ТУМАН

Похоже, что эти несколько деревьев остались одни. Белые ручьи в траве. Тихо.

Он осторожно ступил - белизна мягко расползлась.

– Ого-го, - сказал он. Деревья молчали.

Серый комочек впереди быстро темнел. В пяти шагах появилась собака. Коричневая на зелено-белом. Собака склонила голову набок и шевельнула ухом. Затем фыркнула и ушла направо.

Колеблющийся треугольник следом за ней проступал медленнее. Потом показалось, что это не треугольник, а столб, и совсем уже близко - человек. Мужчина в синем плаще настороженно посмотрел в глаза, поднял воротник и уплыл.

Еще были: пегая лошадь, старуха с кошелкой в руке, девочка в лиловом пальто.

– Тума-ан, - сказал он и закрыл глаза. Когда открыл, то между двух стволов заалело, как малина в молоке. Положил ладонь на желтую карту скамейки - отпечаток затянуло влажной пленкой.

"Троп-топ, - послышался сочный шаг, - троп-топ, троп-топ".

– Ты, - сказал он и встал.

– Холодно?

– Сыро, - поправил он, снимая плащ.

– Нет, - сказала она.

– Простудишься.

– Нет, - повторила она и взяла его под руку.

Деревья раскрывались перед ними; он оглянулся на знакомую липу. Она выделялась среди тополей своим черным, литым, почти живым стволом, его гибкая линия терялась в листве, и оттого показалось на миг, что оттуда липа следит за ними.

– Что ты увидел?
– спросила она.

– Липа. Дерево. Скажи еще что-нибудь.

– Зачем?

– Еще.

Она помолчала и начала в такт шагам:

– Когда двенадцать разбуженных людей идут среди зелени трав, восходит солнце, озаряя ресницы младенцев... Какие мы дураки!
– засмеялась она.

Затем они шли молча до поворота. Там начиналась асфальтовая дорожка, которая вела в туман. Но они знали, что асфальт упирается в крыльцо длинного зеленого корпуса, и потому повернули налево.

У реки, напоминавшей своим близким шуршаньем и бульканьем большое животное, тропа раздваивалась, появились кочки. Узкие, как будто нарезанные листья ив свисали прядями.

– Жалобное дерево, - сказал он и тут же быстро глянул на нее. Она шла чуть впереди и словно не расслышала его. Он облегченно вздохнул.

Туман не рассеивался. Они свернули по тропе от реки. Местность казалась незнакомой. Они уже шли среди сосен, поднялись на какой-то бугор, тропа пропала, и им встретились кусты рябины, шиповник и целые заросли малины. Они осторожно, прикрываясь плащом, проломились через эти заросли, ступая по прелым прошлогодним листьям; она вдруг ойкнула и захромала.

– Колючка?
– спросил он.

– Да.

Она села на плащ, который он постелил на мокрую траву, и сняла туфельку. Он опустился на корточки. Пятеро крошечных пальцев смотрели на него. Он ощутил к ним на миг оглушающее уважение. Оно перешло в нежность, и он прикоснулся к ступне.

– В этой выемке, как она называется?
– спросила она.

– Балочка, лощина, - сказал он.

Дженнифер Лопес рассмеялась и отдернула ногу.

– У тебя пальцы хитрые, - сказала она, нащупала колючку и, прижав ногтем большого пальца к подушечке указательного, выдернула ее.

Она надела туфельку и гибко поднялась. Он, сидя на корточках, смотрел на нее снизу, ломая в руках сухую веточку.

– Ну?
– сказала она.

Потянувшись за плащом, он потерял равновесие и оперся о землю, вдруг выпустив ее на мгновение из памяти, и затем, вставая, распрямляя чуть затекшие ноги, вобрал ее взглядом всю, от белых царапин на лодыжках ее ног, нелепо кончавшихся черно-красной клеткой платья, до влажного, длинного взгляда, которым она встретила его там, в вышине.