Увидев нас, он тут же попытался приподняться на локтях.

— Лежите, лежите, Михаил Вячеславович, — я подошел к его кровати. — Геройства в сторону. Как самочувствие?

— Господин лекарь… Илья… — его голос, до этого сиплый, теперь звучал хоть и слабо, но крепко. Он дрогнул от сдерживаемых эмоций. — Я… я даже не знаю, как вас благодарить. Мне тут медсестры вкратце рассказали, что вы вчера сделали. Что нашли эти… опухоли, которые были неуловимы…

— Вот, кстати, об опухолях, — тут же встрял Фырк, который уже успел незаметно устроиться на спинке соседней кровати. — Спроси-ка у него, двуногий, не было ли в их благородном рабочем роду похожих странных случаев? МЭН-1 — штука генетическая, по наследству передается!

Черт, а ведь он прав.

Я настолько был поглощен самой операцией и ее последствиями, что совершенно упустил из виду этот важнейший аспект. МЭН-1 — это аутосомно-доминантное заболевание.

Это значит, что если у одного из родителей есть дефектный ген, то с вероятностью в пятьдесят процентов он передастся каждому из детей.

Это не просто болезнь одного человека. Это, возможно, проклятие целого рода. И мой врачебный долг — не просто вылечить его, но и предупредить о рисках для его семьи.

— Спасибо, мудрый Фырк, — со всей искренностью мысленно сказал я.

А вслух продолжил.

— Михаил Вячеславович, скажите, в вашей семье были случаи каких-то редких эндокринных заболеваний? У ваших родителей, братьев, сестер? Может, кто-то умирал от непонятных болезней, связанных с поджелудочной железой?

Он на мгновение задумался, нахмурив лоб.

— Отец… — наконец произнес он. — Отец мой умер молодым, ему и пятидесяти не было. От чего-то с поджелудочной, да. Лекари тогда толком ничего так и не объяснили, списали на пьянку, хоть он и не пил особо. Про брата и его осложнение вы знаете. А что?

— Ваше заболевание, скорее всего, передается по наследству, — пояснил я. — Так что я бы настоятельно рекомендовал вашей дочери пройти полное обследование. И внуку, когда он немного подрастет, тоже. Чисто для профилактики.

При упоминании внука лицо Кулагина мгновенно просветлело.

— Внук… — он смахнул с уголка глаза непрошеную слезу. — Я же думал, никогда и не увижу, как он вырастет. А теперь… теперь у меня есть шанс. Спасибо вам, лекарь. От всего сердца — спасибо!

— Еще рано благодарить, — вмешался в наш разговор Шаповалов, который до этого молча изучал карту пациента. — Впереди долгий процесс восстановления. Диета — строжайшая, до конца жизни. Никаких поблажек и нарушений. Через неделю выпишем домой, но будете стоять на учете у участкового целителя и регулярно сдавать анализы.

— Я все сделаю, как вы скажете! — горячо закивал Кулагин. — Теперь у меня есть, для чего жить. Внука на ноги поставить надо. Родители постоянно на работах пропадают, я для него теперь — главная опора.

— Поставите, — улыбнулся я. — С таким настроем еще и правнуков дождетесь.

Мы закончили обход на нашем этаже. Все плановые пациенты были стабильны, без сюрпризов.

— Ладно, пошли вниз, — сказал мой наставник. — Заскочим в приемный, посмотрим, что нам там за ночь привезли. Да и кофе выпить не мешало бы.

Мы спустились на лифте на первый этаж. В холле приемного покоя, как всегда, царила суета. Я как раз собирался что-то ответить Игорю Степановичу, как вдруг мой взгляд зацепился за знакомую сутулую фигуру у одного из смотровых кабинетов.

Там, у стола, сидела женщина лет сорока с измученным лицом, держась за поясницу. Рядом с ней суетился Максим Фролов, что-то быстро записывая на листке.

Я медленно пошел в его сторону.

— Ты куда? — удивился Шаповалов.

— Вы идите, Игорь Степанович, я вас догоню, — сказал я, пристально наблюдая за картиной.

— Как скажешь, — пожал плечами тот. — Мне кстати тоже нужно в одно место заскочить.

Он ушел, а я двигался в сторону Фролова и пациентки, и уже мог различить о чем они говорят.

— Так, значит, поясница болит уже неделю? — бодро, почти с наигранным энтузиазмом, говорил он. — Не переживайте, это классический остеохондроз, ничего страшного. Вот вам направление к неврологу, запишитесь на прием на следующей неделе.

Женщина, получив бумажку, с благодарностью кивнула и, кряхтя, поковыляла к выходу. Фролов с явным облегчением выдохнул, проводив ее взглядом. А затем… затем он просто отложил ее амбулаторную карту в сторону, даже не открыв журнал регистрации.

— Эй, двуногий! Ты это видел?! — тут же зашипел у меня в голове Фырк. — Он опять за свое! Он не записал пациентку! Просто сделал вид, что ее не было!

Я нахмурился. Один раз — случайность. Два раза — совпадение. Но три… три раза — это уже система. И разговоры мои на него не действуют.

— Максим, — я окликнул его, подходя ближе.

Фролов вздрогнул и резко обернулся. Увидев меня, он попытался изобразить радостную улыбку, но вышло жалко.

— А, Илья! Привет! Я слышал, операция вчера прошла успешно? Говорят, ты там настоящие чудеса творил!