— Хельга в положении? — отступила тревога с её лица. — Поздравляю, сынок! Это лучшая новость, что мне доводилось слышать за последние двадцать с лишним лет!

— Спасибо, — улыбнулся я. — Мам, да и вы двое — в том числе и поэтому я прошу у вас остаться здесь, с моей женой. Поддержите её, пожалуйста — у неё очень сложные отношения с семьей, поэтому тепла от них ей ждать не приходится, а я, как и большая часть тех, с кем она близка, оставляем её здесь. Даже отец, который действительно её любит, уходит сражаться с британцами… Прошу вас, просто будьте рядом с Хельгой.

Этот аргумент окончательно закрыл вопрос. Обрадованная мама без колебаний согласилась, что просто обязана остаться рядом с невесткой в столь ответственный и сложный период. Жанна тоже обрадовалась, и даже Рус прекратил дуться. Поговорив ещё несколько минут, я с искренним сожалением сказал, что вынужден идти — дела Рода не ждали.

Оставив их с радостной новостью, я направился к уже давно ожидавшим меня боярам. Что за день такой — сплошные разговоры, обсуждения и встречи. И везде приходится действовать одними лишь словами… То ли дело выйти в поле с копьём наперевес, чувствуя за спиной тысячи преданных мне воинов и магов, и в яростном треске бушующих вокруг Молний промчаться над строем своего воинства, предвосхищая последнюю, решающую атаку на врага!

Впрочем, одернул я себя, в последний раз эта лихость едва не обошлась мне чрезмерно высокой ценой. Так что в этот раз надо больше времени уделить скучным и вторичным делам, посвященным подготовке, дабы не оказаться вновь в подобной ситуации…

Меня ожидали пятеро — Шуйский, Морозов, Долгорукий, Бутурлин и Аксаков. Каждый — Старший Магистр, зрелые, умудренные опытом мужи боярские, пусть не Старейшины, но явно достаточно заметные члены своих Родов.

— Рады видеть вас в добром здравии, Аристарх Николаевич, — заговорил после церемониальных приветствий и поклонов Шуйский. — Как самочувствие? Всё же после столь тяжелой схватки лишь нескольких суток отдыха вряд-ли будет достаточно.

Вопрос, вроде бы, являющийся простой вежливостью, проявлением учтивости и соблюдением этикета… Но несмотря на то, что все пятеро отлично скрывали свои эмоции за масками спокойных, почтительных лиц, обмануть мою Силу Души они были не в силах.

Их очень, очень интересовало то, как обстоят дела с моим здоровьем. Впрочем, чтобы это понять не требовались ни десятки лет опыта общения со столь же опытными в умении держать лицо собеседниками, ни даже Сила Души. Хватало элементарной, базовой логики — им нужен я во всей моей силе и мощи, и потому вопрос здоровья одного молодого и сумасбродного Главы Великого Рода был отнюдь не праздным.

— Взаимно, друзья мои, взаимно, — покивал я стоящей передо мной пятерки, закидывая ногу на ногу.

Сидел, разумеется, я один — не того они полета птицы, чтобы во время приватной беседы со мной, тем более по официальному поводу, сидеть. Если только я лично не обозначу, что позволяю им это.

— Касательно самочувствия — почти полностью здоров, к завтрашнему утру уже буду как новенький, — заверил я их. — К счастью, я кое-что смыслю в магии исцеления, да и разных подходящих алхимических препаратов у нас тоже хватает, так что волноваться не о чем.

Ещё пять минут длилась беседа ни о чем — о прошедшей битве, об их восхищении силой и мастерством моих людей, о том, что я тот редкий случай, когда слухи о человеке не преувеличивают его могущество и способности, и скорее преуменьшают…

— Судари, — вклинился я, когда Морозов умолк, а Бутурлин ещё не успел заговорить. — Мне, конечно, безусловно приятно и даже лестно слышать столь высокие оценки в адрес своего Рода и себя самого, особенно от представителей Великих боярских Родов. Однако я итак отнял у вас много времени, пусть это произошло и невольно. Так что предлагаю на этом завершить светскую беседу и перейти к делам.

Мои слова никого из них не смутили и даже, кажется, не сбили с толку. Короткий обмен телепатическими сообщениями между собой и Егор Шуйский выступил чуть вперед и заговорил:

— Как пожелаете, Аристарх Николаевич. Что ж, касательно дел — нас послали, в первую очередь, о том, чтобы узнать, когда вы выступите на юг, дабы помочь нашим армиям в борьбе с османами. Не сочтите мои слова за наглость, господин Николаев-Шуйский, но наши Старейшины говорят, что вы обещали помочь в этом противостоянии. И если вы действительно намерены сдержать своё слово, то вам следует поспешить — иначе может оказаться слишком поздно.

Я молча поднял бровь, слушая это почти открытое обвинение в нарушении обещания. По хорошему, в любой другой ситуации один только подобный тон и подтекст были достаточным поводом, чтобы как минимум выставить за дверь конкретно Шуйского — мы слишком на разных ступенях социальной пирамиды во всех отношениях, чтобы он позволял себе подобное. Однако в данном случае он был полноценным посланником, голосом Великого Рода Шуйских, и говорил он не от своего лица, а от лица всего Рода.

И если сейчас дать ему пинка, то это будет, во первых, страшным оскорблением всех Шуйских, во вторых — это будет казаться глупой, непродуманной и позорной попыткой уклониться от данного боярам слова. Что тоже не добавит мне положительной репутации… Ну и в третьих — сам посол-то ни в чем не виноват. Он просто следует инструкциям, в которых ему просто приказано донести до меня тоном и словами недовольство Совета и Главы Рода, при этом не переходя черту, отделяющую претензию от хамства.