— Вот это сервис! — искренне восхитился Артем, когда секретарь, едва заметно поклонившись, вышел и бесшумно прикрыл за собой дверь.

Через полчаса, как и было обещано, в дверь номера тихо постучали.

Вошедший официант в белоснежной форме бесшумно поставил на стол тяжелый хрустальный графин с водкой, запотевший от холода, и две тарелки с закуской — крупно нарезанные соленые огурцы и толстые ломти черного хлеба.

Просто, по-мужски, без изысков. Именно то, что нужно.

— За успешную операцию! — Артем с видимым удовольствием разлил прозрачную жидкость по массивным стопкам.

— Я пас, — спокойно отказался я. — Завтра рано вставать, голова должна быть ясной.

Я не осуждал его.

После такого стресса ему была необходима разрядка, и это был его способ ее получить. Но для меня операция не заканчивалась с последним швом. Она заканчивалась, когда пациент на своих ногах уходил домой. До этого момента я должен был быть в полной боевой готовности.

— Ну как хочешь, — он ничуть не обиделся. Сделал глубокий вдох, одним махом опрокинул стопку и с хрустом закусил огурцом. — М-м-м, хороша! Не то что наша больничная самогонка!

— У вас в больнице гонят самогон? — раздался в моей голове изумленный, аристократический голос Шипы. Она совершенно неожиданно материализовалась на спинке дивана рядом со мной, с нескрываемым любопытством разглядывая графин.

Я не ожидал ее появления так далеко от больницы.

— Что ты здесь делаешь? — мысленно спросил я. — Мой фамильяр в Муроме не может покидать территорию больницы далеко. А ко мне домой он вообще зайти не мог, говорил, что защитные заклинания не пускают.

— Во-первых, это не дом, а отель, — фыркнула она, грациозно укладываясь на мягкую обивку. — Здесь нет никакой защитной домовой магии, только безликая аура сотен временных постояльцев. А во-вторых… — она сделала паузу, с интересом разглядывая хрустальную люстру, — … я просто сильнее твоего бурундука. И мне было любопытно посмотреть на всю эту вашу человеческую роскошь. У нас в больнице все такое… белое и скучное. Так что там с самогонкой?

— Ничего. У Артема фигура речи такая, — мысленно ответил я, решив пока не развивать тему ее способностей.

Артем тем временем, не заметив моего короткого внутреннего диалога, налил себе вторую стопку и с наслаждением откинулся в глубоком кожаном кресле.

— Слушай, а ведь круто получилось! Приехали на одну ночь, а в итоге остаемся в таких хоромах! Жизнь иногда выкидывает забавные кренделя.

— Барон умеет быть благодарным, — согласился я, наливая себе стакан минеральной воды.

— И что завтра делать будем? Ну, с ним? — спросил он уже более серьезным, профессиональным тоном.

— Стандартный послеоперационный протокол. Контроль витальных функций каждые два часа, особенно артериального давления. Профилактика тромбоэмболических осложнений — компрессионный трикотаж он уже носит, завтра добавим низкомолекулярные гепарины. Антибиотикотерапия широкого спектра еще на пять дней. Главное — следить, чтобы не было рецидива гипертонического криза на фоне послеоперационного стресса.

Пока я говорил, я мысленно прокручивал в голове эту программу, которую в прошлой жизни повторял тысячи раз. Это была азбука, рутина, но именно от точности ее соблюдения зависело девяносто процентов успеха.

— Думаешь, опухоль всю убрал? — спросил Артем. Это был не праздный вопрос. Он, как анестезиолог, понимал, что даже крошечный оставшийся фрагмент мог свести на нет все наши усилия.

— Уверен, — твердо ответил я. — Но чтобы подтвердить это документально, нужно будет сделать контрольный анализ суточной мочи на метанефрины. Не раньше, чем через неделю, когда организм полностью очистится от остаточных катехоламинов.

Мы еще немного поговорили о медицинских деталях, обсуждая нюансы ведения пациентов после подобных вмешательств. Затем Артем громко зевнул.

— Ладно, я спать. Завтра большой день, нужно быть в форме.

— И я. Спокойной ночи.

Он ушел в одну из спален, а я еще на минуту задержался в гостиной.

Я смотрел на огни вечернего города за панорамным окном, но думал не о них. Завтрашний день действительно обещал быть интересным. И дело было не только в бароне, но и в его загадочной, недосказанной просьбе.

Кабинет главы Владимирского отделения Гильдии Целителей был обставлен с подчеркнутой, давящей солидностью. Все здесь говорило о незыблемости власти и традиций.

За столом, в массивном кожаном кресле, сидел сам хозяин кабинета, Магистр Аркадий Платонович Журавлев — мужчина с проницательными, никогда не улыбающимися глазами. Напротив него расположились Павел Андреевич Демидов и Илларион Вессимирович Харламов.

— Итак, господа, — Журавлев сцепил короткие, пухлые пальцы в замок. — У нас проблема. И имя у этой проблемы — Илья Разумовский.