Элис уже спала рядом с Тенде, со спутанными за спиной руками, надежно привязанная к рабскому шесту. Вокруг ее бедер теперь тоже была тугая алая повязка. Девочка на славу потрудилась и заслужила кусок ткани. Я тоже подарил Элис две нитки деревянных бус. Они великолепно смотрелись у нее на груди.

Кису и Айари спали. Я посмотрел на белокурую варварку, длинной палкой перемешивавшую угли в костре.

— Иди к шесту, — сказал я, указывая на тонкое деревцо, служившее невольничьим шестом, под которым спали Тенде и Элис. — Сядь и скрести руки за спиной.

Она послушалась и только охнула, когда я туго связал ей запястья узкой полоской кожи.

— Господин… — робко произнесла девушка.

— Да?

— А мне ты не дашь одежды?

— Готова ли ты заслужить ее?

— Если ты прикажешь, я все сделаю. Ведь я — рабыня.

— А если я не прикажу?

— Но, господин…

— Ты будешь молить меня, чтобы я позволил тебе заслужить одежду?

— Нет! — выпалила она. — Никогда!

— Пора спать, — сказал я.

— Но я хочу одеться! Пожалуйста, господин!

— Пора спать, — повторил я. — Ложись. Она легла на бок и всхлипнула.

— Я не могу умолять тебя… Я земная женщина.

— Элис — тоже земная женщина.

— Она — рабыня, — с отвращением выговорила дикарка.

— А ты?

— И я, — горько вздохнула она. — Я тоже рабыня.

— Одежду надо заслужить.

— Я не могу!

— Тогда спи. Завтра будет долгий и трудный день.

— Господин, — прошептала девушка.

— Что?

— Сегодня вечером… это был урок?

— Возможно.

— Ты показал, что господин волен сурово наказать рабыню без всякой на то причины.

— Верно.

— Но разве ты по-своему не добр к рабыням, пусть даже ты жестоко обращаешься с ними? — спросила она.

— Хочешь отведать плетки?

— Нет, господин.

— Не много проку будет мужчинам от такой рабыни, как ты, — сказал я, — если тебя, по твоей глупости, придется живьем бросить слину или тарлариону.

— Я поняла. — Она горько вздохнула. — Ты не добр.

— Ни капли, — усмехнулся я.

— Ты учишь скотину знать свое место.

— Правильно, — улыбнулся я.

На мгновение во мне всколыхнулась нежность, но я подавил минутную слабость. Одновременно мне захотелось схватить девчонку за тоненькие лодыжки, перевернуть на живот, раздвинуть ноги и грубо изнасиловать прямо в грязи. Но я не сделал и этого.

Девушка приподнялась на локте и посмотрела на меня.

— А чего мужчины хотят от рабынь?

— Всего, — ответил я.

Она с тоской опустилась на землю.

— Господин?

— Что?

— Любой мужчина в любой момент может сделать со мной все, что хочет?

— Да, — ответил я.

— И ему не нужно на это никакой причины?

— Абсолютно.

— Неужели мужчины всегда бьют и обижают рабынь без повода?

— Мужчина волен избить тебя, когда пожелает, особенно когда ты проходишь курс рабыни. Разумеется, никто не станет бить рабыню в обычной ситуации. В этом просто нет смысла. Когда рабыня хорошо обучена, с ней можно делать множество других, куда более приятных вещей.

— Если я буду приятна моему господину, он не станет избивать меня, правда?

— Почему же? Станет, если ему того захочется.

— Но если я буду ублажать его полностью, всецело, как жалкая, презренная рабыня, — последние слова она подчеркнула, — вряд ли ему захочется меня бить?

— Нет, конечно, — ответил я. — При этом ты должна понимать: если ты хоть чуточку, хоть на самую малость вызовешь его недовольство, он может наказать тебя любым способом, какой сочтет уместным.

— Я прекрасно это понимаю. Но я постараюсь ублажить моего господина.

— Полностью, всецело, как жалкая, презренная рабыня?

— Да, — сказала она. — Я всеми силами буду стараться доставить удовольствие господину.

— Господам, — поправил я. Она судорожно сглотнула:

— Да… господам.

Она знала, что на Горе у женщины может быть много хозяев.

Я видел, что рабыня, живущая в ней, отчаянно стремится наружу.

— Ну, теперь ты готова заслужить одежду? Блондинка в ужасе отпрянула.