— Да, — сказал Кису.

Как ни странно, ракушки и шелк оказались в большой цене у местных рыбаков. Раковины были с островов Тассы, здешние жители никогда таких не видали. Шелка в этих краях тоже не знали. Естественно, мы тут же отдали туземцам бусы всех рабынь, шелковую тряпицу с бедер Тенде и куски черно-красного репса, служившие юбками белым рабыням. Золотую цепь, подарок Билы Хурумы, мы, хорошенько подумав, решили придержать на черный день. В цивилизованных краях ей конечно же цены не было, но здесь она стоила не дороже, чем стальной нож или медная проволока. В обмен на свои товары мы получили две корзины вяленой рыбы, мешок мяса и овощей, отрез ткани, сплетенной из коры бобового дерева и выкрашенной в красный цвет, горсть ярких деревянных бус и, что было важней всего, два тяжелых ножа с изогнутым лезвием в два фута длиной — панги. Последнее приобретение особенно обрадовало Кису. Я не сомневался, что панги рано или поздно нам пригодятся.

— Мне это не нравится, Кису, — сказала Тенде. Разъяренный Кису одним прыжком очутился возле нее и залепил девушке мощную пощечину.

— Ты осмелилась произнести вслух мое имя, рабыня? Рабыня лежала на боку у его ног, с окровавленным ртом и спутанными руками, привязанная к рабскому шесту.

— Господин, прости! — в ужасе лепетала она. — Пощади меня, господин!

— Я вижу, что совершил ошибку, позволив тебе носить одежду и украшения, гордячка, — сказал Кису.

— Прости меня, господин! — плакала девушка.

Рабыням разрешалось надевать только те наряды и украшения, которые господин сочтет подходящими; то же относилось и к косметике. Естественно, время от времени господин оставляет рабыню обнаженной.

— Кажется, я нашел еще кое-что для продажи, — сквозь зубы процедил Кису.

— Что? — Тенде замерла в страшном предчувствии.

— Вот эту дрянь, которая валяется у меня под ногами!

— Господин! — только и могла вскрикнуть девушка.

— Интересно, — раздумывал вслух Кису, — что нам за тебя дадут…

— Не продавай меня, господин! — взмолилась Тенде.

Она прекрасно понимала, что являет собой такой же товар, как кусок мяса, нож, отрез ткани, тарск или вуло. Она была обыкновенной невольницей.

— Да и рабыня из тебя никудышная, — продолжал размышлять Кису.

— Я исправлюсь! — горячо пообещала она, пытаясь встать на колени. — Позволь мне сегодня ночью доставить тебе удовольствие! Я принесу тебе такое наслаждение, о каком ты даже не догадывался! Ты будешь так доволен мною, что утром передумаешь меня продавать!

— Тебе будет трудно сделать это со связанными руками, — хмыкнул Кису.

Тенде в страхе смотрела на него.

Кису отвязал ее от шеста и, не развязывая рук, повел к дальней стене хижины. Там поставил ее на колени, лениво разлегся под стеной, опираясь на локоть, и вопросительно глянул на девушку.

— Да, господин, — прошептала рабыня и покорно принялась ублажать своего хозяина.

Я сидел над глиняной чашей, в которой едва теплился огонь, и размышлял. Рано поутру нам снова предстоит отправиться в путь. Шаба ушел далеко вперед. Интересно, почему он вообще решил бежать на Уа. Имея кольцо, он мог без труда затеряться на бескрайней поверхности Гора, однако выбрал опасный, неведомый путь по огромной реке. Неужели он думал, что преследователи не отважатся идти за ним в эти таинственные, безлюдные дебри? Неужели не понимал, что ради кольца я, ни минуты не раздумывая, брошусь в погоню не то что в тропические леса Уа, но даже на край света? В таком случае Шаба сделал серьезную ошибку. При его остром, изворотливом уме это весьма странно.

До меня донесся шепот:

— Господин!

Я обернулся.

Белая рабыня отползла от шеста, насколько позволяла веревка, и окликала меня, стоя на коленях со связанными руками. Это была не белокурая дикарка, которую раньше звали Дженис Прентис, а вторая, купленная ей в пару в качестве подарка Тенде от Билы Хурумы. Она тоже была светловолоса и тоже родом с Земли — судя по акценту, двум пломбам во рту и следу от прививки оспы. Как и у дикарки, на левом ее бедре стояло стандартное клеймо каджейры.

— Господин, — повторила девчонка. Белокурая дикарка, сидя в грязи у рабского шеста, зло глядела на нее.

— Да? — отозвался я.

— Я отползла от шеста и стою перед тобой на коленях.

— Ну и что?

Она потупила взгляд:

— Умоляю тебя, прикоснись ко мне. Светловолосая дикарка задохнулась от возмущения. Из дальнего конца хижины доносились сладострастные вздохи Кису и Тенде.

Девушка подняла голову:

— Я умоляю тебя. Меня переполняет желание.

Дикарка снова задохнулась — на сей раз от изумления. Ей казалось невероятным, что женщина может открыто признаваться в своей чувственности. Ну конечно! По ее мнению, девушке зазорно не только говорить о своем желании, но и вообще его испытывать.

— Рабыня! — злобно выкрикнула она. — Рабыня!

— Да, я рабыня, — с вызовом ответила девушка и снова обратилась ко мне: — Умоляю тебя, господин.

Я подошел к ней, но не настолько близко, чтобы она могла меня коснуться.