“Красивая? Молодая? Что?!”

Карла поднесла мне зеркальце и я со страхом перевела взгляд с неё на своё отражение.

Разглядывать было особенно нечего. Брови, глаза, кусочек лба, переносица. Ничего особенного, если бы не одна маленькая деталь - всё это было не моё.

Большие карие с золотистыми крапинками глаза. Ресницы пушистые и длинные. Брови черные, с кокетливым изгибом. И конечно же синяки, обрамляющие всю эту красоту. Но впечатления испортить они не могли.

Теперь стало понятно, почему меня спутали с Габриэлой Ловейрой. Если бы я встретила себя сейчас на улице, тоже бы никогда не подумала, что это я и есть - Оля Бобик. Серенькая, неприметная, светлоглазая и светловолосая, с бледными короткими ресничками и незаметными бровями.

– Ну, видите? Всё в порядке, - довольная Карла сверкнула белоснежными зубами и вернула зеркальце на место.

Я поблагодарила милую девушку, как могла, взглядом и закрыла глаза, притворившись спящей. Сердце люто колотилось, разум не справлялся с увиденным.

Карла, видимо, что-то почувствовала, взяла меня за руку и нащупала пульс. А потом сделала укол в вену. Сердцебиение постепенно улеглось, мысли стали вялыми. Снова захотелось спать и не просыпаться, пока с меня не снимут гипс и все бинты. Что они еще скрывали от меня?

Набираясь терпения, я стала подмечать детали, которые ускользали от моего внимания раньше. Например, прическа и макияж Карлы, как в старых фильмах или на винтажных открытках. В медицинской форме я не слишком разбиралась, а вот инструменты были явно устаревшие. Шприцы, например. Никакого одноразового пластика - стекло и металл. Также отсутствовало хоть какое-нибудь современное оборудование, те же мониторы с показаниями, пульсометры, автоматические тонометры.

Но самое главное, конечно, мои глаза. Зеркала я больше не просила: хватило и одного раза, чтобы моя туго забинтованная фляжечка засвистела. Только усилием воли я удержала в себе разум.

Нельзя сказать, что мне не встречались книги о попаданцах - я много читала. Однако, я предпочитала литературу как можно более реалистичную. Если фантастику, то научную. А попаданцы были чем-то уж совсем сказочным. Помню, я как-то недолго размышляла о том, что столько о них пишут и снимают фильмов, но в реальной жизни их никто не встречал.

И, кажется, я теперь поняла, почему. Просто все попаданцы боялись, что их сочтут сумасшедшими. Точно так же, как я сейчас. Поэтому, когда с меня сняли гипс и попросили назвать своё имя - для проверки речевого аппарата, каких-то реакций, не знаю, чего еще там, то я, не задумываясь, ответила:

– Габриэла-Роса Ловейра.

Доктор Перес довольно улыбнулся: мой речевой аппарат работал безупречно. Теперь он мог вплотную заняться моим восстановлением. После месяца, проведенного в гипсовых лангетах, я с трудом сидела, а ходила только по стеночке, и то с помощью Карлы.

Но силы восстанавливались быстро, и вскоре я всерьёз задумалась о том, кто я и как мне жить дальше. Зеркало окончательно перекочевало со стены ко мне на тумбочку. Тайком я то и дело разглядывала себя, привыкая к новому лицу и телу.

Уж не знаю, какой квест я прошла в прошлой жизни, и чем заслужила, но в этой судьба оказалась ко мне щедра в плане внешности. От старой серенько-никакой Оли Бобик не осталось и следа. Я поочередно то упивалась своей внезапной удачей, то боялась неизвестности до нервной трясучки.

В один из дней доктор Перес появился уже после обхода, причем не один. Его сопровождал человек в форме, на вид абсолютно мне незнакомой. Мундир с двумя рядами круглых пуговиц, рукава с желтыми обшлагами, над обшлагами пуговицы были в форме звездочек. Шляпа, похожая на треуголку. Её карабинер нес в руке, прижимая к боку.

Волосы черные настолько, что отливали синевой, как вороново крыло. Возраст, скорее, средний, но как следует я разглядеть не успела. Сердце глупо заметалось от мысли: “А вдруг я, то есть Габриэла, натворила что-нибудь и вместо шанса новой жизни я попаду под суд”.

Доктор кивнул офицеру на меня, а тот уверенно подтвердил:

– Да, это она!
– и четким шагом направился ко мне.

“Конец”, - холодея, подумала я и замерла, как кролик перед удавом.

– Сеньорита Ловейра? Позвольте представиться: капитан Луис Мигель. Можно присесть?
– он указал на стул, стоящий возле моей койки.

Я только судорожно кивнула и отложила зеркальце на тумбочку. Но промахнулась - оно перевесило и грохнулось на пол, разлетевшись на десятки осколков.

Доктор и карабинер суеверно перекрестились как-то по-своему, скрещеными пальцами, а я лишь вздрогнула, втянув голову в плечи. Может быть, я поторопилась, радуясь второму шансу на жизнь?

– Сеньорита, мне жаль быть вестником печали в вашей жизни, - он откашлялся и покосился на разбитое зеркало, - но вынужден вам сообщить, что ваш отец скончался. Это стало известно, когда вас обнаружили на берегу, а ваш баркас затушили. Мы бы сообщили вам и раньше, но доктор Перес запретил нам: вы были в плохом состоянии. Сеньорита Ловейра, как вы? Скажите что-нибудь…