Да.

Рыжий кот сидел на капоте пикапа и глядел в окошко.

Сэнди.

По телу мальчика пробежала дрожь.

По долине прошелся ветер, заиграв колокольчиками на крыльце. Старая мельница повернулась, и бельевая веревка за домом затрепетала, будто большие крылья.

Солнце садилось.

Иди ко мне, Сэнди.

На мгновение показалось, будто гряда облаков пронеслась над холмами, чтобы заслонить последний дневной свет, и взгляд Сэнди помутнел, как стекло от дыхания. Но ничто из этого не происходило на самом деле – или же нет? – и когда он покачал головой, это ощущение исчезло.

Вдалеке под холмом, он увидел, как кот, прижав уши, спрыгнул с пикапа.

Сюда. Сейчас.

Кот зашипел и убежал под дощатый настил.

Мальчик сжал потные кулаки и проглотил ком в горле. Вспомнил храбрость мамы, то утро, когда они впервые увидели кемпер у себя на участке…

там может оказаться любой подонок

…и спустился с холма.

У него дрожали колени.

Солнце уходило за горизонт, напоминая полуприкрытый глаз.

Он залез на радиаторную решетку пикапа и заглянул в окошко. Увидел в нем свое отражение, несмотря на грязь, – искаженный образ светловолосого мальчика в вельветовых брюках и зеленой рубашке с длинными рукавами. Он опустил глаза на бампер. Со стороны водителя там была вмятина. Сэнди провел по ней пальцем. Затем подошел к задней части кемпера и встал на нижнюю ступеньку металлического крыльца. Прислушался: не хлопнет ли дверь в доме, не позовет ли его мама. Но нет: в спину ему только дул ветер. Он поднялся выше и потянул за щеколду.

Оказалось заперто.

Сэнди спустился. Задумался на минуту. Взял тяжелый шлакоблок из штабеля возле мотельной кладовки и подтащил его под окно у кухонного уголка кемпера. Встал на шлакоблок – точно как на баптистерий, подумал он, для детей и невысоких, – и стер с окна дорожную пыль. Всмотрелся в помещение. Увидел кран, плиту, стопку посуды в раковине. Деревянные шкафчики и шелушащийся линолеум, баночку арахисового масла рядом с открытой упаковкой соленых крекеров на обеденном столе.

Что-то щелкнуло у него над головой.

Сэнди, встрепенувшись, посмотрел вверх.

Включилась флуоресцентная лампа, что возвышалась над кемпером, и теперь во всех остальных фургонах на стоянке происходило то же самое. Лампы включались одна за другой.

Он вгляделся в окно кухонного уголка и краем глаза увидел: слева, где было спальное место, что-то шевельнулось. Мелькнуло что-то белое. Рука. Нога. Что-то отступило в тень, как тарантул из диафильма, который он смотрел в школе.

Сэнди поднялся на цыпочки и сощурил глаза.

Не сумев ничего разглядеть, слез со шлакоблока, обошел пикап спереди и пригляделся поверх кабины к окну перед спальным местом. По стеклу тянулась трещина, заклеенная скотчем.

Сэнди обернулся на дом – тот был залит золотистым светом.

От солнца теперь едва виднелась лишь четверть.

Поля и склоны за мотелем окрасились фиолетовым и пестрели последними отблесками падающего на них света.

Сэнди взобрался на капот пикапа. Перелез по металлической поверхности и, сложив ладони лодочками, прижался лицом к треснутому окошку.

Увидел ковбойское спальное место, где лежал голый матрац.

Дал глазам привыкнуть к тусклому свету, что проникал через тонированное стекло.

Прижался лицом еще сильнее.

Что-то стукнуло по окну изнутри.

Сэнди дернулся и упал плашмя на капот.

Металл под ним прогнулся.

Солнце исчезло, и единственный свет теперь пробивался сквозь облака над ним, а за ними густела лишь зловещая тьма.

Сэнди лежал и смотрел на женское лицо в окошке перед собой. Кожа у нее была белая, как шерстка его кроликов. Она наклонялась вбок, опершись на локоть и улыбаясь. Губы ее розовели. Одну руку она прижимала к стеклу, растопырив пальцы. Пошевелила губами, и хотя он не мог ее слышать, каждое слово было ему знакомо. Она назвала его по имени. Произнесла с таким влажным, сочным звуком, будто вгрызлась в спелое красное яблоко. Сэнди видел в тусклом свете язычок в глубине ее горла и ключицы с изгибом грудей под белым платьем. Он лежал неподвижно, распростершись на капоте пикапа и глядя на то, как женщина отняла руку от стекла и тонкая бретелька скользнула по плечу, отчего ткань платья оторвалась от левой груди, будто осенний листок. И он снова слышал, как она произносит его имя, только на этот раз ее улыбка стала шире, а лицо исказилось, и затем его словно парализовало, когда эта чудовищная женщина стала смеяться…

Я тебя вижу, Сэнди. А ты меня?

…он перекатился по капоту и упал, а потом вскочил и ринулся наутек что было мочи.

Он побежал к дому и не оглядывался. Боялся, что, обернувшись, увидит эту страшную, отвратительную тварь, глядящую на него с улыбкой, с ухмылкой. Зовущую его по имени. Ее круглое лицо посерело, ясные зеленые глаза почернели, как мраморные китайские шашки, а рот, который произносил его имя, будто пробуя его на вкус, заполнился чем-то белым, что корчилось между кривых зубов, подобных кровельным гвоздикам, слишком многочисленным, чтобы их сосчитать.