– Ну вот,- вздохнула Нинка, выключая под кастрюлей газ,- искал музу, а нашел ангела!
– а потом философски заключила: - А все одно семье прибавка!

Вот такая умная у Ходасевича была жена. А Вансуан вообще пришла от нее в восторг.

– Красавица,- миниатюрная китаянка, стоя рядом со статной, белоликой Нинкой, с благоговением смотрела на нее снизу вверх,- у тебя глаза феи Эу Ко.

– Ну спасибо,- Нинка мило, будто своей давней подруге, улыбнулась Вансуан.- Проходи к столу, я тебя борщом угощу.

...В отражении на дверном стекле давно не вспыхивали полосы с обрывками фраз. Растаяла последняя: Искал музу, а нашел ангела!.. Теперь таяло, садилось в отражении солнце. Оттого что стекло было светло-коричневым, как корочка белого хлеба, светило казалось желто-красным, подобно свежеподжаренному желтку, в котором растеклась капелька крови.

Закат сладко догорал, золотя кремовым золотом крышу дома напротив и уже уснувшее дерево. В палате 18 стояла мертвая тишина. На кровати с порядковым номером три одинокой стопкой было сложено чистое постельное белье. Сразу становилось ясно, что больного три дробь восемнадцать выписали или, наоборот, перевели в лечебницу покруче. Зато старик, на которого так похоже было дерево в отражении, по-прежнему крепко спал. Не по-человечески крепко. Тихо-тихо - как ни прислушивайся, все одно не услышишь его дыхания. Он таки проспал этот день, кстати сказать, праздничный день - Восьмое... Хорошо хоть успел накануне черкнуть несколько строк. Будто завещание оставил. Листок со стихами, измятый донельзя, валялся тут же на кровати, возле светло-коричневой, как стекло в двери, руки старика. В весенний день матриархата спешим на рынок за цветами...

Наконец солнце село, и бумага вмиг почернела, будто обуглилась.

апрель - июль 2000 г.