Шрифт:
– Вот она, конечно… – задыхался от возмущения Виан.
– Сумасшедшая, – усмехнулся я, наблюдая, как кхали исчезает за воротами ведомства.
– Не то слово! – поддакнул друг. – И ведь не побоялась же так нагло выложить вам всё! Собралась её высочество в служанку нарядить?! Просто немыслимо!
Виан продолжал ворчать, выплёскивая своё возмущение, а я прокручивал в голове сказанные Дэмией слова. Спорить с ней было бессмысленно, ведь она права. Амая не видела мира. Более того, она даже внешнего двора не видела, с самого рождения запертая в золотой клетке одиночества и лицемерия.
В груди что-то болезненно сжалось, и я поморщился.
– Идём, – поправив кинжал за поясом, вышел из-за стола. – Сегодня праздник фонарей, – посмотрел на друга, который сразу всё понял. – Давай прогуляемся. Мало ли, вдруг кому-то потребуется наша помощь…
40. Время пошло
Эми
Гневно сопя, я шагала вперёд, чувствуя, как внутри разрастается настоящая буря. Моя ярость была настолько всепоглощающей, что казалось, ещё немного и искры полетят из глаз.
«Ты не глава ведомства, от одного упоминания о котором все во внутреннем дворе трепещут, а жалкий трус, поджавший хвост при первой же серьёзной опасности! Небось, прячешься за спинами своих подчинённых, спихивая всю грязную и опасную работу на них?!»
Моё мнение об этом мужчине рухнуло ниже некуда. Хотелось вернуться и высказать ему всё, что я о нём думаю.
– И плевать, что твоя стража готова покромсать меня на ленточки! Я не боюсь тебя! Понял?!
– Понял, – раздалось за спиной неожиданно тихое, но от этого не менее пугающее.
Я занесла ногу для очередного шага, да так и замерла, словно наткнувшись на невидимую стену. Сердце пропустило удар, а потом ухнуло куда-то в пятки, заставляя кровь застыть в жилах.
Вдох…
Выдох…
– Вот и хорошо, что понял! – кашлянула я, с напускной важностью оборачиваясь и встречаясь взглядом с главой страшного ведомства.
Он стоял у стены, небрежно прислонившись к ней своим внушительным телом. Руки сложены на груди, а черты лица сохраняли ледяное спокойствие. Широкие плечи были расслабленно опущены, но в этой расслабленности читалась скрытая сила, способная сокрушить горы.
Между нами повисло молчание, в котором напряжение нарастало с каждой секундой, словно натянутая до предела струна.
– Не боишься меня, значит, – хмыкнул Дастан.
С кошачьей грацией он оттолкнулся от каменной кладки, неспешно направляясь в мою сторону. Опасный блеск в его глазах заставлял инстинкт самосохранения вопить на все лады, но я не собиралась бежать, хотя, буду честна, была близка к этому.
– Знаешь, кхали, – усмехнулся глава, с каждым шагом сокращая расстояние между нами, – воспитанные особы так себя не ведут.
– Можешь считать меня невоспитанной! – выпалила я, видя, как он почти подошёл вплотную.
Нервы сдали, и я невольно отступила на шаг, наблюдая, как тень хищной улыбки тронула его красиво очерченные губы.
Дастан, заметив моё отступление, довольно сощурился.
– Куда же ты? – промурлыкал он. – А говорила, что не боишься.
«Издеваешься надо мной?! Нравится тебе это, да?!»
– В тень! – нагло соврала я, даже глазом не моргнув. – Солнце сегодня слишком припекает! Так что не стоит выдумывать то, чего отродясь нет!
«Ни шага больше не сделаю! Даже не надейся!» – твердила себе, игнорируя вопли интуиции, которая орала, чтобы я не дёргала тигра за усы.
– Пришёл помешать мне осуществить задуманное? – вскинула я бровь, не получив ответа на свой ранее заданный вопрос.
– А если и так, то что? – глава остановился непозволительно близко, нарушая все мыслимые приличия.
Высокий, широкоплечий, статный, с колючим, вызывающим трепет взглядом, от которого по коже бежали мурашки.
Дыхание стало частым, а пульс ускорился.
– У тебя совсем нет сострадания, да? – я не отводила взгляда, хотя его пристальное внимание прожигало насквозь, а близость изрядно щекотала нервы. – Ладно те, кто действительно заслуживают наказания, но принцесса…
– Ты права, – кивнул Дастан, взирая на меня сверху вниз с высоты своего роста. – Мне неведомо сострадание. Я караю тех, кто преступает закон, и их мольбы о пощаде для меня пустой звук.
Стиснув зубы, я сжала в пальцах ткань своей юбки.
– И сейчас ты стоишь на той самой черте, за которой тебя ждёт расплата в моём лице.