Шрифт:
— Кто стрелял?! — крикнул им Стуколин. — Вы видели, кто стрелял?
Стриженый приподнял голову.
— Стреляли из отсека, — сообщил он, и в ту же секунду, словно в подтверждение его слов, в хвосте транспорта раздались новые выстрелы.
Обзор с того места, где находился Стуколин, был не ахти, но все же часть проема грузового отсека он видел. Там за ящиками с натовскими пайками перемещались какие-то фигуры. Выходить наружу они явно не собирались, дожидаясь, когда пираты сами придут к ним.
Парень, прятавшийся под колесами грузовика, вдруг бросил пистолет, встал на четвереньки и, пятясь, как рак, быстро-быстро пополз прочь.
— Вот и война началась, старший, — прошептал Женя; дурацкая улыбка не сходила с его лица. — Настоящая война!
— Чему ты-то радуешься, идиот? — озлился на него Стуколин. — Война? Одного из наших уже убили, вот тебе и вся война.
— Эй, лейтенант! — окликнул Стриженый. — Что делать будем? Идеи какие-нибудь есть?
Пока Алексей прикидывал, как бы ответить помягче, свое слово решили высказать те, кто засел в «Геркулесе».
— Русские! — воззвал сильный мужской голос. — Убирайтесь, русские! Вы ничего не получите! Убирайтесь, пока мы не пустили вам кровь!
— Дурачье! — проревел в ответ Стриженый. — Чтобы вас всех грохнуть, нам достаточно одной гранаты!
Он был прав. Если в грузовой отсек транспортного самолета забросить хотя бы одну осколочную гранату, будет такое… месиво. Но от этого крайнего во всех смыслах поступка не выигрывал никто: ни боевики, засевшие в транспорте, ни пираты. Патовая ситуация. Боевики, кажется, это прекрасно понимали.
Владелец сильного голоса и Стриженый принялись переругиваться, поминая матушек. Боевики с транспорта явно тянули время.
«Зачем им это?» — спросил себя Стуколин и вдруг понял зачем.
— Сиди здесь, — приказал он Жене Яровенко, — и не вздумай высовываться. Понял меня?
— Так точно, старший, — по-прежнему весело откликнулся Женя.
— Смотри у меня, — утвердил напоследок серьезность своего приказа Алексей и по-пластунски пополз туда, где лежал и ругался Стриженый.
Добравшись до него, старший лейтенант притянул Стриженого к себе и зашептал ему на ухо:
— Это пора кончать. Они тянут время. Они ждут подмогу.
— Почему ты так решил? — спросил Стриженый тоже шепотом.
— В Заполярье у них есть свои агенты. Об этом нас предупреждали. Пилоты не могли быть уверены в том, что их и во второй раз будут сажать на ту же самую полосу. Но подготовиться к такому варианту они могли.
— Ты хочешь сказать, что сейчас сюда едут их бойцы? — Стриженый нахмурился.
— А сколько их будет? И чем они будут вооружены?
Стуколин пожал плечами:
— Этого я не знаю.
— У меня двадцать четыре пацана… точнее, двадцать два… — Стриженый напряженно думал, движение мысли прямо-таки отражалось на его лице. — У всех легкое стрелковое оружие… Мы не знаем, сколько бойцов в самолете и сколько еще прибудет… Нужно уходить! — сделал он вывод.
— Уходить?! — Стуколин даже повысил голос. — Ты собираешься всё бросить и уйти?
— Да, — Стриженый опустил глаза, но от решения своего не отказался. — Они перестреляют нас, как… как кроликов.
— Мы не имеем права отпустить их! — заявил Стуколин.
— За всех не выступай, — огрызнулся Стриженый, он продолжал прятать глаза и говорил без свойственной ему уверенности, что, конечно, выдавало его душевное смятение. — Меня подрядили забрать груз… Забрать груз, и только! Я — перекупщик, понятно? Я — коммерсант…
— Коммерсант, — с невыразимым презрением произнес Стуколин. — То-то ты с пушкой ходишь.
— В наше время коммерсанту без пушки нельзя, — охотно сменил тему Стриженый. — В наше время без пушки тебя и за человека никто не примет.
Перевалившись на бок, Стуколин почесал кулак.
— Да тебя и с пушкой за человека никто не примет. Еще только стрелять начали, он уже обгадился. Родину, говорит, люблю. О детях, говорит, думаю. Защитник Отечества, блин.
Стриженый побагровел.
— Ты много о себе думаешь, лейтенант, — сказал он злым голосом. — Я ведь и обидеться могу.
— Да плевать я хотел на твои обиды! Мы здесь треплемся, а время идет. Нужно что-то делать, иначе нас и вправду всех перестреляют!
Стриженый задышал носом и сразу чихнул. Выругавшись, он посмотрел на Стуколина более трезвым взглядом.