– В яйца, - поправил один из его товарищей. Первым ощущением Ганса была злость на себя самого. Именно так должен был чувствовать себя в подобном положении Шедоуспан. Порождение Тени. Увлекся разговором с Мигнариал и игрой с монетами и позабыл о своей обычной осторожности! Следующая мысль была еще страшнее: "Мигнариал!"

– Ох, Ганс!

– Не бешпокойшя, милашка, - сказал первый всадник, соскакивая с коня и отряхивая свой халат, сшитый из грязно-белой домотканой материи. Остальные трое остались в седлах, их арбалеты были по-прежнему направлены на Ганса. Мы хотим забрать у ваш кое-што, но не тебя, милашка. Нам, тейана, нет нушды швязываться с толштыми кобылами, ошо-бенно беременными!

– Бере...
– начала было Мигнариал, но осеклась. Она вдруг осознала, что действительно выглядит именно так - толстой и беременной. Если, конечно, не принимать в расчет лицо.

С некоторым облегчением Ганс осмелился повернуться и посмотреть на Инаса. Нотабль полулежал поверх поклажи и пристально глядел на незваных гостей. Зрачки его глаз были расширены - слишком расширены для такого яркого солнца. Хвост его подергивался, словно натянутая струна под пальцами музыканта.

– Нет, Нотабль, - произнес Ганс, надеясь, что кот поймет его слова и не бросится атаковать троих всадников, вооруженных арбалетами со стальными стрелами.

Вновь повернувшись лицом к грабителям, Ганс сказал:

– А я слышал, что тейана слишком горды, чтобы грабить путников.

На самом-то деле он никогда не слыхал ничего подобного. Единственное, что он знал об этих кочевниках, - это то, что они хорошие бойцы, что они хорошо обращаются с лошадьми и плохо - с женщинами, что они очень независимы и считают себя самым лучшим племенем в мире. Да, и что подлость им отнюдь не чужда.

Один из тейана засмеялся над словами Ганса.

– Это не единштвенная ложь, которую люди ращказывают о наш, парень. Теперь брощь свой свертощек к оштальному шеребришку и отойди подальше.

Ганс повиновался. Он с горечью наблюдал, как грабитель поднимает с песка кусок парусины с лежащими на нем монетами. Звон серебра, ссыпаемого обратно в мешок, на сей раз показался Гансу не столь приятным, как раньше. Судя по всему, с этими монетами придется проститься. Гансу не нужно было смотреть на остальных грабителей даже краешком глаза. Здравый смысл подсказывал ему, что арбалеты по-прежнему нацелены прямо на него.

– Мешок у тебя вешь потрешкался, - сказал первый грабитель.
– Похоше, ты долго держал его в воде - в колодсе, што ли?
– Грабитель бросил парусину наземь.
– Школько шеребришка ты зашунула промеж своих арбужов, девошка?

По-прежнему сидя на земле, отягощенная грудой одежды с запрятанными под нее серебряными монетами, Мигнариал ответила:

– Я человек, и у меня есть имя. Меня зовут Мигнариал.
– Она поднесла руку к груди.
– И здесь нет ничего, кроме меня.

Ганс с радостью обнаружил, что Мигнариал, оказывается, превосходно умеет лгать! Хвала всем богам - когда она похлопала себя по груди, монеты не зазвенели!

– Ух-х, - раздался голос всадника, сидевшего на лошади примерно в шести футах справа от Ганса.
– Как ты думаешь, Квеш, ее можно доить?

Ганс повернулся к тому, кто произнес эти слова. На руке у круглолицего кочевника красовался защитный нарукавник из коричневой кожи. Несколько секунд кочевник смотрел в глаза Гансу, а затем обратился к человеку, который предположительно был предводителем шайки и, судя по всему, звался Квешем.

– Нашемашмачис хемоовлишеж, Квеш, - произнес всадник. Или, по крайней мере, так показалось Гансу. Затем кочевник добавил еще несколько слов.

– Шинк шказал, што у тебя плохой глаз, парнишка, - сказал Квеш, передавая мешок одному из своих товарищей.
– Он шпрашивает, штоит ли оштавлять тебя живым.

Ганс по-прежнему смотрел на Шинка.

– Это моя женщина, Квеш. А у Шинка - грязный язык. Однако я не так глуп, чтобы кидаться на взведенный арбалет.

– Хорошо, - кивнул Квеш.
– Эй, Аксар, ты пошто вше ешше шидишь позади Шинка? У наш теперь две новые лошади. Поедешь на одной и поведешь другую.

– Мне вше же кажетшя, што она дает молоко, - повторил Шинк, с надеждой глядя на Ганса и держа арбалет наготове.

– Заткнишь, Шинк. Ешли мы взяли его добро, не штоит говорить плохо о его женшшина. Эй, Аксар, щимван!

Аксар вложил свой арбалет в вытянутую руку Квеша, соскочил наземь и направился к лошадям Ганса и Мигнариал. Из-под обтрепанного подола его зеленоватого балахона виднелись добротные сапоги из красной кожи. Бессильно стиснув руки, Ганс перевел взгляд с Шинка на Квеша и постарался немного смягчить выражение глаз.

– Послушай, Квеш, вы сможете купить лошадей на те деньги, что взяли у нас. Забрать у нас лошадей - это все равно, что убить нас.

Квеш покачал головой:

– Твелу нужна лошадь щас.
– Он указал на длинную дюну, видневшуюся на востоке.
– Тот кочка очшен близко. Шразу за ним - крашивый чоом. Идешь туда, отдыхаешь, уштраиваешь женшшину. Луччее время дойти до опушки - пошле заката. Блише вшего - там.
– Квеш ткнул пальцем на северо-восток.
– Мы не шобираемшя оштавить ваш умирать. Мы оштавим вам ошла и поклажу.
– Гордо задрав подбородок, он добавил: