Усталость Хелен теперь стала сравнима с тем, что она испытывала на больничной койке. По крайней мере, воздух вокруг леса заметно светлел, возвращая себе недавний водянисто-серый цвет, и дождь принес свежесть, а не клаустрофобию.

Хелен продолжала двигаться сквозь подлесок, стараясь как можно меньше шуметь. Она была уверена, что сейчас увидит кровавое месиво после катастрофы.

Она достигла загона для пони, и ее догадка подтвердилась.

По тоннелю среди влажных стен устало спускались четыре существа – все дальше, глубже, к огням, ждущим среди скал, туда, где проход был шире. Из тьмы – снова к свету, из осады – на свободу.

По камню шлепали босые ноги; мучительный хрип старика смешивался со свистящим перешептыванием матери и сына, который теперь нес ее в жилистых руках, бросив коляску далеко позади.

– Не надо идти дальше, сынок. Финн, забери меня домой, отнеси обратно.

Шмыгая носом, Финн тихо ругался. Его расстроила потеря собак и драгоценного урожая, который он сам, как Джон Ячменное Зерно, возделывал на камнях.

– У нас дома полиция. Должно быть, все видели – неприятное зрелище. Старую Крил отворили нараспашку. Нам нужно в убежище, матушка, теперь больше некуда.

– Убежище? Я ему не доверяю. Адриан – нехороший сосед.

– Он должен нам, и наш договор – заключенный как раз на такой случай – остается в силе.

– Я тяжелая, сынок?

– Еще недолго осталось. Нас ждет машина. Мы в безопасности, клянусь.

– «Они шевелятся», – это она мне сказала, сынок, когда я так глубоко опустилась в первый раз. Мэдди ее звали, Мэдди Гросс. Я тебе говорила это? Финн?

«Джесс чувствовала себя такой хрупкой и испуганной, оказавшись на той глубине в первый и последний раз, но Мэдди напугалась куда больше. В луче своего фонарика Джесс увидела лицо девчонки в красных ботинках, которую заманила в карьер, и поняла, что Мэдди была и оставалась ребенком. Такая юная.

Девчонка, Мэдди, тоже видела в той палате, на стенах, движение.

Все произошло так давно, но Джесс до сих пор помнила свою усталость и похмелье. Ее разум помутился – она уже давно принимала и курила всякое, как и остальные на ферме. Джесс была открыта зову тьмы, и уголком глаза, там, где свет фонаря становился слабее, на разрисованной каменной стене, она заметила движение, похожее на шевеление тела под простыней, – дрожь, рябь.

– Пойдем назад, – сказала та девчонка, глядя на фонарь.

Но Джесс, невзирая даже на неестественные движения в палате и на испуг юной Мэдди, продолжала ненавидеть эту хорошенькую дурочку – настолько свежа была рана от предательства. А воспоминание, как та вернулась в поле к их костру, вся румяная после того, как Тони поимел ее в их доме, только сильнее эту рану разбередило.

Ненависть вспыхнула в Джесс древним зеленым пламенем, словно в глупой ревнивой крестьянке из старых песен, что Тони так любил. Джесс уже вошла в красноту, хотя тогда еще этого не знала и видела все по-другому.

Девчонка не лгала, и глаза Джесс тоже говорили правду – животные на стене снова зашевелились: под полосатой шкурой нарисованного стада перекатывались мускулы, головы поднимались и опускались естественными движениями, белые глаза двигались – звери ожили.

Но стоило Джесс снова посмотреть туда, где она впервые увидела движение, все фигуры снова застыли, словно ей просто показалось, будто линии из угля скользят по скале.

Девчонка завизжала.

В воздухе запахло замерзшей почвой.

Им стало холодно, еще холоднее. Женщины задрожали.

Откуда послышались звуки дудочки? Из-за стен? Из глубоких тоннелей вокруг палаты? Может, их с девчонкой присутствие вызвало к жизни тонкие ноты – возможно, крики Мэдди разбудили беспокойную землю? Что они не могли увидеть, то чувствовали – волосы женщин словно шевелило медленное дыхание, лица гладили странные потоки воздуха, исходившие от чего-то, пронзавшего тьму вокруг. Они словно стояли на краю подземной платформы, к которой приближался ревущий поезд.

Куда делись стены, украшенные стремительным стадом? Луч фонаря не мог их найти – скалы исчезли, или их убрали, точно декорации, как и потолок над головами: пространство вокруг увеличилось до безграничного.

В тот раз Джесс впервые смогла видеть во тьме и впервые увидела, что заставило стадо бежать.

Сильные нечистые зубы стучали во тьме рядом с ее лицом.

Над головой раздался собачий хохот.