Шрифт:
— Ну, слушай… Тогда надо уже начинать рекламную кампанию. Мне нужно составить новый график.
— Отвянь, это не главное сейчас… Скажи-ка лучше, знаешь ли ты такого типа, как Этьен Сен-Симон? Богатые мужики с кучей связей — это твой профиль.
Вопрос на самом деле был наугад, как выстрел в воздух, но доля рациональности здесь присутствовала. Анри действительно откуда-то так или иначе знал всех, у кого водились большие деньги.
— Ой, Люк, — вдруг тяжело вздохнул тот. — Иногда меня страшно напрягает, что я целиком и полностью занимаюсь финансовыми вопросами. Ты даже таких элементарных вещей не помнишь.
— Каких? — поинтересовался он, настораживаясь от внезапного попадания в цель.
Ответ Анри оказался обескураживающим.
— Естественно, я знаю Этьена Сен-Симона… — Последовало многозначительное молчание. Наверное, он ждал, что Люк что-нибудь скажет, но тот лишь напряженно выжидал. Тогда Анри добавил с легким сочувствием: — Он — один из наших спонсоров.
— Ты шутишь? — задал Люк риторический вопрос, роняя изо рта сигарету. — У нас есть спонсоры?
— Я никогда не шучу на тему денег, — отрезал Анри. — Этьен Сен-Симон — меценат и экстравагантный тип… Сейчас он регулярно спонсирует фестивали, на которых ты выступаешь. Раньше переводил средства на счет нашего лейбла. Щедрый дар, а он, видать, твой фанат. Особенно неоценимой была его поддержка пять лет назад, когда я пришел, а вы, ребята, все по уши сидели в долгах и дерьме. Твое возвращение в шоу-бизнес — это его инициатива. Он дал деньги на запись твоего второго альбома, а также организовал концерты и рекламную кампанию. Я один, даже при всех моих предпринимательских талантах, не мог бы проделать такую адскую работу… Раскрутка звезд в реанимации — вообще, знаешь ли…
— Пять лет? — ошарашенно переспросил Люк, перебив его. — И ты скрывал?
— Я от тебя ничего не скрываю, — надменно заявил Анри. — Это ты не спрашиваешь. Пять лет назад я говорил, что тебе повезло, потому что у тебя есть я и Сен-Симон. Он позвонил мне сразу, как только я решил, что надо бы попробовать снова склеить ваш цирк-шапито, как если бы читал мои мысли. Ты даже подписывал бумаги, где стояло его имя, дубина! Ты вообще замечаешь, что происходит вокруг?
— Нет, — честно ответил Люк.
— Ну-ну. Пока, чудик, у меня звонок на другой линии, а ты можешь и дальше разъезжать на своем воображаемом пони…
Люк, обескураженный, остался стоять с трубкой у уха, продолжая слышать гудки.
Дэвид озадаченно смотрел на Танатоса. Они забыли про доску и свою игру. Теперь это были просто нелепые резные фигуры, которые ничего не значили.
— Это нечестно, — наконец сказал Дэвид, и в его голосе мелькнула укоризна.
Танатос только развел руками. Сейчас он даже оживился, и в землистом лице проявилось что-то озорное.
— Ты начал игру намного раньше этой партии.
— Но разве это противоречит правилам?
— …которых нет.
— Тогда о чем спор?
— О них. Так нельзя.
Танатос покачал головой, а Дэвид заметно помрачнел. Его разноцветные глаза сверкнули и погасли.
— Мой друг, но ты ведь знал, что партия — это просто… маскарад. — И широкая ладонь Танатоса небрежно смахнула все фигуры на пол. — Жизнь и смерть не определяются расстановкой на шахматной доске, даже если игроки — мы. За этим стоят более сложные схемы, и имя им — судьба. Я просто… хотел развлечь моего лучшего гостя.
Дэвид задумчиво поглаживал подбородок, не отвечая Танатосу. Его мысли ушли куда-то далеко, и он словно видел нечто большее, чем внезапно опустевшая доска.
— Тогда я тоже вмешаюсь. — Он поднял на него решительный взгляд. — Я дам ему время, которое ты у него отбираешь.
— Ты не изменишь исхода.
— Да, но я помогу ему завершить начатое. В этом смысл его жизни, а не в том, что определил для него ты.
Танатос осклабился и дружелюбно сообщил:
— Что ж… пока жив, он твой.
— Они оба мои, пока живы, — подмигнул Дэвид темным глазом.
And death keeps knocking at our door. So we open a door And we die a bit more. И смерть продолжает стучать в нашу дверь. Мы открываем дверь И понемногу умираем. HIM «Our Diabolikal Rapture»Глава девятая
Незнакомые отражения
Говорят, во тьме зародилась жизнь, в ней же она и умрет.
Говорят, во тьме все едино.
Во тьме снов Алисы царил Якоб. Он обжил это безымянное пространство, сделал его своим домом.
У Якоба не было начала, не предвиделось и конца. Как фрагмент вырезанной кинопленки, он продолжал длиться, пойманный в ловушку времени. Но теперь он нашел себе место, потому что Алиса вывела его наружу.
Он пробрался из мира мертвых в ее голову.