– Вроде того. А какая разница с какой бы руки он меня пристрелил?

– Большая разница, мой занюханный друг. Опиши нам его физиономию.

– Чисто уголовник.
– Не задумываясь убежденно заявил шофер и подкрепляя свои слова красноречивыми жестами начал описание.
– Морда кирпича просит... Щеки во!... Глазки вот такусенькие!.. Как ножики в ножнах спрятанные. Лобяра - чистый булыжник, разок стукнет - враз коньки отбросишь. А носяра - я вообще молчу...Натуральный банан, только набок свернутый. Прикинь, Иваныч, у него из этого носа, ну из ноздрей, значит, натуральная сапожная щетка торчит. Не знаю как вы, а лично я больше бы не хотел с ним встречаться. У вас похмелиться нечем?

– Какое похмелье! Чудик, тебе же за руль садиться. Тебя как зовут?

– Тимоней, то есть Тимофеем Сергеевичем Авдеевым. А за руль я все равно сегодня не сяду. Голова болит, а значит надо похмелиться. Только Степана на базар отвезу, продам и как следует похмелюсь.

– Это твое дело, Тимоня, хоть залейся, но сначала мы отвезем тебя к грузовику и ты сделаешь все то, что я скажу...

Не доезжая до церкви двухсот метров мы высадили страждующего мужика, а сами проехали дальше, надеясь приткнуть машину в каком - нибудь тупичке, с таким расчетом, чтобы незаметно подойти к грузовику с другой стороны.

– Я ж тебе говорил, что в куче мусора кто-то сидел.
– Лавируя между деревьями и штабелями строительных материалов обиженно бубнил Ухов.
– А у тебя на уме все одно. Осторожней! Пригнись и не шуми.

Подчиняясь приказу и следуя его примеру я юркнул за железобетонное перекрытие и тут же найдя подходящую дырку просунул в неё нос словно в амбразуру дота.

В радужных лучах мартовского солнца, озираясь по сторонам и балансирую на скользком бардюрчике к грузовику подходил гражданин Авдеев Т С. Замерев я напряженно уставились на кучу бросового кирпича, которая утром приковала внимание Ухова. Однако сейчас кирпич вел себя миролюбиво и не казался таким подозрительным.

Тимоня подошел к машине, заглянул в кузов, а потом залез в него сам. Прошло не меньше минуты прежде чем до него дошел весь ужас постигшего его несчастья. Наверное те же самые чувства испытывает хозяин новой, угнанной из под носа, машины. Потрясая сжатыми кулаками он в бешенной злобе запрыгал по кузову оглашая церковные окрестности непотребной бранью. Кирпич по прежнему молчал никак не реагируя на его проклятия. Только вороны с большим пониманием отнеслись к его горю и вторили громким карканьем.

– Пойдем, Иваныч, нам здесь делать нечего.
– Провожая взглядом удаляющийся грузовик тронул меня Ухов.
– Срочно едем вам домой, может быть киллеры уже там. Надо предупредить Алексея Николаевича об опасности.

Поехали, - согласился я, - только предупреждать будешь ты.

Волновался он совершенно напрасно. За то время, что меня не было дома, киллеры к нам не забредали и даже по телефону моей персоной не интересовались.

– Но это ещё ничего не значит.
– Сытно отрыгивая он забрался в машину.
– Надо их покараулить несколько часов прямо возле подъезда.

– Вот и карауль.
– Передернув плечами недовольно проворчал я.
– Садись на ступеньки и карауль, а с меня и вчерашней холодины довольно.

– А мы из машины посмотрим.
– Сразу нашел он компромисс.
– Сиди в тепле и смотри.

– Хорошо сидит тот у кого набит живот. Мог бы и мне корочку хлеба захватить.

– Не мог, мне для тебя ничего не продложили. Видно не заслужил, пошарься в сумочке у своей шлюхи, может быть у неё что - то найдешь, а заодно посмотри её документы. Не нравится мне вся эта история...

В сумочке Веры Вениаминовны ничего съестного не было, зато паспорт, который я открыл заставил мою челюсть опуститься до уровня колен.

– Что ты там обнаружил?
– Живо заинтересовался Ухов.
– Говорил же тебе, что мне не нравится эта история. Говорил, что она монгольская шпионка.

– Да погоди ты, послушай, Вере Вениаминовна Коляринская! Каково?

– Не хило.
– Округлил глазенки Ухов вырвал у меня паспорт и перевернув несколько страничек сообщил.
– Девятого мая 1985 года зарегестрирован брак с гражданином Коляринским Геннадием Владимировичем. Полный абзац! Что я тебе говорил, Иваныч!

– Да погоди ты.
– Отмахнулся я.
– Верещагиной в прошлом году стукуло сорок годков, а Коляринский на пять лет младше. Скажи, зачем ему понадобилось брать в жены бабу которая на пять лет его старше? Я ничего не понимаю.

– А тут и понимать нечего.
– Снисходительно усмехнулся Ухов. Коляринский вкалывал каким - нибудь слесарем, а она имела фирму. Усек?

– В то время она могла иметь только зубное кресло. Тут надо копать глубже.

– Копай, а пока ты будешь копать они зароют тебя в этой же яме. Ты куда?