Ночью мы спали в стороне от костров, выставили дежурных. Перед рассветом сверху хлопнул одиночный выстрел, пуля подняла искры и пепел в костре. Тем и кончилось.

Нам удалось наметить на карте старую границу и в натуре пройти по ней. Закончив работу, поехали на верхний Уруп, чтобы сойтись с группой Постникова.

Отыскали своих удачно. Они стояли на биваке. Шел спор с казаками из-за границы по южной части, где всегда паслись зубры и были очень хорошие луга. Всласть поругавшись, станичники вскочили на коней и уехали. Плохо.

Экспедиция осталась в глухом и диком районе. Тропы мы здесь знавали не хуже местных пастухов.

— Чужие не тревожили? — спросил я у Сурена.

— Нет. А вас?

— Пробовали напугать.

— Не на пугливых напали, верно? — Он весело улыбался.

Отряд повел Телеусов, знаток лесных троп. За двумя хребтами лежала Умпырская долина. Повернули западнее, чтобы пройти по старой границе. Обнаруживали редкие каменные столбы или высоко спиленные деревья с затесами на пнях.

— Просеку надо, — говорил Постников, сверяясь с картой. — Иначе граница не вызовет уважения. А что южная сторона, Андрей Михайлович? Где там граница?

Я сказал, что Главный Кавказ, перевал — естественный рубеж. Зубры редко выходят на южные склоны. Там другой климат, непривычная для них растительность.

Постников с уважением смотрел на чернозубые скалы в снегу. Здесь он был впервые. Горы казались ему полными тайн.

Отряд цепочкой следовал вдоль некрутого склона. Сурен подравнялся к Постникову и что-то со смехом рассказывал ему. Эта минута запомнилась мне, потому что все страшное произошло сразу же после того, как я оглянулся.

Постников вдруг стал неловко клониться к лошадиной гриве, лицо его странно бледнело. И лишь секундой позже донесся звук выстрелов. Пули достали цель прежде звука. Стреляли сбоку и сверху сразу из многих винтовок, целясь по нашему скученному центру. Сурен почти упал с седла и, перекатившись, ухватился за ногу. Лошадь его билась в агонии. Через мгновение все были на земле, за укрытиями. Началась ответная стрельба. Два красноармейца освободили Постникова из стремян, положили на жесткую щебенку. Недвижно лежали два бойца. Еще двое стонали, раненные. Телеусов шептал что-то неслышное и не сводил глаз с камней, где укрывалась засада. Винтовка его лежала на руке. Вот он уловил мгновение, приложился и выстрелил. Из-за скалы поднялась и упала черная — на фоне неба — фигура. Еще одна в предсмертном прыжке показалась и исчезла. Сурен сидя бил из маузера. Я стрелял с упора, посылая пулю за пулей в невидимого врага.

Вдруг бой оборвался. Все стихло. Банда снялась. Мы поднялись и побежали наверх, достигли засады немного раньше, чем бандиты успели укрыться в березняке. Теперь роли переменились. Трое из убегавших остались на лугу. Из березняка опять загремело. Продолжать погоню через открытый луг означало верную смерть.

— Ко мне, ребята! — крикнул Телеусов красноармейцам и пошел с ними левее, за крупные скалы, чтобы обстрелять банду на отходе.

Я вернулся поникший. Сурен с непокрытой головой сидел возле Постникова.

— Что с ним? — Я наклонился над лесничим.

Постников был мертв. Две пулевые раны в груди.

Сурена уже перевязали. У него было ранение в бедро, навылет. Он сидел боком, крепко сжав зубы. Боль невыносимая. А впереди дорога по горам…

— Вернемся в Преградную, — сказал я. — Это ближе. Там фельдшер.

— И банда… — Сурен процедил это слово сквозь зубы. — Какого человека потеряли! — И в отчаянии схватился за голову. — Ведь предупреждали его. Не послушал!..

Вернулся из погони Телеусов с охраной. Носилки мы уже приготовили, на них уложили Сурена. Наскоро сделали плетенки для убитых. Двое раненых держались в седлах.

Печальный караван только к ночи выехал на дорогу, а часа через три прибыл в станицу. Дома стояли словно нежилые. Утром подводы повезли раненых и погибших в далекий Невинномысск. По настоянию Сурена с ними уехал и Задоров: ему нужно было как-то определиться в сложных событиях тайной войны. Сурен обещал помочь.

— Андрей Михайлович, прошу вас, очень прошу не рисковать! Помните, что на вас огромная ответственность за будущий заповедник, за сохранение зубров… — вот что сказал Сурен на прощание.

Наш поредевший отряд возвращался через Ахметовскую в Псебай. Телеусов вздыхал, хмурился, помалкивал.

— Убитых не опознал? — спросил я его.

— Чужие, Андрей. Лица гладкие, одеты добре. Офицерская дружина. Опасно знаешь что? Умпырь рядом. Как бы они туда не проникли. Место для них больно подходящее. Жилье и все такое. А у нас никого там нету. Одни зубры, которых совсем мало.

В эти дни мы особенно ясно поняли, что бело-зеленые, закрепившись в горах, не только угроза нашим жизням, но еще большая угроза заповедному зверю. Просить ревком послать воинские части? В горах один человек с винтовкой уложит роту. У тех же Балканов. Опасная, изнурительная война!