– - Но он похож на Бернхарда Руссвурма, -- возразил император и отступил, защищаясь поднятой рукой.
– - До чего же жутко он походит на Бернхарда Руссвурма!

Император иногда пугался новых лиц. Они тревожили его тем, что в них ему мерещились черты давно умерших людей -- тех, о ком Рудольф II старался не вспоминать. Генерала Руссвурма он много лет тому назад бросил в темницу, а потом приказал расстрелять за дуэль. Этот поступок, совершенный им в приступе безумного гнева, и поныне тяготил его душу. Сквозь многие новые лица глядел на него Руссвурм, когда враждебно, а когда и с насмешкой. Вновь и вновь вставал он из могилы грозить императору карой.

– - На Руссвурма? Да что Вы, Ваше Величество!
– - облегченно проговорил Адам Штернберг.
– - Руссвурм был хрупкого сложения, с таким широким носом и тяжелым подбородком. Готов поклясться Вашему Величеству, что знаю Войтеха Бубну с тех пор, когда он еще носил детскую рубашку навыпуск.

– - И все-таки он так похож на Руссвурма!
– - нервно вскричал император, и зубы его застучали.
– - Кто ты такой? Откуда пришел? Из ада?

– - К услугам Вашего Величества -- из Прастице. Это наше родовое поместье, и расположено оно близ Хотебора в Чаславском округе, -- объяснил молодой граф Бубна, совершенно не понимая, что происходит и почему император так испугался его прихода.

– - Ежели ты не блуждающий дух, -- отвечал император, -- то прочти вслух "Отче наш", назови двенадцать апостолов Христа и расскажи Символ веры.

Бубна бросил испуганно-вопрошающий взгляд на Адама Штернберга. Тот утвердительно кивнул, и молодой граф прочитал молитву, перечислил двенадцать апостолов, при этом забыв Фаддея и дважды назвав Филиппа, и тезисы Символа веры. В тех местах, где он спотыкался или не знал текста, Червенка шепотом подсказывал ему.

После второго тезиса император успокоился.

– - Хорошо, -- прошептал он.
– - Ты прав, Адам, я обманулся, он вовсе не похож на Бернхарда Руссвурма. Да покоится в мире Руссвурм, я давно уже простил его.

Червенка подошел к Рудольфу и накинул ему плащ на плечи. Император принял кубок из рук графа Бубны и осушил его.

– - Славно! Славно!
– - нервно проговорил он затем.
– - Странные дела творятся в замке. Сегодня ночью у меня опять появился он и мучил меня...

– - Кто же был ночью у Вашего Величества?
– - спросил Ханнивальд, хотя уже заранее знал, какого рода ответ получит от императора.

– - Один из его вестников!
– - со стоном сказал император, который никогда не называл дьявола по имени.

– - И опять в образе торговца пряностями?
– - спросил Ханнивальд, приглаживая седые кудри.

– - Нет, не в человеческом виде, -- ответил император.
– - Уже двое суток, как приходят они. Бывали вдвоем, а первой ночью их было аж трое: ворона, кукушка и шмель. Но ворона и кукушка не кричали, как птицы, а шмель не жужжал. Все трое говорили человеческими голосами, клевали и жалили меня...

– - Боже, помилуй нас, грешных!
– - со страхом пролепетал Червенка, а лакей, державший кувшин с бокалами, попытался освободить правую руку, чтобы наскоро перекреститься.
– - Кукушка, -- продолжал император, -- требовала, чтобы я отрекся от святынь, мессы, службы часов, мирра и святой воды. Тот, что был в виде шмеля, твердил мне, будто Господь Иисус, наша надежда и опора, никогда не являлся во плоти и что святая Матерь Господня впадала в грех кровосмешения...

– - Сразу же видно, какого сорта и происхождения эти твари, -- задумчиво произнес Адам Штернберг.

– - Третий, тот, что кутался в вороньи перья, -- сообщил далее император, -- заклинал меня, что, мол, настало время и нельзя медлить, а нужно поскорее отречься от святого крещения, крестного знамения, мессы и святой воды, а не то он пошлет того, кто снимет корону с моей головы и вкупе со всей державой отдаст ее в руки мошенника и бездельника.

Под мошенником и бездельником император, конечно, разумел своего брата Матиаса, эрцгерцога Австрийского.

– - Бог не допустит этого, -- решительно сказал Ханнивальд.
– - Счастье государства и Вашего Величества -- в Его руках, а не во власти врага Его.

– - Истинно так. Во веки аминь!
– - присоединился Червенка.

– - Вчера же ночью, -- продолжал император, -- приходили двое: кукушка и шмель. Кукушка называла Папу глупым испанским попом, который засел в Риме, а шмель доказывал, что мне не следует больше противиться его господину, а должно поступать по его воле, не то будет мне худо и спрятанное сокровище не перейдет в мои руки, а превратится в ничто, растает, как мартовский снег, и останется лишь в отчаянии кусать локти.

– - Ваше Величество говорит о каком-то тайном сокровище?
– - спросил Штернберг.
– - Я знаю только о долгах казны.