– Лучше быть готовыми к тому, чего не будет, чем не быть готовыми...

В тоне, каким было сказано это, я уловил непоколебимую уверенность командующего фронтом в том, что Москва будет удержана.

Статья Артемьева появилась в "Красной звезде" под заголовком "На защиту Москвы". Заканчивалась она вещими словами: "В боях за Москву мы нанесем врагу такой удар, который явится началом конца гитлеровских походов! Москву мы отстоим!"

В том же номере газеты от 21 октября мы напечатали многочисленные отклики из войск и трудовых коллективов Москвы. В их числе - письмо из "N-го дзота". Такие огневые точки появились уже на всех окраинах Москвы, и вот с одной из них на всю страну, на весь мир прозвучали мужественные слова:

"Если хоть один немецкий танк пройдет линию укреплений, мы сами ляжем под его гусеницы и собственными телами преградим ему путь в Москву. С чувством высокого удовлетворения встретили мы появившееся сегодня постановление Государственного Комитета Обороны...

Начальник N-го дзота Н. Попов".

О таком же боевом настрое сообщает наш корреспондент Яков Милецкий, побывавший в одном из подмосковных истребительных батальонов. По свидетельству Милецкого, дом, где расположился штаб этого батальона, удивительно напоминает пограничную заставу. Вот с какого-то поста доносят по телефону о задержании паникера и шкурника; он заведовал торговой базой, но бросил ее на произвол судьбы, погрузил в машину собственные пожитки, прибавил к этому несколько ящиков с уворованными с базы продуктами и пытался удрать. Задержан переодетый немецкий летчик со сбитого самолета. Задержан дезертир, бросивший оружие и товарищей... Словом, постановление ГКО в действии!

Над второй полосой газеты - призыв: "Нашу родную Москву мы ни за что не отдадим врагу. Не жалея ни крови, ни жизни, до последнего вздоха будем защищать советскую столицу". А в центре полосы заверстана на две колонки большая фотография командующего Западным фронтом генерала армии Г. К. Жукова. Появление ее на страницах "Красной звезды" необычно. 20 октября в редакцию позвонил Сталин и сказал:

– Напечатайте в завтрашней газете фото Жукова...

Такое распоряжение было для меня полной неожиданностью. До сих пор в "Красной звезде" публиковались фотографии командиров подразделений, частей, дивизий, иногда корпусов. Всегда в связи с какой-то их боевой удачей. А вот командующие фронтами... Не было еще у нас побед такого масштаба, чтобы подымать на щит командующих фронтами.

Конечно, я не стал спрашивать Сталина: "Почему? Зачем?" Но один вопрос все же задал. Вероятно, по инерции. Ведь во всех других случаях, когда в редакцию поступал какой-то официальный материал, обычно указывалось, на какое место его поставить. Вот и в этот раз у меня вырвалось:

– На какой полосе, товарищ Сталин?

– На второй... Передайте "Правде", чтобы они тоже напечатали... Я тут же вызвал фотокорреспондента Капустянского и, не вдаваясь в объяснения, сказал:

– Возьмите любую машину, быстро смотайтесь к Жукову и сфотографируйте его. Пойдет в номер...

Часа через два звонит мне Капустянский и жалуется, что Жуков отказался фотографироваться.

– Ладно, - сказал я, - идите в приемную командующего и ждите моего звонка.

Звоню Жукову:

– Георгий Константинович, нам срочно нужен твой снимок для завтрашнего номера газеты.

– Какой там еще снимок, - резко ответил Жуков.
– Не до снимков...

Пришлось сказать о звонке Верховного.

– Хорошо, - согласился он.
– Где твой фотограф?

– У тебя, в приемной. Ждет...

И вот снимок у меня на столе. Я бы не сказал, что для такого мастера, как Капустянский, это удача. Жуков - за столом, застланным, как скатертью, топографической картой. Командующий ткнул карандаш в какую-то точку на этой карте, а сам глядит куда-то влево. Заметно, что фотограф заставил его позировать. Но что делать? Время позднее, как получилось, так и получилось. Один снимок я передал редактору "Правды" Поспелову, а второй отправил в цинкографию. "Правда" дала под этим снимком подпись: "Командующий Западным фронтом генерал армии Г. К. Жуков". Мы - такую же, но с добавлением: "Фото специального корреспондента "Красной звезды" А. Капустянского". Хотелось подтвердить тем самым приоритет нашей газеты.

Тот звонок Сталина последовал, конечно, неспроста. Портрет Жукова в газетах, очевидно, должен был свидетельствовать, что во главе войск, защищающих Москву, поставлен полководец, на которого народ и армия вполне могут положиться. Так мы тогда истолковали распоряжение Верховного. А теперь вот при взгляде на этот портрет Жукова в газете от 21 октября 1941 года у меня возникает и другое предположение, напрямую связанное с уходом Георгия Константиновича с должности начальника Генштаба. Конечно, тот июльский инцидент в Ставке Верховного главнокомандующего не мог не оставить горького осадка в душе Жукова. Это, несомненно, понимал и Сталин. И не исключено, что в лихой час битвы за Москву он решил дать понять Георгию Константиновичу: на той, мол, истории, тяжелой для них обоих, поставлен крест.

* * *

Из писательских материалов, опубликованных в "Красной звезде" 21 октября, хочется отметить два: очерк Федора Панферова и вторую корреспонденцию Константина Симонова с Севера.

Панферов рассказывает о подвиге казаха Бузакарова Ураза, пастуха из-под Гурьева. Ураз упорно добивался и добился, чтобы его допустили к пулемету. Аргумент он выставил такой:

– Степь наша дает нам хороший глаз. Очень хороший глаз. Видите, товарищ политрук, что делается на той вон полянке? Не видите? А я вижу. Степь учит глаз далеко видеть...