Он покрутился и так и эдак, но ничего не выходило, а жизнь за стенами разбойничьего скита шла своим чередом. Время от времени в дверь залетали крики, звон железа, слышался топот. Кто-то из разбойников попытался вернуться назад в гнездо, но Гаврила не позволил. Когда плешивая лиходеевская голова блеснула в дверях, Избор попытался перевернуться. Пол и потолок поменялись местами. Подняв вверх ноги, он ударил по крюку, что был вбит в потолок. Раз, другой, пальцы на ноге онемели от боли. Наконец железо хрустнуло, он упал вниз лицом и дух выскочил из него вон. В мгновение полета он увидел как возникший за спиной разбойника Гаврила выдернул его из проема…

Когда он пришел в себя, рядом сидел мокрый Гаврила. Он был скучен. С одной стороны с него капала вода, и на одежде висели нитки болотных трав, а с другой тяжелыми липкими шариками падали на пол капли крови. Красным были пропитаны штаны и рубаха.

— Ну что там? — спросил Избор, хотя в ответе не нуждался. И так все было ясно.

— Душа дичает! — тяжело вздохнув ответил Гаврила. Он думал о чем-то своем.

— Всех побил?

— Кого достал. Как бок?

Гаврила разрезал веревку. Избор сбросив с рук обрывки, потрогал рану пальцем, покривился.

— Одно радует. Тебе больше досталось. Золото собрал?

Гаврила кивнул на стол, на котором лежала добыча. Избор сел на корточки, пытаясь встать.

— Княгинины цацки там?

Гаврила расстегнул рубаху. Среди волос на груди блестело Иринино ожерелье. Избор засмеялся как смог и спросил.

— А чего серьги не одел?

Гаврила отмахнулся от подначки и поднял Избора. У стола тот оделся, связал в узел золото, сунул в карман… В дверях оглянулся — не забыл ли чего? Брать тут было нечего — кувшины из-под браги лежали на полу, засыпанном объедками. На столе и перевернутых лавках — лужи воды и пива. Избор посмотрел в дверной проем. От одного взгляда на туман, что плыл над болотом по спине прошла дрожь. Уходить от огня, едва не ставшего его могилой уже не хотелось.

— Поджечь бы все это…

— Новый посторят..

— При чем тут они? Нам светлее будет.

Избор посмотрел на груду углей на полу и подбросил туда пару лавок. Потянулся дымок.

— Само сгорит. Пойдем.

Свежий болотный воздух поле запаха крови и горелой кожи прокалился по коже как ведро родниковой воды. В свежем воздухе отчетливо пахло свежей кровью. Избор оглянулся. Перед самым домом лежало четверо. Все были при оружии и нельзя было сказать, что Гаврила расправлялся с безоружными. Все они уже не дышали. Кривя лицо от боли, Избор повернулся к Гавриле.

— Еще раз услышу о христианском милосердии — дам в морду.

….В темноте его усмешки никто не увидел и он позволил себе улыбнуться. Он не ошибся. Белоголовый волхв был когда-то опытным воином. Они не остались ночевать у костра. Там они только приготовили еду и поели. Ночевать они ушли почти за два поприща в сторону, хотя и эта предосторожность тоже оказалась тщетной.

— Ничего — прошептал Ханукка обращаясь к своему врагу — И ты не самый умный.

Теперь они лежали перед ним как куропатки на блюде — хочешь — ешь, хочешь — бери с собой. Часовой клевал носом, сон клеил ему веки и он то и дело как лошадь вздергивал головой. Взять его было так же просто, как ничего не делать.

— Единый сегодня на стороне правого — усмехнулся хазарин — Не часто такое бывает, а вот случается все же.

Пока Ханукка размышлял о Боге, часовой поднялся. Хазарину было слышно, как хрустнули его кости. Он сделал несколько неуверенных шагов в сторону от места, где черными пятнами лежали на земле его спутники. Луч луны, прорвавшийся сквозь облака, высветил крупные стальные пластины. Те самые, что были у напавших на караван. Ханукка отложил нож. С этим стоило бы поговорить. Он дождался порыва ветра. За его шумом он неслышно подошел к врагу и ударил кулаком чуть ниже уха. Хазарин долго учился такому удару. От него человек терял сознание на время, достаточное, что бы связать его.

Кто-то заворочался в темноте и Ханукка обернулся туда, выставив нож, но Единый сегодня и правда смотрел за ним. Спящий всхрапнул и вновь засопел.

Он взглядом нашел княжну. Она лежала удобно — чуть в стороне от других. Хазарин напряг слух. Девушка лежала спокойно. Ровное дыхание облачком пара вырывалось из чистого рта. Он довольно ухмыльнулся. Все оказалось гораздо проще чем думалось сначала.

— Глаза бояться — руки делают — подумал он. Теперь нужно было закончить с часовым и сматываться отсюда. Можно, конечно было бы зарезать кого-нибудь, в назидание, но он отложил это на потом. Хазарин бесшумно оттащил непутевого стража в сторонку, чтоб можно было поговорить с ним без помех. Но разговора не получилось.

— Исин? — удивился Ханукка — Живой?

Исин неслышно захрипел что-то, пытаясь объяснить сотнику, что произошло, но Ханукке хватило одного взгляда на чужие доспехи, украшавшие его подчиненного. У него пропала всякая охота расспрашивать его о чем-либо. С предателем разговор должен быть коротким. Он поднял нож.

— Зря ты живым остался…

Глаза Исина расширились, в последний миг жизни, вбирая в себя весь мир, которого его намеривался лишить сотник. Белки глаз в лунном свете белыми бельмами заполнили бледное от ужаса лицо. Нож полетел вниз, но у самого лица Ханукка перевернул руку и ударил его рукояткой по лбу. Исин дернулся и обмяк. Хазарин сунул нож в ножны и, наклонившись к его уху, сказал.