Шрифт:
Окна оставались закрыты, а дверь кухни находилась недалеко от входной двери, и тюремщики были уверены, что через них Кэт не выберется; а также, что они смогли настолько ее разбить и подавить (а сделать то и другое им в той или иной степени действительно удалось), что сопротивляться их режиму она не станет.
Но часы тикали.
Кэт перекатилась на край матраса.
Кровать заскрипела – прямо под спальней располагалась гостиная, и каждое движение, даже медленное, отдавалось туда.
Замерев, Кэт перевела дыхание.
На кухне очень вовремя закипал чайник.
Свесив голову над краем постели, она заглянула под нее и увидела дюжину пар обуви: они выстроились, как фаланга воинов в кожаных доспехах с пряжками, ремешками и каблуками. За ними стояли три матовых пластиковых контейнера: в одном лежали банковские счета и финансовая отчетность, в другом – снаряжение и одежда, купленные для единственного раза, когда они со Стивом поехали на природу в палатке; в третьем – записные книжки, дневники и книжки по самосовершенствованию. Рядом с контейнерами лежали одеяло, спальный мешок и три плюшевые зверушки, которых Кэт подарил бывший. Она прятала их от Стива, не в силах решить, оставить игрушки или отдать на благотворительность. «Наверно, ты держишься за свою боль».
А из угла у подножия кровати из-под запасного одеяла выглядывал деревянный ящик. Место не идеальное – эта часть кровати ближе всего находилась к двери, где тюремщики поставили табуретку, но, по крайней мере, ящик стоял близко к краю, и Кэт не нужно будет передвигать все вокруг него, отчего возник бы шум.
Шаги на лестнице.
Кэт вернулась в кровать и перекатилась обратно.
Едва коснувшись головой подушки, она отвернулась и медленно выдохнула.
Платок сидела на табуретке, хлебая кофе из кружки Кэт с логотипом «Elle» – сувенира на память. Кэт, закрыв глаза, думала о другом сувенире, из Гамбурга.
27
Огромный черный полог ночи пугал Хелен не меньше водных просторов, по которым она плыла, будто щепка. Звезды в бескрайнем небе застыли на немыслимой глубине. Хелен представилось, каким крошечным будет казаться ее тело с большой высоты, и ей стало только хуже.
«Не смотри вверх, не смотри вниз, не думай ни вверх, ни вниз. Думай о том, что впереди».
Хелен вынырнула как минимум минуту назад, и ее дыхание с сердцебиением теперь замедлились.
– Расслабься. Расслабься. Расслабься… – говорила она себе сквозь стук зубов. Расстегнув насквозь промокшие джинсы, Хелен стянула их – вместе с трусами. «Ну и насрать».
Она ныряла два раза, чтобы из последних сил отцепить вывернувшиеся наизнанку концы штанин от ступней. Находясь под водой, Хелен не могла разглядеть ничего ни в каком направлении – повсюду черно как смола. Продержаться под водой дольше нескольких секунд она не могла – от холода хотелось как можно скорее сделать вдох снова. Наконец джинсы поплыли рядом, как ручной зверек с длинными ушами, не желавший оставаться один.
Без штанов Хелен почувствовала себя еще более мизерной, зато теперь ноги двигались более гибко и свободно, но и сильнее ощущали холод. Может быть, лучше было остаться в джинсах: в них она чувствовала себя хоть немного теплей. Хелен оставила худи, чтобы увеличить шансы на выживание, и изо всех сил работала ногами, чтобы не утонуть.
«По крайней мере, вода спокойная.
Течения? Ничего не знаю. Не думать о течениях, и так полно всего.
Надо двигаться, или начну буксовать. Если медленно двигать руками и ногами в холодной воде… нет, нет, нет. Нельзя».
Когда паника покинула мысли Хелен, туда неизбежно вернулась ее дочь, словно Вальда просто зашла на кухню в поисках мамы или требовательно притопала в ее спальню, чтобы посмотреть, что мама делает. Перед внутренним взором встало улыбающееся личико дочки, словно готовившейся начать игру, потребовать угощение из шкафа над микроволновкой или объятие.
Хелен заплакала и сказала:
– Детка… – а потом, разозлившись, крикнула в небо: – Ублюдки! – и почувствовала себя лучше. Кричать было куда лучше, чем думать, что теперь у Вальды больше не будет мамы.
«Она будет жить с разваливающейся бабушкой, пока не окажется кое-где еще…»
– Нет. Нет. Детка… Она мое дитя.
«Дети все время лишаются родителей».
– Но не моя. Нет, нет. Только не моя. – Хелен выплюнула морскую воду. Она чуть погрузилась под воду, подставив лицо под осторожные удары волн.
Поглядев в сторону земли, Хелен разглядела вдали, там, куда уплыла лодка (уменьшившаяся до трех белых искр в темноте), неаккуратный полумесяц белого света – возможно, Брикберскую бухту. Но плыть до источника этого света было слишком далеко.