Стали обсуждать создавшееся положение. Решили выслать разведку в села вокруг Истобного, с которыми не было телефонной связи. Секретарь райкома назвал фамилии присутствующих - человек шесть, - разбил их на пары и сказал:

– Берите лошадей, поезжайте в свои села, установите, что там, и быстро возвращайтесь сюда.

В Синие Липяги поехал милиционер и один из работников МТС. Синие Липяги нас больше всего интересовали. Отсюда шли хорошие грунтовые дороги на Воронеж и Коротояк.

Когда все вопросы были решены, мы вышли на улицу. Ночь выдалась темная, теплая. В домах по-прежнему не видно было огней. С одним из местных товарищей выставили при въезде в село часовых. Остальным пограничникам разрешил отдыхать. В ожидании возвращения разведки с политруком Мальцевым, лейтенантами Гончаровым и Джамолдиновым уселись неподалеку от дома, где находилось районное руководство. Земля была так же тепла, как воздух. Пахло полынью. А кругом словно вымерло все - ни звука. Лишь сделает шаг-другой часовой, и снова тишина.

– Товарищ начальник!
– неожиданно послышался чей-то голос из темноты.

– Кто там?

– Я, товарищ начальник, старшина Городнянский Это был новый старшина заставы, уже второй после Вершинина.

– Что случилось?

– Все в порядке. Только решил уточнить, где будем завтракать - здесь или где-нибудь на привале.

– А как думаете вы?

– Здесь лучше, товарищ начальник. Повару сподручнее готовить, колодец поблизости, дровишки найдутся да и кухню можно замаскировать.

– Хорошо, готовьте здесь, - согласился я.
– Учтите только, что обедать, по-видимому, будет некогда, приготовьте завтрак поплотнее. К рассвету чтобы люди были накормлены и хозяйство ваше готово к маршу.

– Все понял, разрешите идти?

– Идите, да смотрите, чтобы повар был поосторожнее с огнем, не демаскировал нас.

Старшина ушел. Где-то в направлении Воронежа на темном небе потянулись светлые нити. Они то становились шире, то уже, то сходились углом, то расходились, то падали, то поднимались, освещая темный горизонт. Потом исчезли. Снова поднялись, перекрестились и опять упали на землю.

– Что-то ищут прожектористы, - подал голос политрук Гончаров.

– Немецких самолетов не слышно, - отозвался Джамолдинов.
– Видно, свой не вернулся с задания. Помолчали. Потом опять подал голос Гончаров:

– Что-то, друзья, насчет второго фронта ничего не слышно. Вроде обещали союзники, а не открывают.

– Думаете, не откроют второго фронта в этом году?
– спросил политрук Мальцев.

– Пока окончательно не погоним фашистов на запад, не откроют, - убежденно сказал Джамолдинов.

– Пожалуй, прав ты, Гариф Садыкович, - согласился Гончаров.
– Одним нам бить фашистского зверя.

Потом как-то незаметно разговорились о личном.

– Гончаров, а ты женатый?
– спросил политрук Мальцев.

– Нет, не успел, - отозвался Иван Иванович.
– Мать дома осталась и отец.

Выяснилось, что не женаты все: и Джамолдинов, и я, и Мальцев. Но у каждого кто-то остался дома. И мы вспоминали о доме, своих родных и близких с легкой грустью, не зная, когда доведется с ними увидеться, да и доведется ли вообще. Письма приходили на фронт нечасто. За все это время я получил лишь одно от старшей сестры, Полины, а сам послал единственное где-то сразу после боя у Коростова. Тогда об этом бое было написано в отрядной многотиражке. Я послал и газету. Полина сообщала, что младшая наша, Анна, ушла на фронт. Средняя, Мария, готовилась для работы в тылу врага. Сама же Полина, проводив мужа на войну, оставалась в Москве.

Стали мечтать.

– Вот кончится война, - задумчиво произнес Гончаров, - вернусь домой, вооружусь шахтерскими доспехами и буду снова рубать уголек.

– А кто же вас из армии отпустит, - вступил в разговор я, - вы же политработник.

– Во-первых, в мирное время численность армии будет гораздо меньше, убежденно сказал Гончаров, - а следовательно, меньше будет потребность в командирах и политработниках. А во-вторых, я не кадровый военный. Если бы не Гитлер, может, и на действительную службу не призвали бы, выдавал бы себе уголек на-гора.

– Ну, не зарекайся, Иван Иванович. Вот кончится война, поступишь в академию и станешь видным военачальником или политработником крупного масштаба.

– Не-ет, - протянул Гончаров, - я горный мастер, понимаете, я шахтер, мое место там, на шахте угольной.

Мы продолжали мечтать о том, кто из нас где будет жить, работать, учиться после войны. Забегая вперед, скажу, что не сбылась мечта Ивана Гончарова, не вернулся он на шахту. Был тяжело ранен, попал в госпиталь. После выздоровления служил до 1949 года дежурным военного коменданта на одной из станций Московского железнодорожного узла.

За неторопливым разговором мы не заметили, как к дому подъехали двое. Привязав коней к изгороди, они вошли внутрь. Я, Гончаров, Джамолдинов и Мальцев последовали за ними. Это были разведчики, которых секретарь райкома партии посылал в Синие Липяги. В доме все спали. Люди лежали прямо на полу или сидели за столами, положив головы на руки. Дремали секретарь райкома, капитан милиции и остальные.

Вошедшие назвали секретаря по имени-отчеству. Он поднял голову:

– Ну что?

– В Синих Липягах - немцы. На улицах полно танков, орудий, автомашин.