– Я тоже девственник, – говорит он.

– Ну еще бы, – сказала она. – Когда мы это сделаем, у меня пойдет кровь.

– Знаю, – говорит он.

– Но прежде чем сделаем, нужно еще кое-что. Я про это читала в журналах, которые мой старик получает по почте. Их присылают в коричневой бумаге, чтобы не было видно, что там, но я знаю, где он держит их у себя в комоде. Там есть фотографии и все такое. Тебе для этого нужно снять ремень.

С колотящимся сердцем он расстегивает ремень. Вынимает его из джинсов. Кладет, точно подношение, на сиденье между ними. Она купила этот ремень в палатке неподалеку, где бородатый старик натянул его на большом плоском камне и поочередно проштамповал каждую букву имени Тревиса, а потом аккуратно покрыл их лаком. Она наблюдала за этим, не говоря ни слова и завороженно глядя широко раскрытыми глазами, в которых отражались бегающие огоньки соседнего тира и бассейна с уточками.

Она снимает свитер через голову, делает ловкое движение за спиной, и ее грудь тотчас свободно вываливается из расстегнутого лифчика, и есть в ней что-то одновременно нежное и нелепое. Под ключицей у нее – родинка. Она берет ремень с сиденья, вытягивает во всю длину и щелкает им – звук его оглушителен в тихом салоне, – и легонько обматывает вокруг своих плеч.

– Сделаешь, что скажу? – спрашивает она.

– Сделаю.

– И когда скажу.

Еще кивок.

– Иди сюда, – говорит она, – и узнаем, каково это.

Он подбирается к ней через сиденье.

В конце ремень затягивает ее горло на четвертом отверстии. Он возится с застежкой, пока она возится с его джинсами. Она берет его в рот, всего на секунду, а потом отстраняется, поворачивается на сиденье и задирает юбку выше бедер и предстает перед ним без трусиков – будто собака, которая хочет, чтобы ее трахнули. Он видит ее, чувствует ее запах и вскоре оказывается в ней, вонзается с силой, и она кричит, и у нее идет кровь.

– Ой, больно, – говорит она, – ох, туже. Туже…

Он стягивает ремень. На одно отверстие. И еще на одно.

– ТУЖЕ!

Уже туго, насколько возможно.

Он входит в нее, ее руки крепко прижимаются к оконному стеклу, ее тело сотрясается в судорогах, и он поначалу думает, что у девушек это происходит вот так, но когда он выходит и падает на рулевую колонку, скользкий после нее и поникший, она поворачивается в кресле, взмахивает руками. Лицо у нее разрумянилось, глаза выпучены. Он видит, что ей нехорошо, что она умирает, и смотрит на нее несколько секунд, пораженный тем, что натворил: его причиндал снова твердеет при виде ее – а потом она ослабляет ремень и падает на сиденье, резко втягивая ртом воздух, у нее выступают слезы.

Он пытается обнять ее, но она его отталкивает. Она пытается заговорить, но не может. Это и к лучшему, думает он. Наверняка она ничего приятного не сказала бы.

Они застегивают одежду, почти ничего не говоря. Они опускают окна, наполняя салон свежим воздухом. Он подвозит ее к трейлерному парку, где она живет, и они несмело прощаются, даже не поцеловав друг друга. Он подъезжает к своему дому с включенными фарами в начале первого, надеясь, что его старик не подстерегает его в комендантский час. Он входит в потемневший дом, свет нигде не горит, и он понимает, что ему повезло. Старик спит.

Он прокрадывается в свою спальню, стягивает с себя джинсы, рубашку и ботинки. Вынимает из джинсов ремень и сворачивает его в тугой клубок. Кладет на прикроватную тумбочку так, чтобы можно было прочесть первые буквы его имени: Т, Р и Е. Остальные не видны из-за изгиба ремня. Он думает о выражении ее лица, когда она в ужасе вытаращила глаза – в них каким-то образом стоял мудрый, знающий взгляд, – и вспоминает свою мать и ее неуемный смех, кровь, стекающую по ее лицу. «В смерти есть секрет», – понимает он и засыпает поверх одеяла на своей узкой кровати. Прохладный осенний ветерок шуршит шторами у открытого окна.

Перед рассветом отец врывается в его комнату, стаскивает его с кровати и швыряет в стену. Он едва успевает проснуться, когда стариковский кулак зажимает его левое ухо – ощущение такое, будто жалит оса. Зажимает локтем ему горло, выбивая весь воздух из легких.

– Ты во что вляпался? У меня кровь на сиденье пикапа. Кровь, Тревис. Что ты натворил?

– Это была девушка, пап, просто девушка.

– Натворил что?

– Ничего… мы просто… просто…

Но вдохнуть воздух не удалось.

– Просто девушка, – произносит отец.

Тревис моргает.

– Просто девушка.

Он убирает локоть, и Тревис съезжает по стенке, кашляя и отплевываясь. Отец отступает и садится на край кровати. Замечает на тумбочке ковбойский ремень, который девушка купила Тревису на ярмарке. Отец смотрит на ремень, на имя сына на нем. Берет его и скручивает у себя в руке.

– Ты был с девушкой, – говорит он. – В моей машине.

Тревис садится на пол, вытягивает ноги перед собой.

– Мы не собирались. Просто так получилось.