Глянув в зеркало, Рем усмехнулся, обрызгал себя из пульверизатора одеколоном и направился к мраморной, застланной малиновым ковром лестнице встречать гостей. Уж кто-кто, а он меньше всего отвечает идеалу "нордического человека", бредням о голубоглазом полубоге с золотыми волосами и бело-розовой кожей, с какими носится этот барончик, русский прибалт Розенберг. Адольф с его мистическими откровениями любит таких умников.

Проходя через гостиную, которую бывший владелец особняка обставил чиппендейловской мебелью, он застал там своего наперсника доктора Белла и Хайнеса. Они играли в скат и тихо выпивали. Перед Беллом стояла бутылка баккарди, ангостура и вазочка со льдом - он сбивал себе порцию дайкири. Хайнес без затей пил мартель.

– Не рано, мальчики?
– улыбнулся Рем.

– Самое время, шеф.
– Белл взглянул на часы.
– Без пяти семь. Через пять минут начнется прием, и надо будет пить пиво.

– Верно!
– заржал Хайнес.
– Есть новости, Эрнст.

– Важные?

– Как тебе сказать? Одним словом, Герман окончательно обделался с этим процессом. Мало того, что не сумел скрутить эту красную сволочь Тельмана, с которым все вы так цацкаетесь, так теперь он обделался и перед цыганом.

– Димитров - болгарин, - пояснил Белл, осторожно добавляя в смесь несколько капель золотисто-коричневой ангостуры.

– Это одно и то же, - отмахнулся Хайнес.
– Важно, что Герман провалился.
– Он всосал еще рюмку, зажмурился и, запрокинув голову, подождал, пока коньяк сам собой перельется в горло. Только потом сглотнул и удовлетворенно выдохнул воздух.

– Приятный аромат, - кивнул Рем.

– Намекаешь, что расхищаю твои отборные запасы? Ничего, Эрнст, дай срок, это ничего. Мы еще развернемся.

– Не болтай, Эдмунд. Иди лучше встречать гостей. Да, имей в виду, что должен прибыть итальянский посол Витторио Черутти, так у него жена еврейка.

– Да?
– вяло оживился Хайнес.
– А мы-то при чем? Пусть об этом волнуется их дуче.

– Дуче пока такие вещи не интересуют, - нахмурился Рем.
– Но я хочу предупредить возможность инцидентов. Ясно?

– Ясно, шеф.
– Хайнес щелкнул каблуками.
– Все будет хорошо. Итальянцы ведь! Все-таки братья по борьбе.
– Он усмехнулся и, покачав головой, пошел к дверям, позолоченные ручки которых изображали сплетенных ящериц с человечьими лицами.

– Да, шеф.
– Белл подождал, пока стакан запотеет, и отпил глоток ледяной смеси. Охладилась она, кажется, достаточно - алкоголь почти не ощущался.
– Процесс явно провалился. И так последнее время было ясно, что дело идет к провалу. Теперь же весь свет увидит, какие мы все чурбаны, и в первую очередь этот боров. Знаешь, он все-таки форменный идиот.

– Ну, то, что Герман выставил себя идиотом, меня не очень печалит...

– Да. Это единственное отрадное явление в столь печальном деле.

– Печальном?

– А что вы скажете, если в один прекрасный день Димитров заговорит о том, что в хеннингсдорфской ночлежке поджигатель Ван дер Люббе тепло беседовал с бродягой по имени Франц Вачинский, который выполнял задание некоего доктора Белла?

– Не волнуйся, доктор, тебе это не идет. Девочки любить не будут. На кой черт ты мне тогда будешь нужен?

– В том-то все и дело!
– вздохнул Белл и досадливо отстранился, когда Рем попытался потрепать его по голове.
– После того, как Димитров, которого давно бы следовало прикончить вместе с Тельманом...
– он остановился вдруг, потеряв мысль.
– Да... После того, как Димитров потребовал, чтобы "незнакомец", с которым беседовал Ван дер Люббе в Хеннингсдорфе, был вызван в качестве свидетеля, я мертв. Мертвеца ведь нельзя вызвать в суд, не так ли?

– Ну, полно болтать ерунду! Чего ты перепугался? Суд же не удовлетворил его просьбы. Мало ли кого хотел Димитров взять в свидетели! Того же Тельмана, к примеру. Это же ход, доктор! И какой! Во-первых, еще один агитатор, во-вторых, условия, в которых содержится Тельман, облегчаются, он получает доступ, так сказать, в широкий мир. Но мы предпочли оставить Тедди в Альт-Моабите, где самому Димитрову было так хорошо, - Рем усмехнулся.
– Он ведь и русских вождей предлагал вызвать в Лейпциг... Да успокойся ты!

– Вы недооцениваете опасность, шеф, - Белл не сдержал досадливой гримасы.
– Моя связь с этим дебилом Ван дер Люббе каждую секунду может стать явной. А от меня до вас только один шаг...

– Ну, он-то как раз и не будет сделан, - холодно заметил Рем.

– Разумеется! Как только назовут имя доктора Белла, его собьет машина или он при загадочных обстоятельствах сдохнет в тюремной камере. Так?

– Кому ты это говоришь?
– Рем налился кровью.
– Ты что, меня обвиняешь?

– Нет, конечно.
– Белл сразу же сбавил тон.
– Но Геринг дремать не станет, и Гиммлер тоже, будьте спокойны, шеф. Я неглупый человек и вижу, как могут пойти события. Согласитесь, что я кровно заинтересован в том, чтобы направить их, так сказать, в другое русло.

– Ты же знаешь, что я не бросаю друзей!

– Я и не говорю. Но ведь под автомобиль каждый может попасть? Случайно. Как Вёль, например.

– Я подумаю и постараюсь вывести тебя из игры заранее.

– Как Герман вывел "франта"?

– Не понимаю. Не в курсе.

– "Франт" был в ту ночь во дворце.

– А, высокопоставленные свидетели?

– Да. Он все, конечно, раскусил и, когда начался этот дурацкий процесс, спросил Германа: "Меня тоже привлекут в качестве свидетеля?" "Сиди и не рыпайся, - ответил толстяк, - только тебя нам не хватало!"