"Что-то случилось", - пробормотал Эрнандес, замедляя шаг, а затем останавливаясь.

Джонсон тоже остановился, но выглядел раздраженным. Его напряженные зеленые глаза были как бетон. "Держи себя в руках, Эрнандес. Я не собираюсь опаздывать".

Эрнандес огляделся вокруг и убедился, что только что прозвучала какая-то новость. Молодой мичман побежал в сторону доков, и Эрнандес схватил ее. "Что случилось? Что случилось?"

"Нью-Йорк атакован. Приказано оказать поддержку прямо сейчас".

Эрнандес взглянул на Джонсона, который сменил раздражение на растерянность. Взгляд, которым он одарил молодого мичмана, мог бы вскипятить воду. "Что значит "под атакой"?"

Женщина высвободила руку из его хватки. "Я имею в виду, что эти камни - именно то, чего мы все боялись. Они что-то принесли сюда".

"Что..."

"Мне нужно идти." Мичман побежала прочь.

"Нам нужно идти на брифинг", - сказал Джонсон.

Не имея контраргументов, Эрнандес последовал за своим командиром в сторону ангара 4. Когда они присоединились к остальным офицерам, паника охватила всю территорию базы - мужчины и женщины ругались и плакали. Некоторые из них были из Нью-Йорка или имели там родственников. Многие бежали, возвращаясь на свои корабли или машины. Большинство помнили о своем долге и оставались, даже когда соленые слезы окрашивали их щеки.

Когда адмирал Кирш появился перед ангаром в полном облачении, в огромном помещении воцарилась тишина. Шестидесятилетний мужчина выглядел сорокалетним, с широкой грудью, полной медалей, и толстыми смуглыми руками, уверенно сложенными по бокам. Жизнь в море закалила этого человека, и даже сидячая командная работа не смогла смягчить его. Когда он окинул взглядом собравшуюся аудиторию, казалось, что он смотрит на каждого человека в отдельности. Эрнандес почувствовал холодок.

Кирш говорил медленно, следя за тем, чтобы каждое слово стояло отдельно. "Мы. На. Войне".

Воздух завибрировал. Никто не осмеливался издать ни малейшего шепота.

Кирш продолжал. "Десять минут назад Нью-Йорк подвергся нападению. Некоторые из вас, возможно, уже видели кадры, но это ничего не говорит о масштабах того, с чем мы столкнулись. За последние сорок восемь часов по всему миру было обнаружено более шести тысяч черных камней, и, насколько мы можем судить, каждый из них просто открылся и выплюнул что-то инопланетное. Наш враг: неизвестен. Их намерения: неизвестны. Одно мы знаем точно: они здесь, чтобы убить нас. Мужчин, женщин и детей. Резня идет прямо сейчас, в Нью-Йорке, почти во всех других городах, которые вы можете назвать".

Кто-то в аудитории издал придушенный всхлип, но никто не осмелился повернуться, чтобы посмотреть, кто это.

Кирш оставил эту небольшую заминку без внимания. Он продолжил: "Передо мной собрались одни из самых гордых, жестких и умных мужчин и женщин, которыми располагают Соединенные Штаты Америки. Каждый из вас боится возможности войны; я знаю это, но каждый из вас готов к ней - он готовился к ней. Вы поклялись служить своей стране, но вы не нужны своей стране. Вы нужны миру. Наш враг злобен и неизвестен. Мы будем сражаться с ними на земле, начиная вслепую и нащупывая свой путь. Но мы победим, не сомневайтесь в этом. Враг устроил нам засаду, застал нас врасплох, но это их первое и единственное преимущество. У нас есть оружие. У них - нет. У нас есть техника. У них - нет. У нас есть военно-морской флот Соединенных Штатов, самые злобные отморозки на всей этой чертовой планете. Вы меня слышите?"

Раздалось одобрительное восклицание, но ему не хватало громогласности. Офицеры все еще были в шоке.

"Большинство из нас отправится отсюда, чтобы оказать помощь Нью-Йорку, - сказал Кирш, - но будут и другие, у которых другие цели. Только на восточном побережье находится более сотни этих забытых Богом камней. С этого момента мы будем называть их вратами, потому что, друзья мои, они таковыми и являются. Наш враг пришел откуда-то еще, мне плевать, но мы точно отправим их обратно с поджатыми хвостами".

Еще одно приветствие. На этот раз немного более восторженное.

Кирш покраснел лицом. "Впервые в нашей истории как вида мы вступим в войну не из-за жадности, религии или политики, а ради выживания. Впервые мы будем единым человечеством против врага, который хочет уничтожить нас. Неужели мы, мужчины и женщины ВМС Соединенных Штатов, позволим им это?".

Аплодисменты. "Нет!"

"Я спрашиваю, неужели мы, блядь, позволим им это?"

Громкие аплодисменты. "Нет, сэр!"

"Тогда возвращайтесь на свои посты. Заводите двигатели и начинайте войну. Пусть наш враг смотрит на свои отражения в лужах собственной крови. Пусть они..."

Земля задрожала под ними. Воздух взметнулся вверх.

Взрыв, мощный и громкий.

Блеск исчез, а паника нахлынула вновь. Собравшиеся офицеры спотыкались. Никто из них не понимал, что происходит. Никто не взял на себя ответственность. Даже Кирш выглядел растерянным.

Началась стрельба.

"На боевые посты", - прокричал Кирш. Несмотря на то, что ни у кого не было назначенных постов, это было достаточно эффективно, чтобы заставить всех двигаться.

Джонсон двинулся, но Эрнандес не мог сдвинуться с места. Звуки продолжающейся стрельбы снаружи наполняли его вены "сиропом" и тяготили его. Он никогда раньше не участвовал в перестрелках. Он не был морским пехотинцем.