Любопытное это было зрелище. В условиях Карпатских гор тылы наших армий использовали для транспортировки продовольствия и боеприпасов не только лошадей, но и верблюдов и ишаков. Ишаки обычно несли на себе термосы с пищей и водой, а верблюды - стволы и опорные плиты тяжелых минометов, ящики с минами, патронами и гранатами. Многие гуцулы впервые видели представителей южной фауны и с любопытством рассматривали диковинных животных. А те, выгнув дугой длинные шеи, легко неся огромные вьюки, спокойно взирали на окружающее.

Вначале и Осовский с нескрываемым любопытством разглядывал это словно со сказочной картины сошедшее войско. А потом сказал в шутку:

– Видно, гитлеровцы потому тикают так швидко, что боятся этих длинноногих горбатых великанов!

Мы посмеялись. Конечно, верблюды были тут ни при чем. Животные всего-навсего облегчали солдатский труд. Гитлеровцы улепетывали по другим причинам. Мы были не те, что в июне 1941 года. И они были не те. Сила теперь была на нашей стороне. И эта сила несла справедливое возмездие фашистскому чудовищу. Казалось, не будет конца колоннам наших танков, самоходных орудий, тягачей, тянувших пушки, расчетам "катюш", тысячам автоматчиков, стрелков, бронебойщиков, заполнявших окрестные лощины, рощи, ближайшие села.

С волнением подходил я со своим батальоном к местечку Сможе, где раньше находился штаб нашей третьей комендатуры. Вот и сосновая роща. Но здания комендатуры нет. Сожжено. А домики резервной заставы, которой командовал лейтенант Титков, остались. Я приглядывался к знакомым домам, улицам. Изменилось село Сможе за эти три года. Печать запустения лежала на всем. Дворы заросли бурьяном. Булыжная мостовая выщерблена, разбита. Многочисленные мостки через речку Сможанку раздавлены, смяты. Прежде это было очень веселое село. А теперь оно встречало нас настороженно. Во взглядах людей затаился страх. Не прошло бесследно время фашистской оккупации. Да и террор бандитов останавливал кое-кого от естественного желания улыбнуться, порадоваться приходу частей Красной Армии.

И все же нашим врагам не удалось сломить, уничтожить все те добрые ростки, что появились в жизни гуцульского крестьянина с приходом в Прикарпатье Советской власти. Не успели мы расположиться в Сможе на привал, как весть о том, что в село вернулись советские пограничники, разнеслась по окрестным селам. В Сможе потянулись люди. Многие узнавали меня. Ведь в штаб комендатуры по разным делам приходилось приезжать нередко. Разговорам, расспросам не было конца: а где нынче комендант Щербаков? Что стало с капитаном Гладких? Где такой-то? А сами как воевали, насовсем ли пришли?

Потом рассказывали, как жили в оккупации, кто как вел себя, что мешает сейчас наладить нормальную жизнь.

Помогли сможане установить и месторасположение одной банды. О ней мы сообщили в штаб полка. Банда была ликвидирована.

Противник изо всех сил пытался сдержать натиск советских частей. Приходилось выбивать его из последних приграничных сел. Ареной боя стал и участок бывшей десятой заставы. Здесь действовал 168-й стрелковый полк 24-й стрелковой дивизии. Пригодился наш оборонительный район, который был создан на участке заставы перед самой войной. 30 сентября один из батальонов 168-го полка, занимавший его, отбил шесть контратак врага из района села Латорки.

Дни пребывания гитлеровцев на нашей земле в Прикарпатье были сочтены. Как сейчас помню утро перехода нашими войсками линии бывшей государственной границы. "Катюши" развернули свои направляющие на запад. Туда же смотрели стволы сотен орудий и минометов, стоявших вдоль рокадной дороги. Заалел небосвод. Розовые блики легли на вершину горы Пикуй. Вышли из домов гуцулы. Они с интересом наблюдали за сноровистыми и слаженными действиями наших артиллерийских и минометных расчетов. Потом полезли на крыши домов, чтобы получше увидеть артиллерийскую подготовку.

И вот рявкнули пушки. Рванулись в языках пламени реактивные снаряды.

После мощной артиллерийской подготовки советские войска перешли границу. Наш батальон вступил на участок десятой заставы. Сколько мы ждали этой минуты! Через сколько испытаний прошел каждый из нас, пограничников, чтобы снова увидеть государственный рубеж, оставленный летом 1941 года! Чувство, с каким я вступил на участок своей заставы, ни с чем не сравнимо. Я, бывший начальник десятой заставы, был единственным, кто вернулся сюда в сентябре 1944 года. Война разбросала, раскидала бойцов заставы. А многих уж не было в живых. Шестьдесят три человека отходили со мной с границы. Вернулся я один. Конечно, многие сражались на других участках огромного советско-германского фронта и вступали на государственную границу в других местах. Но на свою заставу из бывших ее бойцов и командиров попал только я.

Когда батальон оказался в Кривке, бойцов тотчас окружили жители. Несмотря на ранний час, на улицу высыпало все село. Завидев пограничные фуражки, сельчане спрашивали, нет ли кого из их старых друзей, что до войны служили на десятой заставе. И вдруг увидели меня.

– Живой, товарищ начальник!

Сам собой получился митинг. Парторг батальона лейтенант Николай Ивлев, поднявшись на крыльцо бывшего сельского Совета, рассказал, как сражались пограничники десятой заставы и батальона с немецко-фашистскими захватчиками, попросил собравшихся помочь быстрее восстановить разрушенные врагом мосты и дороги, чтобы успешнее громила врага Красная Армия.