– До свидания, - сказала Роза и пошла на Принц-Альбрехтштрассе.

В здании гестапо она сразу заметила, что все уже знают, кто она и зачем пришла. Молодой штурмфюрер молча указал ей видневшуюся в конце коридора лестницу и прошел вперед. Она последовала за ним. На лестнице их дожидался еще один эсэсовец. Он оглядел ее с ног до головы, но тоже ни о чем не спросил. Когда Роза вслед за штурмфюрером поднялась на половину пролета, он тоже стал медленно подниматься.

Роза молча усмехнулась. Ее конвоировали, как важного заключенного, по всем правилам.

Подниматься пришлось высоко - на самый верхний этаж. Эсэсовцы впустили ее в просторную комнату, где стояли большой кожаный диван и несколько кресел. Не успела она оглядеться, как дверь раскрылась и еще два офицера в черных мундирах ввели Тельмана.

Она рванулась к нему, но вдруг остановилась, вся еще устремленная вперед, с протянутыми руками, искаженными в молчаливом выкрике губами.

– Эрнст, что с тобой сделали!
– не то действительно выкрикнула, не то беззвучно выдохнула она.

На Тельмана страшно было смотреть. Лицо у него распухло и приобрело желто-лиловый оттенок. Глаза казались залитыми кровью. Вымученная улыбка открывала пустые, совершенно стариковские десны. Из-за выбитых зубов нижняя губа ушла в глубокую складку. Одежда на нем обвисла, и весь он осунулся и постарел на много лет. Это был другой, совсем другой человек. Только в глазах мелькнуло что-то знакомое, что-то бесконечно родное. Но тут же исчезло за кровавой сеткой белков.

– Что с тобой сделали, Эрнст! Что сделали!

Вперед выскочил гестаповец. Он затопал на нее ногами и что-то выкрикнул. По его погону и листьям на петлицах Роза поняла, что перед ней важный чин. Чего он хочет от нее? Она воспринимала происходящее отдаленным краем сознания. Все это было очень и очень далеко, почти ее не касалось. Расширенными глазами она все смотрела и смотрела на Эрнста.

Вот он подошел к креслу, попытался присесть. Вот его передернула судорога боли, и он, пошатнувшись, выпрямился. Она видела, она всем существом своим чувствовала, как ему больно, но еще не осознавала, что она не может сесть, и не понимала, почему не может.

Только потом, когда закончилось это страшное и короткое свидание, явления встали на свои места, и она все поняла. Позже она догадалась, что гестаповец с генеральскими нашивками и был, вернее всего, тот самый Гиринг, о котором она уже столько слышала от берлинских друзей.

Но сейчас она еще не могла понять, чего хочет от нее этот человек.

– Успокойтесь! Немедленно успокойтесь! Или я верну его в камеру и вы больше некогда его не увидите!

– Нет-нет, - она покачала головой, уже улавливая страшную, неумолимую связь между этим человеком и Эрнстом, но еще далекая от того, чтобы узнать в лицо, хотя и никогда его прежде не видела, одного из самых знаменитых гестаповских истязателей.
– Нет-нет, - сказала она, глотая слезы, уже пробудившаяся и, как всегда, настороженная, умудренная своей неизбывной горечью.
– Я не буду.

Тельман кивнул ей. И этот родной, такой знакомый ей жест вновь заставил всмотреться в измученное, так изменившееся лицо мужа. И она все поняла, все прочитала в его опухших, кровью набрякших глазах.

Ему так важно, так необходимо видеть ее! Она должна успокоиться и стать холодной и мудрой, чтобы все увидеть и понять, иначе прервется и эта хрупкая его связь с миром. Ему так много нужно узнать у нее, так много рассказать ей и - это главное - тем, другим, которые тоже многого ожидают от их встречи, что она просто не имеет права быть слабой, терять драгоценные секунды даже на борьбу со своей слабостью.

– Это в порядке вещей. Не бойся.
– Тельман даже не прошептал, он едва выдохнул эти слова.

Но высокопоставленный гестаповец все же услышал их или, быть может, что-то заподозрил.

– Что вы говорите? Вам плохо здесь, у нас?
– он быстро встал между ними и, подобно потревоженному пресмыкающемуся, стал выбрасывать голову влево и вправо, недоверчиво ловя их взгляды, вслушиваясь в их едва-внятный шепот, который скорее всего просто мерещился ему.

Задыхаясь от волнения. Роза сделала шаг вперед. Она уже вполне владела собой, хотя и видела еще острее нависшую над Эрнстом опасность.

– Что вы сделали с моим мужем?
– очень спокойно спросила она, переводя взгляд с Тельмана на гестаповского начальника.
– Вы посмотрите, как он выглядит!

– Если вы будете говорить только об этом, я закончу свидание.

– О чем же мне говорить?
– она закусила нижнюю губу, чтобы унять внезапную дрожь подбородка. Говорить она была уже не в силах. Она ничего не могла с собой поделать. Ничего.

– Передай привет тестю. Надеюсь когда-нибудь увидеть его, - быстро сказал Тельман, и непривычный, шамкающий голос его еще больнее резанул ее по сердцу.
– Как там Ирма?