– По большому кругу, значит, пошли, - одобрительно констатировал я сей факт грехопадения.
– И где же находится этот райский уголок, где даже зимой светят ласковые южные солнца?

– Мы этого не знаем, - несколько нервно и досадливо ответила Машенька, сожалея, похоже, о своей непричастности.

– Как? Неужели ваш нехороший шеф ни разу не свозил вас туда на экскурсию? Такие миленькие мордашки, как ваши, заслуживают большего внимания. Он у вас верхогляд. Не заметить того, что находится прямо возле его носа. Не верю!

– Ну, один раз мы там были...
– застенчиво покраснела Ольга.

– И где же это?
– наконец-то обретая под ногами какую-то почву, игриво спросил я.
– Девчоночки, опишите мне те дивные места, а главное - их координаты.

– Вот кто там был, пусть тот и описывает.
– Поджав губы, Машенька демонстративно отошла от стола, с трудом скрывая персональную обиду на невнимательного шефа.
– Любка, иди сюда, развесила уши, овца. И тебе там, Павлик, делать нечего, пусть они разбираются сами.

– Ну и куда же ты, Оленька, очи ясные, шефа своего сопровождала?
– мало обращая внимания на гневливую возню за моею спиной, ласково погладил я девочку.
– На каких Таитях вы отдыхали, какие чудеса неведомые он тебе показывал? Какие таинства открывал?

– Осенью еще он возил меня в Сосновый овраг, село такое, километров за пятьдесят отсюда будет, а таинств он мне никаких не открывал, - наивно захлопала ресничками Оля.
– Наутро мы уже были дома.

– Что так скоро? Или места те не пришлись тебе по душе?

– Мама очень волновалась, поэтому я и попросила Виктора Никифоровича поскорее отвезти меня домой. А места там офигенные, природа как на фотографии, кайф полный. Там Виктор Никифорович хотел дом покупать.

– И тебя в него хозяйкой?

– Ну зачем вы так?
– зарделась девочка.
– Про такое мы тогда не говорили.

– Оставили на потом? Ладно, это дело сугубо личное, и меня оно касаться не должно, а вот что вы там делали и у кого останавливались, я поинтересоваться вправе.

– Что мы там делали, вам тоже знать не обязательно, - взбрыкнула кобылка.
– А были мы там у бабы Лизы, ели пироги с капустой и пили самогон.

– Ты алкоголичка, что ли, самогон-то глотать в таком возрасте?

– Ничего вы не понимаете, это же после бани полный отпад.

– Вот оно что, значит, в баньке с шефом изволили париться, похвально.

– А вам-то какое дело? С кем хочу, с тем и парюсь.

– Логично. А больше он уже тебя с собою не брал, предпочитал старую и проверенную Галку? Наверное, ты ее подменила в тот момент, когда она болела или была в отпуске. Я правильно говорю? Да ты не волнуйся, я ничего и никому рассказывать не собираюсь. Ты лучше собирайся.

– Это куда?
– деланно испугалась Оленька.

– В Сосновый овраг, к бабе Лизе, соскучилась она, наверное, по тебе. Негоже старушку одну оставлять. Проведать ее надобно, самогоночки ее испить, пирогов покушать. Ты помнишь, где она живет?

– Помню, но не поеду.

– Это еще почему?

– Я с незнакомыми мужчинами не езжу, мама ругается - это во-первых, а во-вторых, там сейчас, наверное, шеф с Галкой. Весь кайф им поломаем. Он мне потом голову открутит или еще хуже - с работы выгонит.

– Я так думаю, что после недельного куража весь их кайф вышел сам собой, а лично ты там не появишься, я только зайду, увижу, что он живой-невредимый, и мы вернемся назад. Меня тебе бояться нечего, паспорт я оставлю в редакции как гарантию твоей безопасности. К тому же я никогда не имел дела с малолетками.

– Это почему?
– обиделась Оленька.

– Не хочу.

– А если я захочу?
– заиграла глазенками шлюшка.

– Выпорю, собирайся. Павлик, - подозвал я паренька, на первый взгляд всецело поглощенного компьютерной игрой, но тем не менее чутко следившего за нашим разговором.
– Иди-ка сюда, что-то интересное сообщу.

– Да, я слушаю вас.

– Во-первых, держи мой паспорт, чтобы у вас не возникло и тени сомнения в моих действиях, а во-вторых, поведай-ка мне вот что: ты своими глазами видел, с кем и когда уезжал Виктор Никифорович?

– Конечно, я как раз вернулся из Москвы с товаром, отдал ему все накладные, он даже пересчитал коробки, а потом сел в свою тачку, где уже находилась Галина, махнул на прощанье и покатил.

– Теперь самое главное. Сколько, по-твоему, у него могло быть в кармане? Ты знаешь, почему я это спрашиваю?