Мы прервали разговор, вслушиваясь в слова божественной литургии.

– Душа и тело... символы великого противостояния... Служба все еще продолжалась, когда мы начали проталкиваться к боковому выходу. Де Ламбант спросил:

– У тебя что - серьезно с Армидой?

– Кончай шутить, Гай. В последнее время я сам не свой. Что-то во мне изменилось. Ты не заметил?

– Мы уже давно не виделись. Это все из-за Армиды?

– Да. Я должен стать кем-то. Это трудно выразить...

– Похоже на любовь,- он дружески похлопал меня по плечу.

– Клянусь, я никогда больше не взгляну на другую женщину. Ну... может, и взгляну, но не более того. Я очень сожалею о некоторых своих поступках уже после знакомства с Армидой. Но ради нее стоит стать другим человеком, не так ли?

– О, она великолепная девушка. И очень привлекательная тоже,- сказал он беспечно.- Но в Малайсии полно хорошеньких девушек. Ты меняешься коренным образом, де Чироло. И не в лучшую сторону.

– Ты главное присмотри за ней в Джурации, пока я буду отсутствовать.

– Такое доверие должно оправдывать. Я сделаю все, что смогу, для тебя, раз это так серьезно.

Скинув с души камень, я расстался с де Ламбантом и направился к коновязи за Каприччио, чтобы в последний раз предстать перед заноскопом Бентсона.

Я теперь понял, что значит иметь лошадь. Без коня нельзя считать себя джентльменом. Отряд бравого капитана Джона Пе-легрино Сан-Лазионио (в каких диких горах лечит сейчас свою сердечную рану храбрый воин?) лишился замечательного зверя. И подумать только - там ему была предназначена участь вьючного животного. Конечно, надо признать, что мерин слегка хромал из-за нанесенной мечом раны.

Каприччио был довольно высоким конем буланой масти. Норов и зубы ровные. В общем, капитан оказал мне хорошую услугу, я же взамен не сделал ничего.

Во дворце Чабриззи был полный бедлам. Прислуга готовила его к возвращению хозяев после долгого отсутствия. Они выпроваживали своих взятых на постой родственников, выбивали ковры, мыли полы и окна, чего не делали со времени отъезда хозяев.

Бентсон тоже раскручивал свои дела. Мы уже скопили немного реквизита для нашей пьесы, не говоря уже о сменных костюмах; все это хранилось в пристройке. Теперь рядом с ней стояла ручная тележка, которую Бентсон, его толстая старая жена Флора и Летиция загружали уже ненужными декорациями. Бонихатч, подпирая колонну, болтал с Солли - толстым наглым парнем, который, когда я подъехал и спрыгнул с лошади, разразился хохотом.

– Никогда раньше не видел приличного коня?
– спросил я его.

– Я никогда не видел орнигуана, скачущего верхом! Обратившись к Бонихатчу, я сказал:

– Принц Мендикула, это, конечно, твое право дружить со всякими ублюдками, но они должны знать свое место, не так ли?

Ничего не ответив, он подошел к лошади и фамильярно похлопал по седлу.

– Экая кляча, а? Вечно у тебя какие-то бредовые идеи. А сейчас ты что задумал, де Чироло?

– Слушай, тебе не пора сменить свое вонючее от пота тряпье на приличную рубашку? У тебя ведь есть одна.

– Ха! Зависть говорит! Могу заметить, де Чироло, что я хорошо знаю, как ты пытался соблазнить мисс Златорог, чтобы заиметь такую же рубашку, как у меня.

– А-а, вот как ты получил свою. Что ж, дерзай дальше. Что, бедной шлюшке каждый раз приходится расплачиваться рубашками, чтобы только затащить тебя в свою постель?

Бонихатч оскалился и поднял кулак. Я опустил поводья и изготовился отразить удар.

– Ну, давай, покоритель дешевок!

– Что ты возомнил о себе, петух в седле?!

– От кого теперь брызжет завистью? Он подавил гнев и неожиданно опустил руки. Повернувшись ко мне боком, пнул кучу мусора.

– Я не собираюсь ссориться, де Чироло, просто меня тошнит от того, с каким видом ты восседаешь на этом животном. Скоро в Малайсии ожидаются перемены, и те, кто ходит на работу босиком, посчитаются с теми, кто вовсе не работает.

– Об этом говорится уже тысячу лет. Я не принадлежу ни к тем, ни к другим, и оставь меня в покое, Бонихатч. У меня своих забот полно.

Повернувшись ко мне, он, поглаживая бакенбарды, заговорил мягко и вкрадчиво:

– Тебя так же угнетают и эксплуатируют, как и всех нас. Присоединяйся к нам и свергнем всех угнетателей.

– Тебе еще не надоело попугайничать вслед за Отто?

– Не будем переходить на личности. Просто подумай о свободе, о переменах, о равенстве.

– Всего этого я добьюсь для себя гораздо успешнее, чем толпа оборванных подмастерьев.

– Ладно.

Он презрительно глянул на меня. Его широкое лицо потемнело. Сзади, самодовольно ухмыляясь, подошел Солли.