Шрифт:
Камила перебирала содержимое рюкзаков.
— По дороге сюда я приметила продуктовый магазин.
— Но у нас есть каша и макароны.
— Макароны?! — Она скривилась. — Шутишь? Я жажду мяса. Сочной свинины. И холодную, мать ее, запотевшую баночку «Радегаста».
При мысли о пиве рот Корнея наполнился слюной.
— А что вы, украинцы, едите?
— Сало. Соленое, с молотым перцем, на кусочке ржаного хлеба.
— Животный жир? Звучит мерзко.
— После всего этого я обязательно научу вас есть сало. И селедку. С маринованным луком, с вареной картошкой, залитой сметаной.
— Под водку?
— Непременно под водку. Рюмки должны постоять в морозильнике, покрыться инеем — так лучше вкус. И главное…
Что там главное в питие водки, он не рассказал: Оксана прошла мимо болтающих друзей и встала вполоборота у кромки озера. Она была обнажена; нагота ослепляла и будоражила. Остолбеневший Корней смотрел на маленькие идеально округлые ягодицы, узкие мальчишеские бедра. Оксана подняла руку, поправляя прическу, и с ней поднялась и качнулась, опьяняя, пышная грудь — та ее часть, которую видел Корней.
Невразумительно замычал Филип.
— Повезло тебе… — шепнула Камила покрасневшему Корнею.
Оксана обернулась, прикрывая ладошкой груди.
— Что? — невинно спросила она.
Филип потупился.
— А это идея! — воскликнула Камила.
— Присоединяйтесь!
— С удовольствием. Мальчики, не фотографируйте!
Камила разделась до нижнего белья и посеменила к озеру. Оксана уже входила в воду, охая и обнимая себя за плечи.
— Устроили, — проворчал Филип, — нудистский пляж…
— Ах ты черт, как хорошо! — воскликнула Камила.
Оксана поднырнула, всплыла, лучась. Будто смыла тревоги, как дорожную пыль. Будто не было расстрелянного Альберта и горящих заживо камикадзе, не было Вика и корчащегося на капоте лунатика.
Корней скинул провонявшую пожаром рубашку, стянул джинсы и футболку. Помешкав, избавился от трусов.
— Да тебя надо откармливать, малыш! — Камила плеснула в него студеной водицей.
Оксана улыбалась и наблюдала за Корнеем. Померещилось, или она смотрела прямо туда?
Волна окатила ступни. Корней заохал.
Вошел: по щиколотки, по колени.
— Не дрейфь, — сказала Камила. — Мигом привыкнешь.
Оксана омыла лицо; сквозь воду проступали полукружья грудей, темные монетки сосков. Корней почувствовал, как твердеет и увеличивается член. Он повернулся к берегу и поспешно заслонил гениталии.
— Идемте с нами.
— Ни за что… — пробурчал Филип.
— Идем, идем! — подначивала Камила. — В твоем возрасте закаляться полезно.
— Слышали анекдот? — Филип полил дрова горючим. — Моему отцу восемьдесят, и он купается в проруби. Мы с мамой задолбались лечить старого дурака.
— Ха-ха.
Корней развел руки в стороны и спиной рухнул в озеро. От холода в голове словно вспыхнуло очищающее синее пламя, испепелило, пускай ненадолго, ужасающие образы и тоскливые мысли.
Так в детстве он прыгал с моста, чтобы в илистой реке перестать бояться отчима, перестать ненавидеть мать.
— Да вы все синие, — заметил Филип. — Как твои яйца, парень?
— Н-н-нормально, — ответил Корней, чья мошонка пыталась втянуться в тело.
Оксана подплыла сзади и притиснулась к нему:
— Погрей меня.
Он ощутил кожей мягкое и полное, живое. Оксана дрожала, окоченевшие руки скользнули по его торсу и легонько, как бы случайно, коснулись пениса, скукожившегося от перепада температуры.
— Ты красивый, — шепнула она, — ты самое хорошее, что у меня было…
Импульсивно оттолкнувшись, оставив его переваривать комплимент, Оксана поплыла к Камиле.
Птичья стая летела клином над шуршащими соснами.
— А сходим-ка мы с дядей Филипом в магазин, — сказала Камила, отряхиваясь. И подмигнула Корнею. — На полчаса, а то и минут на сорок.
5.7
Они выехали за город, когда в сумочке мертвой женщины завибрировал телефон. Женщина развалилась на заднем сиденье «фольксвагена». Из глазницы торчала отвертка. Выбросить труп не дали лунатики, ошивающиеся на причале.
— Звонят, — сказал Томаш.
— Слышу! — цыкнул Адамов.
Он хмуро смотрел на кожаную сумочку фирмы Michael Kors. Томаш вел автомобиль. Постоянно чесался, ужасно нервируя Адамова.
С парома они спасались вплавь и промокли до нитки. «Не хватало сдохнуть от пневмонии…» — скрипел зубами Адамов. Мутант и его доходяги уничтожили убежище. Адамову было плевать на придурка-сержанта и полусумасшедшего американца, равно как и на торчка Вика, и четвертого выскочку. Но ему нравилась сауна, нравились сигары капитана, китель и связанная телка в ВИП-каюте.