— Каким образом? — поинтересовался он.

— Поговори со мной! — она жалобно взглянула на него. — Давай просто присядем где-нибудь в сторонке и поболтаем…

— И завтра при дворе и в гостиных будут строить догадки, о чём мы с тобой беседовали?

— Это поможет мне восстановить доброе имя.

— Хорошо, — сдался он.

— А я пойду, — заявил Джин Хо, направившись к двери.

— Но может… — кинулась было за ним Аламейра.

— Нет, я уже наелся, — отмахнулся тот, и Марк удержал свою подругу, чтоб позволить лису уйти.

— Тебе обязательно нужно его общество? — улыбнулся он. — Или, может, хватит моего?

Когда они проходили через зал, Марк увидел в стороне присевших на диван Жеральдину и Доротею. С ними была дама средних лет в светлом платье с открытыми плечами и локонами, как у юной девицы. Эта дама, склонившись к Доротее, что-то эмоционально говорила с жалобным лицом, та слушала и сочувственно кивала, а Жеральдина со скучающим видом обозревала зал. Уже входя в ту самую небольшую гостиную, он поймал её острый, настороженный взгляд.

— Что это за дама сидит вместе с Жеральдиной? — спросил он у Аламейры.

— Анна Дюшарм, — ответила та. — Она богата и несчастна. Ей не повезло родиться с таким лицом и хватило глупости выйти замуж за молодого повесу. Теперь она страдает.

— Больше, чем ты?

Она одарила его мрачным взглядом, но потом пожала плечами.

— Я жалуюсь только тебе и паре близких подруг, а она — всем подряд. Это утомляет, но она слишком богата и влиятельна, чтоб выставить её за дверь.

На следующий день Марк не стал торопиться на службу. Накануне он всё-таки отдал приказ арестовать барона де Ронссака, поскольку уже располагал весомыми доказательствами его злоупотреблений на строительстве Бренонской цитадели. При этом он не торопился с допросом, так как хотел, чтоб барон какое-то время провёл в камере, теряясь в догадках, что накопала против него тайная полиция короля, а заодно накрутил бы себя, ожидая худшего и представляя самые ужасные последствия своего ареста. Марк уже знал, что порой такая пауза, когда подозреваемого на пару дней «забывают» в тёмной камере, способствует искренности признаний куда больше, чем самые опытные палачи.

Потому, разобрав с помощью Монсо утреннюю корреспонденцию, он, взяв с собой оруженосцев и двух рыцарей охраны, отправился к Альберу де Ривалю, участвовавшему в качестве секунданта Жеральдины де Ренси в её недавней дуэли с Леонаром Бернье.

Юный поэт жил в небольшой, но богато обставленной квартире на улице Сломанного копья. Дверь Марку отворил вышколенный слуга в синей ливрее с белым галуном, в геральдических цветах графского рода де Риваль. Едва услышав имя посетителя, он тут же словно сломался пополам в глубоком поклоне, после чего с величественным видом удалился, чтоб доложить о нём хозяину.

Альбер де Риваль встретил гостя в кабинете, сидя за столом в изящной позе, призванной изобразить его творческий полёт. Для пущей убедительности, он держал в одной руке перо, а в другой — раскрытую книгу сонетов Вильре. Предложив Марку сесть, он вдруг вздрогнул и, бормоча извинения, быстро принялся царапать что-то своим пером на белом листе.

— Простите, — виновато улыбнулся он, закончив. — Рифмы — такая капризная вещь! Не успеешь перенести их на бумагу, и вот они уже ускользнули из памяти! Вдохновение — не портной, что приходит по вызову, чтоб снять мерки. Оно накатывает неожиданно, и так же внезапно исчезает на дни и недели…

Слушая его разглагольствования, Марк задумчиво рассматривал его мальчишеское румяное лицо, завитые щипцами кудри и синий бархатный халат, под которым виднелась муслиновая рубашка с кружевами. Письменный стол был завален книгами и бумагами, и на полках книжного шкафа за его спиной был такой же беспорядок.

— Но вы пришли не за тем, чтоб выслушивать мою болтовню! — словно спохватился он. — Я рад, что вы навестили меня. Ваша слава мецената звучит по всей столице. Я слышал, что это вы когда-то рекомендовали королю великого Вильре. И вот пришла моя очередь? — он вопросительно взглянул на гостя.

— Я не читал ваших стихов, — заметил тот.

— Конечно! Ведь я их ещё не издавал! Но я могу вам почитать!

— Не утруждайте себя, я здесь совсем по другому делу.

— Правда? — лицо юноши стало озабоченным. — Я слышал, что вы любите поэзию, и думал, что вы пришли, чтоб послушать мои стихи с тем, чтоб после рекомендовать меня его величеству.

— Вовсе нет.

— Но ведь вы рекомендовали Вильре, а он даже не знатного рода! — обиделся Альбер.

— Верно, но он талантлив и много повидал. Он служил в армии и участвовал в боях. Его поэмы на эту тему не уступают классическим образцам, он ясно мыслит и блестяще излагает, а его рифмы звучат как барабанная дробь или переливы лютни. Возможно, следующие поколения признают его гением, а я, едва прочитав его стихи, понял, что он очень талантлив, и его жизненный опыт дает ему множество тем для произведений.