Шрифт:
С Богдановым послали ординарца, который должен был привести обратно командирского коня. Однако не привел и сам не возвратился, потому что батарея Новика попала в окружение.
Долго, мучительно долго, неся потери, пробивалась она к своим. А очерк Богданова о подвигах батарейцев, напечатанный в "Красной звезде", командир прочитал только после войны, вернувшись на родной завод.
Не дай он вовремя своего коня писателю, кто знает, мог бы, вероятно, и Николай Богданов оказаться в списке тех корреспондентов, что в редакцию не вернулись.
Или вот еще один случай. Когда достигли своей критической точки бои за Новгород, я связался с подполковником Викентием Дерманом и попросил, чтобы репортажи об этих боях поступали в редакцию ежедневно. Дерман объяснил, что в войсках, обороняющих Новгород, все время находился Богданов, а сейчас он вернулся оттуда. Я попросил передать трубку Богданову. Мой тогдашний диалог с ним забыт мною начисто. А Богданов помнит. Я будто бы приказал ему снова ехать в Новгород и возложил на него персональную ответственность за освещение в газете усилий наших войск на этом очень важном участке фронта.
– Сколько там быть?
– спросил он.
– До последнего солдата.
– Там, наверное, и солдат уже нет.
– Тогда - до последнего генерала...
Богданов возвратился в Новгород 19 августа, где и впрямь не видно было наших солдат. Вдруг появляется "виллис", а в нем генерал с адъютантом. Генерал спросил Богданова:
– Где твое войско, комиссар?
– У меня нет войска. Я корреспондент "Красной звезды", - ответил Богданов.
– Тогда садись ко мне в машину и поедем в Валдай. Без войска здесь делать нечего.
Вот и уехал писатель с "последним генералом"...
В те дни создавалась газета Военно-Воздушных Сил "Сталинский сокол". Богданов и в финскую войну, и в эту много писал о людях нашей авиации, подружился с многими из них. Редактор новой газеты, не без помощи ГлавПУРа, упросил меня отдать ему Богданова. "Торг" был долгим, однако в конце концов я вынужден был уступить.
Исчезли из сообщений Информбюро полоцкое, псковское, новоград-волынское и бобруйское направления. Эти города уже захвачены немцами. Продолжают пока фигурировать смоленское, житомирское, невельское направления, но я-то знаю, что наши войска обороняются уже восточнее этих городов. И Смоленск, и Житомир, и Невель тоже заняты фашистами. Враг все ближе к Москве, Ленинграду, Киеву...
Газете надо откликнуться на это, хотя бы передовицами. Забить в набат. Еще раз напомнить ленинские слова о презрении к смерти.
Одна из передовиц так и называлась: "Презрение к смерти рождает героев и обеспечивает победу". Автор ее извлек из глубин отечественной истории впечатляющие примеры, поразительно злободневные:
"Стефан Баторий, осаждавший в 1581 году Псков, с отчаянием говорил, что "русские в защите своих городов не думают о жизни, хладнокровно становятся на место убитых или взорванных действием подкопа, заграждая проломы грудью, день и ночь сражаясь, умирают от голода, но не сдаются".
Напомнила эта передовая и о доблести русских солдат на Бородинском поле, на бастионах Севастопольской обороны, в борьбе с иностранными интервентами, пытавшимися задушить молодую Советскую республику. Нашлось что сказать и о первых героях Отечественной войны. Обнадеживающе прозвучали однажды уже сбывшиеся слова Владимира Ильича: "Мы гораздо сильнее врага. Бейтесь до последней капли крови, товарищи, деритесь за каждую пядь земли, будьте стойки до конца... Победа будет за нами!"
* * *
Принес стихи Михаил Голодный. Уселся на диван и молча ждал, пока я прочту их. Человеком он был веселым, но сегодня как-то притих. Его выразительные карие глаза отражали общую тревогу. Тревогой были проникнуты и его стихи, вполне созвучные передовой статье:
Смерть иль победа - пароль наш военный, Доблести нас обучила борьба. Жизнь на коленях - позорней измены, Смерти страшнее нам участь раба.А два дня назад побывал у меня Алексей Толстой. Не успев поздороваться, шагнул к карте. Внимательно разглядывал флажки на ней, обозначавшие линию фронта. Увидев, что Смоленск, не столь уж далекий от Москвы, и Житомир, совсем близкий к Киеву, остались западнее флажков, покачал головой, грузно опустился в кресло, задумался. Потом встрепенулся и стал выспрашивать у меня подробности последних фронтовых событий. Я, конечно, рассказал ему все, что знал, и заодно посетовал: следовало бы, мол, военной газете дать обстоятельный обзор этих событий, сказать прямо, что обстановка складывается опасная, хотя и не безнадежная, да ведь как такое сделать, если фронты называть нельзя, города обозначены загадочными буквами "С", "К"? Толстой слушал меня, сочувственно кивал своей большой головой, а сам, оказывается, все мотал на ус. И через два дня привез готовую статью, на восьми, кажется, страничках.
– Вот написал... Может, сойдет за обзор?..
Я обрадовался несказанно. Умело избегнув таинственных "С" и "К", Толстой ясно нарисовал, что же происходит на фронтах, сказал все как есть, дал оценку сложившейся боевой обстановке, приоткрыл перспективы. И все это настолько по-военному грамотно, что даже наши специалисты - знатоки оперативного искусства и ревнители военной терминологии - не смогли ни к чему придраться.
И заголовок своей статьи Алексей Николаевич дал удачный, оптимистичный: "Почему Гитлер должен потерпеть поражение". Твердая вера в наши силы, в нашу победу нужны были в те дни как никогда.