Шрифт:
— Илья! Спасибо, что подождал! — он подбежал ко мне, пытаясь отдышаться.
— Без проблем. Так что ты хотел? Что за срочность?
Мы вышли на улицу. Слава замялся, явно не зная, с чего начать.
— Ну… в общем… я тут подумал… — он нервно поправил воротник своей куртки. — Я тут смотрю, как ты работаешь. Как диагнозы ставишь, как с пациентами… И в хирургии нашей… да и вообще…
— Слава, давай ближе к делу. У меня завтра сложная операция, голова и так кругом идет.
— Я хочу в хирургию! — выпалил он. — Терапия — это не мое. Это какое-то болото. Таблетки, капельницы, бесконечные анализы… А хирургия — это действие! Это реальная помощь! Это результат, который ты видишь своими глазами! Ты… ты не мог бы замолвить за меня словечко Шаповалову? Ну, чтобы он меня к вам перевел?
Я остановился и внимательно на него посмотрел. Глаза у него горели, он весь аж подобрался. Было видно, что это не сиюминутный порыв, а выстраданное решение.
В моем прошлом мире такой «финт» был бы невозможен. Терапевт и хирург — это две разные, почти не пересекающиеся вселенные, требующие отдельной многолетней ординатуры.
Физически невозможно было просто «перевестись».
Но здесь система была устроена иначе.
Ранг Подмастерья — это скорее «целитель широкого профиля». Ты, конечно, числишься за каким-то отделением, но по-настоящему узким специалистом, хирургом или терапевтом, ты становишься только на уровне Целителя третьего класса, сдав соответствующий экзамен.
А до этого момента… до этого момента у тебя есть право выбирать. И все, что нужно было Славе — это получить согласие Шаповалова, чтобы тот взял его «под свое крыло» для наработки нужного опыта.
— Ты уверен? — я спросил это совершенно серьезно. — Хирургия — это не только «действие» и «результат», как в кино. Это бессонные ночи, многочасовые операции, когда от усталости спина отваливается, и огромная, просто колоссальная ответственность за каждое твое движение.
— Уверен! — он решительно кивнул. — На все сто! Я готов учиться, пахать, дежурить, что угодно! Просто дай мне шанс попасть к вам!
Я задумался. С одной стороны, Слава был парнем неплохим. Старательным, неглупым, исполнительным. Но с другой… хватит ли у него того, что нужно настоящему хирургу? Хладнокровия в критической ситуации, твердости руки, способности мгновенно принимать решения, от которых зависит чужая жизнь?
— Так, двуногий, — встрял в мои размышления Фырк. — А почему бы, собственно, и нет? Хомяков у твоего Шаповалова и так перекомплект. Одним больше, одним меньше — велика ли разница? Зато у тебя среди них будет свой, проверенный, абсолютно лояльный человек. Очень даже практично.
А ведь он был прав.
— Хорошо, — сказал я вслух. — Я поговорю с Шаповаловым. Но ничего тебе не обещаю, ты должен понимать. У него свой взгляд на кадровую политику. И, Слава? Если он, каким-то чудом, согласится тебя взять… не подведи меня. Хирургия ошибок не прощает.
Он чуть ли не подпрыгнул от радости. Его лицо просияло.
— Я не подведу! Клянусь! Спасибо, Илья! Ты не представляешь!.. Я твой должник навеки!
Домой я добрался уже в густых сумерках. Усталость накатывала тяжелыми, свинцовыми волнами — день выдался на удивление насыщенным. А ведь завтра — операция. Моя первая настоящая операция в этом мире.
Телефон тихо пиликнул. Сообщение от Вероники.
«Приехала! Дико соскучилась! Может, встретимся? У меня есть бутылочка хорошего вина и отличное настроение». И подмигивающий смайлик.
Я усмехнулся. В любой другой день я бы, не раздумывая ни секунды, сорвался и поехал к ней. Но не сегодня.
«Прости, красавица, — быстро напечатал я в ответ. — Завтра очень важная и сложная операция, нужно как следует выспаться и подготовиться. Давай отложим до завтрашнего вечера?»
Ответ пришел почти мгновенно.
«Ну вот! А я так надеялась… Ладно, понимаю. Тогда удачи тебе завтра! Покажи им всем, как надо работать!»
Я убрал телефон и откинулся на спинку дивана, закрыв глаза. Завтра действительно решится многое. Не только судьба моего пациента Кулагина, но и моя собственная репутация как хирурга в этой больнице. Одно дело — ставить сложные диагнозы. И совсем другое — подтвердить свой класс руками, у операционного стола.
— Не психуй, двуногий, — раздался у меня в голове утешающий голос Фырка. — Все будет идеально! Ведь завтра будет не просто твоя первая операция. Это будет наша с тобой первая операция! Я буду сидеть у тебя на плече и подсказывать, где какой сосуд проходит! Я буду твоими глазами внутри пациента!
Я открыл глаза и серьезно посмотрел на него.
— Так, стоп, — сказал я. — Если ты действительно хочешь присутствовать в операционной, то слушай сюда очень внимательно.
Фырк тут же затих.
— Правило номер один, — я поднял указательный палец. — Ты полностью и беспрекословно молчишь. Никаких ехидных комментариев, никакой болтовни, никаких советов, пока я сам тебя не спрошу. Ты для меня — не советник, а живой диагностический инструмент. Понял?
— Понял, — пробурчал он обиженно.