— Я полагаю, что существует выход из этой ситуации. Вы могли бы сохранить свое наследство, и мы с вами жили бы так, как нам хочется.

Она взглянула на него вопросительно:

— Вы действительно знаете выход?

— Мне надо будет внимательно прочесть завещание. У вас здесь есть его копия?

— Кажется, да.

Майор провел ладонью по подбородку и ощутил под пальцами колючую щетину. Боже, в каком он ужасном виде! Небритый, немытый, взъерошенный…

— Я хотел бы побриться и позавтракать. А потом можно познакомиться с завещанием. Важные документы никогда не следует читать на голодный желудок.

Она наморщила носик.

— При одной только мысли об отцовском завещании у меня начинается несварение желудка.

Тут в комнату вошел Хью Морган. Бедняга был ужасно смущен — ведь он все-таки заснул и не заметил, как исчез пациент. Взяв Дэвида под руку, слуга помог ему выйти из спальни.

Дверь за мужчинами закрылась, и Джослин с облегчением вздохнула. Взглянув на Исиду, она невольно улыбнулась. Кошка всю ночь провела на подоконнике, потому что ее место в постели хозяйки оказалось занятым.

— Ну, кошечка, похоже, наш майор окончательно поправился. Но что нам теперь с ним делать?

Исида зевнула. Было очевидно, что подобные проблемы ее не интересуют.

Два часа спустя Джослин вошла в комнату майора и замерла в изумлении. Трудно было поверить, что всего лишь несколько дней назад этот человек находился при смерти. Чисто выбритый майор с непринужденным видом сидел у окна. При появлении хозяйки он встал и приветствовал ее изящным полупоклоном.

Она уселась напротив и положила документы на столик, рядом с подносом.

— Майор, вы просто чудо. Даже доктор Кинлок считал, что вы сможете вставать и передвигаться не раньше чем через неделю.

— Человеку военному очень полезно, чтобы раны у него быстро заживали. На войне времени часто бывает маловато, Выпьете кофе? Хью Морган только что принес.

— Спасибо, наверное, выпью.

Дэвид наливал в чашечки ароматный напиток, а Джослин тем временем внимательно рассматривала его. Майор по-прежнему оставался болезненно худым, но цвет лица у него улучшился. И только сейчас она поняла, что он моложе, чем ей прежде казалось. Конечно же, ему было не под сорок, а тридцать с небольшим.

Когда он подал ей чашку кофе, она спросила:

— Кстати, о Моргане… Где он сейчас?

— Я подумал, что, возможно, ему следует заняться другими своими обязанностями. Или немного побыть с братом. — Джослин выразительно подняла брови, и майор добавил:

— Мне уже не нужна сиделка.

— Наверное, вы правы. Но у Моргана не так уж много дел сейчас. В это время года в Лондоне почти никого не остается, так что слуги отдыхают.

Он налил себе в кофе немного сливок.

— Когда утром к вам зашла горничная, вы, кажется, назвали Моргана ее поклонником. У них дело идет к свадьбе?

— Кажется, да. Домоправительница заверяет меня, что они ведут себя достаточно сдержанно, но видно, что с обеих сторон… проявляется интерес.

— Вы очень снисходительная хозяйка, если позволяете подобное. Многие предпочитают, чтобы у служанок не было поклонников.

— Человеческая природа такова, что мужчины и женщины испытывают друг к другу влечение. Хозяева, которые это отрицают, просто принуждают слуг скрывать свои отношения. Согласитесь, глупо отдавать приказания, которые не выполняются.

Он улыбнулся:

— Леди Джослин, кажется, вы мечтательница.

— Вовсе нет. Просто я здраво смотрю на вещи. Хотя, наверное, она все-таки склонна к мечтательности… Иначе не испытывала бы желания стать женой герцога Кэндовера — и не оказалась бы в такой нелепой ситуации. Джослин придвинула к майору бумаги:

— Вот копия завещания моего отца.

— Да, я понял, — кивнул Дэвид.

Он начал просматривать документы. Прочитав все бумаги, он снова вернулся к одному из разделов и внимательно его перечитал.

Положив завещание на столик, майор проговорил:

— В завещании графа имеется только одно условие: вы должны выйти замуж до того, как вам исполнится двадцать пять лет. Даже развод или смерть мужа не станут основанием для того, чтобы лишить вас наследства.

— А эти два варианта — единственные? — спросила Джослин, не на шутку встревожившись.

— Почему же? Мы могли бы просто жить порознь, хотя это был бы не лучший выход для нас обоих. По крайней мере для меня. Наилучший выход — признание нашего брака недействительным.