Сэнди обыскал все, что мог, но нашел лишь кота, который сидел на капоте ковбойского пикапа и смотрел в его окошко. Мальчик понаблюдал за ним, а потом вернулся в поле, где его мать шуршала палкой по кустам.

Но они не нашли никаких следов.

Кролики пропали.

Фуллер позвонил Ридеру утром и назвал имя. Ридер его поблагодарил.

– За что? – спросил Фуллер и повесил трубку. Ридер сидел, слушая тишину, пока на линии не раздались гудки. Затем все же повесил трубку и позвонил Мэри, попросив ее пробить имя по базам ДОБ и НЦИП [22] .

– Нужен последний известный адрес, водительское удостоверение – все, что сможешь найти.

Он уже собирался закончить разговор, когда услышал вопрос Мэри:

– Дорогой? Как там его зовут?

– Я разве не сказал?

– Нет, не сказал.

По тону ее голоса он слышал, что ее терпение было на пределе.

– Прости. Фамилия – Стиллуэлл. Имя – Тревис.

– Тебя что, там в Галвестоне на солнце разморило?

– Вроде того, – ответил он, но она уже отключилась.

Рейнджеры пересекли Бразос и въехали в Грандвью. На первый взгляд городок этот был по-техасски симпатичен: всего одна полоса магазинов и кирпичных зданий, выступавших из углов, будто носы древних кораблей, отчего становилось легко представить пыль и лошадей с экипажами, что ездили здесь в прежние времена. И вместе со всем этим – и прежний уклад жизни. Не всегда легкой. И не всегда справедливой.

Сесил, вытягивая шею, дважды обошел здание суда округа Коул.

– Красота, да?

Ридер видел перед собой лишь три этажа сверкающего известняка, увенчанного башней с часами, в которой была еще пара этажей.

– Воплощение справедливости, если на то пошло, – сказал он. – Жаль только, о людях, которые там работают, этого не скажешь.

С городской площади они направились на юг через кварталы деревянных домиков, заправок, киосков с гамбургерами и автокинотеатров. За всем этим тянулась, извиваясь яркой зеленью, река. Они ехали по узкому шоссе на юго-запад, и дома быстро исчезали, оставляя за собой только раскинувшиеся травянистые поля, прошитые железнодорожными путями. Под усеянным облаками небом простирались низкие рощицы. Сесил посигналил прямо на узкую мощеную дорогу, и вскоре деревья уступили трейлерам и хибарам, которые тянулись теперь по обе стороны.

– Здесь, – сказал Ридер.

– Вижу почтовый ящик, – сказал Сесил. – Н. Стиллуэлл. Это отец?

– Полагаю, что так.

Они подъехали и припарковались у обочины.

Дом, в котором Тревис Стиллуэлл провел свое детство, представлял собой невысокое ранчо, чуть в стороне от дороги, окруженное колючим плетнем, взбирающимся по кирпичным стенам. На переднем дворе разрослась большая дикая мимоза.

Рейнджеры вышли из машины и огляделись вокруг. Единственный дом по соседству располагался на другой стороне улицы, на краю леса. Дом с просевшим крыльцом. Там стоял мужчина в пожелтевшей майке и следил за ними. Он поднял руку, явив сморщенную кожу в области подмышек.

Сесил помахал в ответ.

– Я, пожалуй, пройдусь туда, – сказал он. – Поспрашиваю его.

– Давай, вперед, – сказал Ридер.

Он проследил за тем, как Сесил ушел, услышал, как тот поздоровался со стариком через улицу, после чего отвернулся и подошел к пыльной подъездной дорожке и обошел дом Стиллуэлла. Задний двор со всех сторон был окружен густым лесом. В дальнем конце участка возвышался дуб, в который когда-то попала молния. На самой низкой его ветви висели качели из покрышки. За деревом располагался старый сарай, а за ним – заросший двор, который спускался к железнодорожным путям. Ридер видел, как над рельсами мерцал горячий воздух.

Он миновал угол дома и услышал, как за ним что-то прошаркало. Ридер учуял внезапную вонь немытого тела и мочи, обернулся – и увидел бродягу, привалившегося к стене дома, а рядом с ним, будто грязная тряпка, – маленькую белую дворняжку. Мужчина был пожилой, в армейском пальто на два размера больше. К себе он прижимал бутылку чего-то дешевого. Зубы у него отсутствовали, а нос, пронизанный сетью лопнувших капилляров, был размером с кочан цветной капусты. Собака изобиловала блохами – Ридер видел, как они скакали по спутанной шерсти. Животное с влажными, слезящимися глазами лежало у ног старика на куче тряпья.

– Мы тут продаем дом, – сказал бродяга, прижав бутылку и собаку поближе к себе. Руки у него дрожали. – Слишком много латиносов. Латиносов и нигеров.

Ридер сунул руку в бумажник, насколько мог, уверенным движением, и достал десятидолларовую банкноту.

– Пожалуй, мне сперва следует осмотреться, – сказал он. А потом указал на пса: – Он же не будет против, да?

Старик выхватил банкноту.

Ридер вошел в дом через заднюю дверь, которая явно была когда-то взломана. Внутри невыносимо воняло мусором. Ридер прикрыл нос запястьем и двинулся во мрак. Задержался в проеме, некогда служившем детской спальней. Там еще стояли кровать, комод и прикроватная тумбочка, а вдоль стен было развешано несколько постеров с выцветшими динозаврами. Кто-то пририсовал одному из тираннозавров ярко-зеленый член такой величины, что тянулся по всей стене. Крыша в дальнем углу протекала, а потолок, обшитый сосновыми панелями, почти весь почернел от плесени.

На детском матраце по центру комнаты возвышалась почти аккуратная кучка человеческого дерьма.

В спальне напротив на полу валялись пустые баллончики и использованные презервативы. Большой матрац был задвинут в угол и разорван по центру. Ридер заглянул в шкаф, который стоял в этой комнате. Там на вешалке висел черный кожаный ремень. Он протянул руку и коснулся пряжки.

– Проник в частную собственность, – прошипел кто-то у него за спиной.

Он обернулся, положив руку на пояс.