– Ты сказал... что Норин... то есть...
– она замялась, что я... ну, сам знаешь. Действительно, я сказала им, что ты был на складе, и теперь ты убежден, что... ну, в общем, думаешь, что меня науськали...

– Садись, - приказал я, немного подвинувшись в кресле. Она подошла с таким видом, словно ее кто-то подталкивал, и присела на краешек сиденья, следя за тем, чтобы не прикоснуться к моим коленям.

– Я уж сам не знаю, что думаю, а чего нет, - сказал я, пожав плечами.
– Ничего не знаю. Может, так всегда бывает после... этого. А может, у них что-то не сработало? Не в том дело, - мне стало не по себе.
– Знаешь, давай поговорим о чем-нибудь другом.

Это прозвучало немного серьезнее, чем следовало. Она нетерпеливо дернулась и взглянула на меня. Еще немного, и она растает, решив, что ничего иного не осталось.

– И долго вы намерены здесь торчать?
– спросил я, меняя тему.
– Наверно, ждете Норина?

В ее взгляде появилось что-то вроде облегчения. Она поправила волосы и устроилась поудобнее.

– Я улетаю послезавтра. Мы все улетаем. Группы с Трансплутона прибывают через несколько дней. Грениан сказал, теперь нам остается только ждать, что получится. Но, вероятнее всего, ничего...

Я кивнул.

– Конечно, ничего. Пантомат излучал наугад. Один из нас услышал и устроил шум. Некогда войны возникали по более глупым поводам, - философски заметил я.
– Однако, если...
– я понизил голос.

Она оживилась. Взглянула на меня с явным интересом.

Я улыбнулся.

– Спокойно, девочка, - я наклонился и положил руку на кончики ее окаменевших пальцев.
– Пока что мы во Вселенной одни. Независимо от того, есть ли у нас надежда. И как мы это понимаем, - многозначительно добавил я.
– Мы стараемся выглядеть как можно приличней, - продолжал я, глядя ей прямо в глаза, - на всякий случай. Но мы по-прежнему все еще одиноки.

Она кинула мимолетный взгляд на свою руку.

– Жаль...
– прошептала она.

Я наклонился ниже, обнял ее и привлек к себе. Хотел поцеловать в губы, но она увернулась, и я чмокнул оголенное плечо. Кожа была прохладной и сухой. Обычная, нормальная кожа. Не какая-нибудь только что извлеченная из пеленок...

Ее движения были быстрыми, но плавными. Потом она встала, одернула блузку и направилась к выходу. Я смотрел, как она открыла дверь и, не глядя на меня, вышла в коридор.

Когда звуки ее шагов удалились, я тоже встал. Поднял руки и уперся ладонями в потолок. Нажал сильнее. Еще. Я напирал изо всех сил, словно собирался выдавить из обшивки станции бетонную плиту двухметровой толщины. Так бывает, когда человек после очень долгой и мучительной дороги по горным осыпям сбросит плотно набитый рюкзак. Я рассмеялся во весь голос. Захотелось петь.

Послышались шаги. Дверь отворилась. Вошедший задержался на пороге, щуря глаза от яркого света. А может, мой вид так подействовал. Я все еще стоял, расставив ноги и подпирая ладонями низкий потолок, будто готовился к упражнениям на центрифуге.

– Привет, братишка, - сказал я беззаботно. Со мной творилось что-то странное. Настроение было такое, как в детстве перед Новым годом, когда дома собирается родственники, довольные собой женщины и озабоченные мужчины. Я ощущал этот неожиданно возникший мир всем своим существом, всеми органами чувств. Подумал о Кире. Ее присутствие стало также чем-то нормальным и само собой разумеющимся, более того, именно она сосредоточивала в себе нити, связывающие меня с неожиданно воскресшим прошлым. Я обнаруживаю в себе чувства и мысли, которые со всей очевидностью приходят извне. Или, иначе говоря, я открыт. А это в свою очередь означает, что наконец-то меня настигла столько раз упоминавшаяся и обещанная Норином и другими неожиданность. Истинная. Не какие-то там фигли-мигли с воспроизводящей аппаратурой или "пилотом вечности". Предположим, они мне помогли. Подкрутили какой-то винтик в аппаратуре, когда я вылезал из пробирки. В конце концов они могли сделать это совершенно случайно. Что может быть проще, чем ошибка при переносе "записи личности". Ведь здесь действуют не тысячи, а миллиарды факторов. Но была ли это ошибка, я, разумеется, не узнаю никогда. Они не проронят ни слова. Теперь важно лишь одно: как я буду вести себя дальше.

Я засмеялся. Он стоял как вкопанный и смотрел на меня. Раз или два как бы с недоверием покачал головой. В его взгляде сквозило любопытство, но лицо было суровым, серьезным. Он пришел не забавляться.

– С нами хочет говорить Грениан, - сказал он наконец деловым тоном.
– Он просил зайти за тобой.

Я поправил комбинезон и не спеша принялся натягивать ботинки. Праздничного настроя как не бывало.

Покончив с ботинками, я встал и направился к двери. Он подпустил меня на расстояние шага, потом загородил мне дорогу.

– Подожди. Правда, теперь это уже не имеет значения, но я хотел бы знать, какая муха тебя тогда укусила? Сначала ты разыграл комедию с катастрофой на аэродроме, чтобы отрезать себя от людей, а потом, когда они уже привыкли к подкидышу, ты сам нырнул в море? При этом они, - движением головы он указал на коридор, - считают, что шарики у тебя в принципе на месте. Так что же тогда было? Игра в размножение людей? Ты хотел показать, что такие, как ты, могут сотворить с их "вечностью"? Или просто попрыгал, чтобы поиграть у кого-то на нервах? В результате - свалял дурака. Я состроил загадочную мину.