

Я спешился и оказался рядом с Лианой, которая одарила меня долгим и слегка грустным взглядом.