Шрифт:
Вошли девушки-стольницы и разостлали перед тюфячком, на котором сидел эмир, скатерть. Вслед за ними.в комнату вступили сорок пять красивейших рабынь, они начали расставлять на скатерти всевозможные яства. Появились девушки-виночерпии с кубками в руках. Два раба поставили на скатерть большой сосуд для вина. Затем вошли виноноши и принялись опорожнять в этот сосуд вино из бутылок, горлышки которых были затянуты зеленым шелком.
Эмир.не приступал к еде. Он ждал кого-то.
Наконец в комнату вошли визирь Тохтамыш и командующий армией эмира Хюсамеддин. Когда они сели, эмир Инанч воскликнул: "Бисмиллах"70, - и утренняя трапеза началась.
Появились музыкантши, за ними танцовщицы.
Девушки-виночерпии с серебряными подносами в руках, на которых стояли изящные кубки, приблизились к сосуду с вином. Чернокожая рабыня с помощью серебряного ковша принялась наполнять кубки вином.
Заиграла музыка. Десять танцовщиц эмира, вскочив на ноги, поклонились своему господину и начали плясать.
Однако в это утро эмиру не суждено было насладиться танцами и вином.
Вбежал слуга:
– Хаджиб!.. Хаджиб!
– воскликнул он.
Мгновенно в комнате воцарилась гробовая тишина. Присутствующие замерли. Казалось, все окаменело - и кубки в руках, и танцовщицы, и девушки-виночерпии, и рабыни, разносящие еду.
Наконец старый визирь Тохтамыш обратился к слуге:
– Пойди приведи Хаджиба!
– Уберите скатерть и ступайте вон!
– приказал эмир Инанч рабыням.
Все удалились. В комнате остались только Тохтамыш и эмир. Старый визирь печально посмотрел на своего господина.
– Это следовало ожидать, - с упреком оказал он.
– Я же советовал эмиру не отправлять письма. Но эмир, как обычно, не послушал меня. Как можно было не учитывать напряженность момента.
Вошел Хаджиб, он был почти наг, лишь набросил на плечи чью-то абу71.
Глаза эмира недоуменно расширились.
– Что произошло?
Хаджиб затрясся:
– Благодарю аллаха за то, что они не убили меня. Дело было так. Я выбрался из города и шел через кладбище возле маленькой деревушки. Когда я приблизился к большой гробнице, какие-то люди набросили мне на голову палас и втащили в гробницу.
– А письмо цело?
– поспешно спросил эмир.
– Разве все было подстроено не для того, чтобы отнять у меня письмо?!
Тохтамыш, качая головой, заворчал:
– Вся страна, превратившись в зоркое око, следит за нами, а мы заперлись во дворце и вершим дела втемную.
Убитый горем эмир что было силы хлопнул себя кулаком по колену.
– Что за времена!
– воскликнул он.
– Совсем недавно каждый мой шаг расценивался в Аранском государстве как великое событие, а сейчас дюжина каких-то выскочек ежеминутно отравляет мне жизнь.
– Не следует падать духом и терять голову, - сказал Тохтамыш, желая успокоить эмира.
– В ответ на действия надо отвечать действиями. Письмо похищено, теперь ничего не поделаешь.
Эмир посмотрел на Хаджиба.
– Ты смог бы узнать голоса этих людей?
– - Да, смогу.
– Они допрашивали тебя?
– Нет, не допрашивали.
– Как же ты узнаешь их голоса? О чем они разговаривали при тебе?
– Они говорили по-арабски. Одни предложили убить меня, другие возражали им, считая, что я ни в чем не виноват.
Тохтамыш покачал головой.
– Это хитрость. Ночью в Гяндже арабы боятся высунуть на улицу нос. Кто поверит, что они за городом ограбили гонца халифа? Все подстроено очень хитро. Это дело рук местных бунтарей. Сотни азербайджанцев могут говорить по-арабски. Однако на каком бы языке грабители ни говорили, все равно их можно узнать по голосу. Надо составить список подозреваемых людей, вызвать их под каким-нибудь предлогом во дворец и заставить говорить. Хаджиб в это время будет находиться за занавесом.
Эмир горько усмехнулся.
– Составить список подозреваемых людей и выявить их враждебность ко.мне не очень трудно. А что дальше? Что мы можем с ними сделать? Где у нас сила? Допустим, Низами и Фахреддин - подозрительные люди. Разве мы в состоянии расправиться с ними?
– Если мы не можем расправиться с ними сегодня, такой случай, возможно, подвернется завтра, ибо не вечно все так будет продолжаться. Сегодня у нас нет силенок, завтра - будут. С внешними врагами мы должны быть пока что приветливы и дружелюбны, но внутренним недругам спуску давать не годиться. Кто-то выносит сведения за стены дворца. И здесь виноваты мы, так как сами дали возможность Фахреддину и ему подобным поддерживать отношения с проживающими во дворце рабынями.
Эмир закивал головой.
– Верно!
– и, вызвав хадже Мюфида, приказал: - Если мы еще хоть раз услышим, что Дильшад встречается с Фахреддином, я велю привязать тебя ногами к хвосту мула и протащить по улицам Гянджи! Не выпускать ее из гарема до того самого дня, пока она не покинет Гянджу! Ты слышишь? Будешь держать ее под стражей. Пусть живет в твоей комнате. Только смотри, чтобы ее хорошо кормили и одевали. Если она хоть чуть-чуть потеряет в весе, если она хоть немножко подурнеет - виноват будешь ты. Не забывай, мы готовим ее для халифа.