Тревожно загудел ветер, разгоняя пробирающий до костей сквозняк. В его тихом стенании Александру послышалось нетерпеливое: «С-с-с-с-с-скоро…» Молодой лорд подернул плечами, прогоняя очередное глупое наваждение. Однако оно не исчезало, заползая в уши с мерзким шипением. Ему почудился гулкий топот маленьких ног, удаляющийся вглубь коридора.

«С-с-с-с-с-с-скоро!»

Леди Маршан резко повела головой, пламя свечей полыхнуло разом, бархат платья кроваво заалел.

Шум стих.

Женщина обернулась к Александру и одарила его белозубой улыбкой.

— Ну вот мы и пришли, милорд! Прошу вас. — Она распахнула дверь, весившую наверняка тысячи две фунтов. Та отворилась без единого звука, впуская их в комнату. Лорд с любопытством осмотрелся.

В центре огромной залы стоял длинный стол, прямо напротив камина, сложенного на средневековый манер, — здесь целиком поместился бы олень. По обоим краям от величавого щербатого стола ожидали гостей стулья со столь высокими спинками, что их можно было перепутать с королевским троном. На столе были лишь два блюда, прикрытых серебряными клошами.

— Присаживайтесь, лорд Карлайл, — пригласила его женщина и подняла клош, выпуская на волю ароматный пар.

Еда была простой: кусок мяса, аппетитный золотистый картофель и овощи. Желудок голодно заурчал, заставляя щеки юноши в который раз покраснеть, ответствуя за постыдный промах. Они отодвинули стулья, тяжелые ножки неблагозвучно цеплялись за пол с бурным визжанием. В камине весело потрескивали дрова, огонь щедро освещал суровую столовую.

Тепло и вкуснейший ужин разморили Александра, молчавшего всю трапезу. Он слишком проголодался и надеялся на понимание его неприличного нежелания вести беседу. Хозяйку, казалось, это ничуть не смущало: она с видимым удовольствием рассказывала длинную историю поместья, которое начало свою жизнь еще в одиннадцатом столетии.

В стародавние времена здесь стояло аббатство, веками крепчавшее и ширившее свое влияние, пока его не настигла церковная реформа Генриха VII. Аббатство разорили, сопротивляющихся монахов разогнали и пожаловали церковную собственность дворянину, превратившему хмурые монастырские помещения в настоящий замок для своей семьи. Годы шли, поколения сменяли друг друга, пока наконец поместье не перешло в наследство самой леди Маршан.

Александра мало интересовали истории чужих жилищ, более всего ему был приятен голос женщины, колокольчиком звеневший в его ушах. Он слушал вполуха, лишь изредка кивая впопад. Огонь живописно отражался на нежной шее, в тепле комнаты неповторимый аромат леди Маршан, казалось, обволакивал все тело Александра. До невыносимости захотелось узнать: имеет ли ее кожа вкус яблока? Дивная нега разлилась в нем, бережно на плечи снизошла легкость, и Александр впервые в жизни ощущал удивительное слияние своей плотской сущности с полетной бестелесностью. Хотелось лишь одного: схватить женщину и унестись вместе с нею на небеса.

Внезапно сквозь пелену спокойствия прорвался грянувший гром.

Казалось, столкнулись самые тучные облака, распухшие в обилии ледяной октябрьской влаги. Александр вздрогнул всем телом, испугавшись до помертвения. Блаженство ускакало прочь, изгнанное кнутом ярости природы. Сквозь хилые бреши его убаюкивающего кокона уродливыми паучьими лапами стали пробираться в глаза всполохи серых пятен. В их калейдоскопе помрачнел даже блеск леди Маршан. Ее движения показались Александру странными, незаконченными. Она жестикулировала словно плохо смазанный механизм, возжелавший совершить элегантный пируэт.

Но все это виделось ему лишь жалкое мгновение — Александр едва отсчитал три сердечных удара. Однако сия игра рассудка здорово растолкала задушенную было тревогу. Бешеный ритм пульса отстукивал настойчивый приказ ретироваться. Краем глаза Александр уловил монотонное мелькание теней у двери, что-то скреблось по стенам, ощущением ледяного страха пригвождая к стулу. И снова раздался уже слышимый лордом перезвон, будто с силой билось друг о друга нечто легкое и пустое.

Клубящиеся тени в поместье страшили, странное шуршание бередило инстинкты, но по-настоящему зловеще звучало то самое навязчивое позвякивание. В нем вибрировала неведомая сила, безмолвно заявляющая: она здесь, она внимает, она наблюдает.

Леди Маршан покосилась в окно за правым плечом Александра. Тонкие брови на миг недовольно сошлись, вызвав судорогу неудовольствия: она явно заметила перемену в настроении лорда. Ему отчаянно хотелось ощутить столь уместное в данном случае раскаяние за по меньшей мере странное поведение, но сквозь одеревеневшую в лавине противоречий внутреннюю твердь не пробивалось ничего. И в тот самый момент, когда в его малоподвижном теле напрягся даже затылок, голос хозяйки с удивительной легкостью вернул стремительно утраченное душевное равновесие.

— Дорогой лорд Карлайл! Мне должно быть стыдно за свою словоохотливость! — спохватилась она. — Вместо того чтобы проводить вас в покои и дать наконец заслуженное отдохновение, я сижу здесь и утомляю вас всяческими глупостями! Позвольте же предложить вам свежую постель и горячую ванну.

Она стремительно встала и даже не стала слушать срывающиеся с губ Александра заверения, что внимать ее истории было для него истинным наслаждением. Но то были лишь оправдания: он ни за что не отказался бы отогреться в горячей воде и растянуться на белых простынях, засыпая под колыбельную дождевых капель, бьющихся о стекло. Александр мучительно ощущал сырость своего костюма, каждый ком грязи, который принес на каблуках сапог, каждое нарушение этикета, вызванное проклятым происшествием с каретой. Горло саднило, в груди разрастался огонь, подпитываемый начинающейся простудой, усталостью и воображением, подкидывающим ему странные образы.