Шрифт:
– Желаю и тебе всего хорошего, - ответила она, однако руки его не отпустила.
Они молча смотрели друг на друга. Ильяс не хотел входить в дом.
Корова, дойдя до ворот, замычала, подавая знак теленку. Вышла мать Рены, чтобы загнать животное в хлев, Увидев Ильяса, она удивилась, - он в первый раз пришел в деревню Ханегах вечером.
Ильяс поздоровался с матерью Рены:
– Салам!
– Алейкюм-салам, - ответила женщина.
– Почему стоишь на улице? Заходи в дом. Ахмед хотел видеть тебя.
Ильяс, весь во власти своих мыслей, вошел во двор. Рена, засучив рукава, побежала,в хлев доить корову.
Ильяс, услышав от матери Рены, что Ахмед-киши желает видеть его, решил: в семье произошло что-то серьезное и важное; несомненно, Ахмед-киши скажет ему то же, что и его дочь Рена.
Когда он вошел в дом, Ахмед-киши совершал вечерний намаз. Ильяс молча замер у порога в ожидании, когда старик кончит молиться.
Вот хозяин дома поднялся с молитвенного коврика. Ильяс поздоровался. Ахмед-киши ответил на его приветствие и указал рукой место рядом с собой.
– Иди, сынок, садись. Добро пожаловать. Рад тебя видеть.
Казалось, Ахмед-киши раздумывает над чем-то важным. Он часто потирал руки, теребил бородку, приглаживал волосы на макушке. Было видно, старик нервничает, пытается сдержать себя.
Наконец он обернулся к гостю и, тряхнув головой, заговорил:
– Сын мой, Ильяс, думал я, что на старости лет мне привалило сразу два счастья. Ты - одинокий юноша, а у нас как раз нет сыновей. Все наше богатство - наша дочь. Потому-то мы и радовались, думали: не опустеет наш дом; и ты найдешь здесь свое счастье, и мы сможем спокойно умереть - есть теперь кому поддержать огонь в нашем очаге. Но судьба думала иначе, чем мы. Не суждено сбыться нашим мечтам. Большое горе постигло нас прежде, чем мы успели породниться с тобой. Что поделаешь? Видно, такова воля неба. Счастье отвернулось от нас.
Ильяс не мог слушать дальше.
– Я не сделал ничего, что могло бы принести вам несчастье! воскликнул он взволнованно и удивленно.
– Мне кажется, вы услышали какую-то глупую, вздорную сплетню. Прошу вас, Разберитесь хорошенько во всем.
Ахмед-киши достал из-за пазухи письмо.
– Прочти это и скажи сам, есть ли у меня право верить слухам.
Ильяс развернул письмо и прочел:
"Ахмед-киши, в течение недели ты должен покинуть деревню Ханегах. Если ты не уедешь, я велю арестовать тебя и всю твою семью и выслать. Твоей дочери не дозволено встречаться с молодыми людьми, ибо это.вредит людской нравственности.
Гатиба".
Ильяс вернул письмо Ахмеду-киши. Он был удручен и не знал, что говорить.
– Уверяю вас, - сказал он наконец с дрожью в голосе, - мы с Реной не безнравственны.
Ахмед-киши вздохнул.
– Знаю, сын мой. В этом я не сомневаюсь. Но раз ты встречаешься с девушкой, изволь думать, имеешь ли ты на это право, Если ты знаком с дочерью такого большого человека, как эмир, связан с ними, ходишь во дворец, переписываешься с Гатибон-ханум, тебе следовало бы оставить в покое другую девушку. А то что получается? Во-первых, ты навеки ранил юное девичье сердце, во-вторых, я вынужден на старости лет сделаться скитальцем из-за тебя. Я своими руками построил это бедное жилье. У меня свой клочок земли, небольшой садик. Теперь же мне придется забрать скотину, жену, дочь и переселиться в деревню Алибейли. Может, там удастся найти кров.
Ильясу показалось, будто над его головой разверзлось небо.
– Через кого Гатиба-ханум передала вам письмо?
– спросил он.
– Через близкого тебе человека, рабыню Абульуллы - Себу-ханум.
– Уверяю вас, дочь эмира Инанча Гатиба ничего не знает о письме. Все подстроено Себой-ханум.
Ахмед-киши покачал головой,
– Этого не может быть!
– Может. Ведь я поссорился с семьей Абульуллы. После того, как Абульулла переехал во дворец ширваншаха, мы все прониклись презрением к нему. Гянджинцы питают к нему отвращение. Абульулла и его близкие винят во всем этом одного меня. Они распускают обо мне сплетни, клевещут. Уверяю вас, Гатиба ничего не знает о письме. Это не ее почерк. Так пишет Себа-ханум. Если бы письмо было написано Гатибой, она переслала бы его через своего слугу. Спокойно живите в своем доме. Теперь не то время, чтобы эмир мог бесчинствовать. Он вынужден считаться с народом. Ни семья эмира, ни я, не думаем о родстве. Я бываю во дворце, но совсем по другой причине. Возможно, в будущем вы все узнаете. Сейчас эмир, желая укрепить свое положение, начал заигрывать с народом.
Хозяин и гость долго беседовали. Ахмед-киши, немного успокоившись, позвал в комнату жену и все объяснил ей. Старики воспрянули духом.
Но Рена все не появлялась.
Ахмед-киши позвал дочь.
– Рена, зайди в комнату! Нехорошо быть такой невежливой по отношению к гостю.
Рена вошла со скатертью и принялась готовить ужин.
Хозяева пригласили Ильяса поужинать вместе с ними.
СЕБА-ХАНУМ
Дочери эмира Гатибе не пришлось потратить много времени, выторговывая Себу-ханум у жены поэта Абульуллы - Джаханбану. Семья старого поэта давно мечтала избавиться от этой рабыни - любительницы интриг, сплетен и приключений. Из-за интриг Себы-ханум многие знатные и интеллигентные семьи Гянджи перестали знаться с семьей Абульуллы.
В мошенничестве и авантюризме Себа-ханум зашла так далеко, что без стеснения брала деньги и подарки от молодых гянджинцев, обещая познакомить,их с младшей дочерью Абульуллы - Махтаб-ханум.
Именно поэтому Джаханбану уступила Себу-ханум дочери эмира всего за три тысячи динаров.
Первая услуга, оказанная Себой-ханум дочери эмира, заключалась в том, что она написала и отправила письмо отцу Рены - возлюбленной поэта Низами. Результат заставил Гатибу поверить в свое блестящее будущее. Радуясь успеху, Гатиба каждый день посылала кого-нибудь из своих рабов в ивовую рощу - место обычных встреч Низами и Рены. Узнавая, что Рена опять не пришла, она торжествовала.