— Угу, и, возможно, рассматривать его нужно всё-таки в психушке, — я потёр шею.

— Это как угодно. Главное, дела сделай. И желательно нормально женись, чтобы обеспечить замок наследником. А потом можешь чем хочешь заниматься: в психушке лежать, на драконов охотиться, с Макеевым задружить — это тот ещё экстрим, на самом деле. А пока пошли в дом, я тебя просвещать начну, чтобы ты начал уже ориентироваться. Познавать этот мир будешь вместе со своей рефлексией, если тебе так хочется.

— Кто такой Макеев? — из всей кучи информации, которую, ну, пусть будет кот, вывалил на меня, я почему-то выбрал самую для себя безопасную. Так, мне, во всяком случае, показалось.

— Твой сосед, граф Макеев. Ничего, ты скоро с ним познакомишься, сам рад не будешь. А теперь пойдём домой, нечего на газоне валяться, ещё увидит кто, потом разгребать последствия замучишься, — и кот побежал к дому, распушив хвост. Мне не оставалось ничего другого, как пойти за ним.

На этот раз никаких мистических выкрутасов и закрытых дверей не было. Замок стоял, освещённый солнечным светом, словно приглашал меня войти и уже как следует осмотреться.

В огромном холле я остановился и хмуро огляделся по сторонам. Никуда не пойду, пока не получу ответы хотя бы на часть вопросов.

— Что произошло? — спросил я, скрестив руки на груди, отмечая, что всё ещё держу злосчастный договор, уже помятый, как моя жизнь.

— Что конкретно тебя интересует? — кот запрыгнул на лестницу, поднялся на несколько ступеней, чтобы быть на одном со мной уровне, и только после этого повернулся ко мне.

— Всё!

— Не надо так орать, Андрюша. Нервные клетки, правда, не восстанавливаются, — в голосе ясно прозвучали кошачьи мурлыканья.

— Откуда ты моё имя знаешь? — теперь я говорил устало, пытаясь взять себя в руки и на время смириться с тем, что я где-то не в родном мире. Хотя звучало это ещё более шизофренично, чем говорящий кот. Хоть и слышал его только я, и звучал голос прямо в голове.

— В договоре прочитал, — невозмутимо ответил кот.

— В каком договоре? — я невольно посмотрел на зажатый в руке свиток.

— Ага, в этом самом, — подтвердил кот, и я начал медленно открывать этот проклятый договор.

Строка с именем того, кому подарено поместье с оригинальным названием «Кошачья лапа», была заполнена, хотя я могу поклясться, что ещё ночью на этом месте была пустая строка. Сейчас же здесь красовалось моё имя.

Я медленно скатал документ, подошёл к лестнице и сел на вторую ступень. Портрет ещё этот. Нужно было думать о том, что происходит и как мне из всего этого выбраться, но в голове засела одна-единственная мысль: а как же условие контракта с прекрасной Натальей Павловной? Это что же получается, я неосознанно нарушил наш с ней договор?

И тут до меня дошло: дамочка же всё-таки решила меня подставить! Может быть, у самого замка названия и не было, а вот у поместья, где он играл роль главного дома, вполне. «Кошачья лапа» — вот как всё, что меня сейчас окружает, называется. Вот же стерва! Решила заполучить то, на что не имеет прав, моими руками! А если бы я ей успел отдать договор? Хотя в нашем контракте чёрным по белому написано: если она меня обманывает, и это выяснится, неважно каким путём, то я отдаю договор настоящему владельцу.

Ну, так я и отдал. В договоре моё имя стоит, вот себе я его и отдал. Вашу мать! И тут я выдержал и расхохотался, сжимая договор в руке, помяв его окончательно. Я смеялся и смеялся, пока кот не спрыгнул ко мне и не ударил лапой по лицу. Лапа была тяжёлой, хорошо хоть когти не выпустил, гад шерстяной. Я резко успокоился, а кот снова запрыгнул на свою ступеньку и теперь сверлил меня оттуда немигающим взглядом.

— Рассказывай, — окончательно успокоившись, я повернулся к коту. — Всё с самого начала рассказывай. И начни с того, кто ты такой и почему я тебя слышу?

Геннадий Александрович Макеев, серьёзный юноша восемнадцати лет от роду, возвращался после утренней прогулки домой. Ему не спалось этой ночью, и перед рассветом он решил прогуляться до границы с землями Минаевых. Так получилось, что главный дом родового поместья Макеевых стоял неподалёку от этой границы, всего-то в двух километрах к северу.

Выбравшись из дома в четыре утра и собственноручно оседлав своего жеребца Цезаря, сын графа Александра Макеева поспешил в сторону границы. В предрассветном тумане ему думалось лучше, а в голову сами собой залетали рифмы. А некоторые из них тут же преобразовывались в приличные стихи. Да и конь застоялся, и так Цезарю было хорошо пронестись прямо по полю вскачь…