– Мама...
– прошептал потрясенный Эн и неожиданно стал уменьшаться в размерах. Он просто падал на землю, так ему сейчас хотелось спрятаться, сбежать, втиснуться под какую-нибудь травинку, исчезнуть... Это такое нормальное человеческое чувство, желание, которое Эн испытывал много раз по разным поводам, в Паутине приобрело совершенно другое тотальное значение. Вот уже Эн размером с пшеничный колос. Высотой со спичечный коробок. С муравья... Что? Он ведь может совсем исчезнуть?! ет!!! И Эн рванулся вверх. И его желание было настолько сильным и определенным, что он мгновенно вырос с телеграфный столб. И он бы рос дальше, но вдруг испугался той высоты с которой увидел где-то там, внизу, на проселочной дороге собственные ноги, и, обмяк, и уменьшившись стремительно в размерах, вдруг почувствовал что его отрывает от земли. Эн вцепился в ближайшее дерево и чем больше он думал о том, что его унесет в небо, тем сильнее его втягивала в себя безоблачная голубая бездна. И тут Эн вспомнил, что он в Паутине, и поэтому погибнуть он все равно не сможет и плюхнулся на землю. ебо затянуло облаками. Впрочем, это были не облака. Это из-за горизонта к зениту подтягивались вагины. Рыженькие, черные, пушистенькие, бритые, они, собравшись в грозовую тучу, заслонили собой солнце. Менее всего Эну хотелось попасть под этот дождь... Эн этого не видел, но в плотно сжатых губах вагин, таились издевательские улыбки. Облако, смеющихся вагин поразило бы и менее впечатлительного юзера, но...

... "...это я, - думал Эн, разглядывая разноцветные этикетки на бутылках совсем крыша съехала. Я же в Паутине. А значит что со мной может случится? Со мной ничего не может случится. Меня никто не видит".

Эн сидел у стойки бара.

– Впервые человек создал систему тотальной анонимности и следовательно совершенной безответственности, - очнулся голос внутри Эна.

– Опять ты!

– В театре или фильме, актеру, драматургу, или режиссеру невольно приходится считаться с публикой и подавлять свои инстинкты, желания, фантазии. То есть человек не свободен в пространстве театра или кино, сколь бы не утверждал обратного. Только в Паутине человек совершенно свободен, потому что только в Паутине он абсолютно анонимен. Он может поступать как хочет и остановить его может только он сам. В каком-то смысле, Паутина это первый опыт глобального тестирования цивилизации, самой себя на человечность...

– Ну, ты достал меня, - разозлился Эн, - А то я не знаю. Я знаю. Заткнись.

Голос внутри Эна послушно выключился.

– Аммонал, тринитротолуол...
– безумный ученый - взъерошенный старикашка. За толстыми стеклами очков, как желтки, жарящейся на тефлоновой сковороде, яичницы, плавают расширенные зрачки. Отсюда произошло название блюда - глазунья... Саквояж на коленях. Тянет из него прямоугольные свертки каждый величиной с брусок хозяйственного мыла и складывает на столешнице... Эн поднялся.

– Вы выходите? Динамит, тротил, тол... Боже мой, вы уже выходите?
– пытаясь всучить ему какой-то список, старикашка засеменил рядом с Эном, - Замечательный состав из подручных средств. Вы будете довольны. а нашем чате он пользуется потрясающим спросом...

Эн захлопнул за собой дверь бара. Раздался взрыв и бар взлетел на воздух. Государственная служба безопасности порушила взрывоопасный сайт...

Эн брел по тротуару. Он думал о чём-то, но его мысли соскальзывали в какую-то расщелину в его голове и становились всё мельче и мельче... Эн чувствовал что он сейчас поймет, что-то очень важное для себя, быть может самое главное из того что он вообще должен понять в жизни, но чем усерднее он пытался сформулировать эту ускользающую от него мысль, тем она становилась все незаметнее, и в конце концов она так измельчала, что прочесть её можно было только с трудом. о даже если бы кто-то и решил её прочесть, то не нашел бы в ней ничего нового. И тем не менее он и дальше всматривался бы в подслеповатый уже и почти неразличимый шрифт в надежде найти здесь что-то, и этим подтверждая тот безусловный факт, что человек любопытен безмерно и инфантилен в своем любопытстве. И готов зайти в утолении своего любопытства гораздо далее, чем разглядывание уже почти неразличимых букв...

...перекрестка, мелькнула фигурка - красная в зеленую клетку юбка - белая водолазка. о, Эн не смотрел в сторону перекрестка. а противоположной стороне улицы стояла дама с безупречной фигурой манекенщицы. И не просто стояла, а медленно задирала подол платья. И трусов на ней не было. И она рукой промежность не закрывала. И смотрела на Эна притягательным гипнотическим взглядом... И делала она это потому что так хотел Эн.

– Тому, кто стоит на голове, пол потолком кажется, - очнулся голос внутри Эна.

– Заткнись...
– огрызнулся Эн.

Это ничего, что в профиль дама была плоская, как спичечный коробок. В конце концов иллюзия не обязана быть полной. Достаточно зрителю быть полным...

– ...кретином. Ты её больше не встретишь.

– Кого?

– Добро пожаловать в органы, сынок...
– томно проскрипела дама и вульгарно пошевелив плоской задницей, добавила, - ...в половые.

"и тридэшная!
– подосадовал Эн, - А то была бы объемная..."

– Любовь не обязана никого посещать дважды. о если ты не различаешь таких элементарных... Маза факер!
– голос внутри Эна грязно выругался и выключился.

– ...обязательно из нижних первичных пластов. Что им у нас...
– сознание возвращалось к Эну медленно. Именно так, медленно оно возвращалось в фильмах к попавшим в будущее героям. Обычно, вначале над забинтованным героем склонялись размытые силуэты врачей, затем взгляд героя обретал ясность, пелена спадала и за спинами медиков проявлялись лампы дневного света и сверкающее никелем медицинское оборудование. Правда Эн не видел склонившихся над собой врачей, но их компенсировал блистающий хромом агрегат...

– Приходит в себя...
– произнесла девушка.

– адо позвать толмача...
– произнес мужчина.

– Ты его сам отпустил, будет очень неловко...
– заметила девушка.

– Откуда экземпляр?

– Конец двадцатого века...

С тихим шорохом у сверкающего хромом аппарата возникли две фигуры в белом; бородача лет тридцати и девушки лет двадцати с удивительно ясными зелеными глазами...

"Так, кажется я в будущем," - догадался Эн и не удивился, так как герои в фильмах обычно не удивлялись. у, если и удивлялись то совсем немножко.