Шрифт:
– Конечно, пистолет у меня газовый, просто взял тебя на понт. Но ты не дергайся - паралитик нормальный. Скукожит, как в материнском брюхе.
– Ничего я не знаю, ты получил свое и убирайся к едрене фене, а меня оставь в покое.
– Ты, Дьяконов, покрываешь убийц, а значит, заодно с ними. Их я найду все равно, и тогда ты будешь иметь бледный вид и макаронную походку. Какая уж тут Дума, на свободе бы остаться...
– Но я действительно встретился с ними случайно. В Центральном бассейне. Изложил суть проблемы, выдал аванс, вот и все.
– Ладно, от тебя больше ничего не требуется, иди домой и спи спокойно, дорогой товарищ. Ты это заслужил. Командование благодарит тебя за то, что ты закозлил опасных преступников.
– Я надеюсь на вашу порядочность.
– Я тоже, на свою и на вашу. Чао, бамбино!
Послав ему воздушный поцелуй, я слинял с освещенной обочины в чернильную тьму леса. Укрывшись лапами густой ели, я терпеливо ждал следующего акта, а именно - появления охранников и Юркиной машины. Но я ошибся, все было тихо, неужели депутат одумался и решил играть чистыми картами. Свежо предание...
Мимо меня, в сторону ресторана, протопал Юрка, но окликать его я не решился, опасаясь хвоста. Еще через пятнадцать минут он вернулся, но уже в теплой компании забулдыг. Кажется, я понял ход его мысли. Неплохая маскировка. Юрочка, мы делаем успехи!
* * *
Через полчаса я победно сигналил у чистовских ворот. В домике погас свет, очевидно, Глеб Андреевич в данное время придирчиво изучает мою личность. Не будем ему мешать. Видимо, он остался удовлетворен осмотром, потому что вскоре хлопнула входная дверь и разгневанный хозяин заорал:
– Ты что, сдурел, время одиннадцатый час, люди спать легли, а ты сигналишь.
– Одиннадцатый, тогда мне нужно срочно позвонить.
– Я опрометью кинулся к аппарату, едва не сбив свою предполагаемую супругу.
– Але! Алексей Николаевич, это я!
– Слышу, не ори, не глухой. Почему опаздываешь?
– Чтобы дать вам возможность побольше насладиться обществом соседки.
– Ты у меня поерничай, поерничай! Я тебе поерничаю... Что скажешь?
– Кажется, уцепил какой-то кончик, правда хилый.
– Наверное, свой. Говори конкретно. И без своих дурацких метафор.
– Я видел свою машину и тех, кто на ней сегодня рассекает.
– Ты уверен? Может, спьяну померещилось?
– Не можно, начальник. С утра маковой росинки во рту не было. Трезв до безобразия.
– Где ты находишься?
– "На окраине где-то города..." В надежном месте, под охраной очаровательной молодой женщины и ее папеньки.
– Это ты умеешь. Давай адрес, сейчас приеду.
– Ни в коем случае, вы только поломаете хорошо отлаженный быт и разрушите семейный очаг.
– Клоун, тогда говори, где встретимся. Расскажешь подробно.
– Я все сказал, пока мне добавить нечего, думаю, завтра кое-что прояснится. Что нового у вас?
– А у нас ничего хорошего. Помнишь Григорьеву Настю? Похитители требуют выкуп у отца. Пятьдесят лимонов. Завтра будут продавать квартиру. Нашего вмешательства не хочет.
– И правильно делает.
– У меня почему-то сжалось сердце, как будто в руках бандитов находится мой собственный ребенок.
– Хотя что в лоб, что по лбу. Уйти от них живыми шансы невелики. Вы хоть собаку на телефон привязали?
– Тебя забыли спросить. Отдыхай, завтра связь в это же время. Я сам позвоню.
– Кому это ты докладываешь?
– недовольно спросил Чистов, едва я успел положить трубку.
– Районному шерифу. Любознательный он больно.
– Я надеюсь, ты исключишь из рапорта мою фамилию, равно как и сегодняшний инцидент. Кстати, что ты наездил? Результат, конечно, нулевой?
– А вы что, ничего из машины не забрали? С заднего сиденья. Там для вас еще один подарок. Думаю, вы будете ему рады.
– Боже мой!
– срываясь с места, завопил он.
– Неужели...
– Ну что, Александра, пока ваш достопочтенный батюшка в обнимку с архивными папками пляшет качучу, мы бы могли выпить немного самогона. Есть иное мнение?
– Мнение едино. Различна только марка вина.
– В ее глазах блеснули блядские бесенята, и мне почудилось, что сегодня я буду спать не один.
– Я пью "Монастырскую избу", но это еще не значит, что я монашенка.
– Жаль, никогда не спал с монашенкой, - грязно схамил я, так что самому сделалось противно. Повисла пауза, такая же пошлая, как моя острота.