Гончаров и таежные бандиты

Аннотация
Приятель из Сибири попросил Гончарова приехать на золотой прииск, чтобы найти неизвестных налетчиков. Но по приезде сыщик обнаружил, что сам приятель похищен, а следы похитителей ведут в тайгу. Ему ничего не остается, как отправиться в разбойничье логово...По пыльному оконному стеклу лениво ползла жирная осенняя муха. На подоконнике сидел кот и внимательно следил за флегматичным насекомым."Сейчас убьет, - безразлично подумал я, - плевать он хотел на мои запреты и предупреждения, прекрасно знает, что с дивана я не встану. В худшем случае запущу в него тапкой".

Михаил ПЕТРОВ ГОНЧАРОВ И ТАЕЖНЫЕ БАНДИТЫ Анонс Приятель из Сибири попросил Гончарова приехать на золотой прииск, чтобы найти неизвестных налетчиков. Но по приезде сыщик обнаружил, что сам приятель похищен, а следы похитителей ведут в тайгу. Ему ничего не остается, как отправиться в разбойничье логово... По пыльному оконному стеклу лениво ползла жирная осенняя муха. На подоконнике сидел кот и внимательно следил за флегматичным насекомым. "Сейчас убьет, - безразлично подумал я, - плевать он хотел на мои запреты и предупреждения, прекрасно знает, что с дивана я не встану. В худшем случае запущу в него тапкой". Шлеп - и кроваво-белое пятно, как на картине абсурдиста, появилось на стекле. Кот с опаской обернулся, но, заметив полное мое безразличие, преспокойно продолжил свои занятия. Он брезгливо отряхнул лапку и, задрав заднюю ногу, приступил к дневному туалету. Ленка бы тут же кинулась оттирать мушиные кишки, а кот бы уже летел вверх тормашками. Но Ленка ушла от меня, как только обнаружила в нашей постели соседку Валентину. Сама Валентина слиняла через неделю, устав от меня и моей дискомфортной квартиры, полной мусора и окурков. Вставать и убирать все это безобразие не было ни сил, ни желания. Подобно той мухе, я был раздавлен. Только не кошачьей лапой, а своею собственной тоской. Никогда бы не подумал, что хандра может довести человека даже до трезвого образа жизни. Сегодня - двенадцатое октября, день моего рождения. И мысль, что могут заявиться визитеры с поздравлениями и жертвоприношениями, казалась мне невыносимой. А в том, что кое-кто явится, сомнений не было, потому как с самого утра, с девяти часов, начал верещать телефон, да так, что к двенадцати из красного сделался бордовым. Я уже подумывал вырубить его к чертям собачьим, да просто не хотелось вставать. Но вставать все равно нужно, хотя бы затем, чтобы проглотить чашку чаю и выйти на улицу за продуктами. Все это я проделал с величайшей неохотой. Правда, на улице стало немного получше, я взбодрился и даже решил прервать затянувшуюся десятидневную трезвость. Тем более повод имелся существенный: помянуть родителей и поблагодарить их за свое появление на свет. Чтобы подольше пошататься по улице, я нацелился в фешенебельный гастроном за две остановки от дома. Через час я возвращался назад, вполне довольный собой и окружающими. Плечо приятно оттягивала набитая всякой всячиной спортивная сумка. Ненавязчивое осеннее солнце дружелюбно лизало меня в ухо. Гончарову вновь захотелось жить. Хандра была побеждена. В подъезде нос к носу пришлось столкнуться с Валентиной, недопетой моей песней. Величаво задрав мордаху, она сделала "куриную слепоту" и хотела проскользнуть мимо. Но мною овладело полное всепрощенчество и хорошее отношение к лошадям и женщинам. - Валентина, не бери в голову. Что было, то было. Останемся друзьями! - великодушно предложил я. - Много чести, - высокомерно ответила эта "гранд-дама". Потом, воровато оглянувшись, чмокнула меня в щеку, хохотнула и скрылась. - Баба, она и есть баба, - вслух философствовал я на кухне, раскладывая добытые суррогатные деликатесы, - правда, Маша? Баба, она глупее двух котов, вместе взятых. Кот Маша урчал, согласно кивал башкой и незаметно откатывал паштетную колбаску. Потакать воровству я не собирался, но и отнимать у него трофей не хотел, поэтому дипломатично удалился в комнату, тем более что там истерично верещал телефон. Пора наконец снять трубку. - Але? Костя, ты? - Нет, его дух! - учтиво ответил я. - "Дорогой мой Гончаров, пей вино и будь здоров..." - перефразируя заздравную князю из "Ханумы", пропел незнакомый баритон. - Благодарю вас, но чем и кому я обязан таким емким и душевным пожеланием? - Федору Панаеву. Не узнаешь, ищейка легавая? Конечно, я его узнал. В девятом классе он пришел к нам застенчивый и скромный, а уже в десятом успел перетискать всех девчонок, наших одноклассниц. После школы поступил в какой-то горно-геологический институт и почти скрылся с горизонта, не переставая все же периодически поздравлять избранных однокашников с праздниками и юбилеями. - Помню-помню, - не особенно радостно откликнулся я, - но голос твой я стал забывать! Ты откуда? - Из Новосибирска. А тебя я признал сразу. Слышал, ты следователем вламываешь? В каком звании? - Вламывал, а звание у меня нынче "не пришей кобыле хвост". - Жаль, я так надеялся на твою помощь. - Что такое? Старый алкаш Гончаров имеет право работать частным образом, и если дело несложное, то... У меня и лицензия есть. - Частный сыщик? Отлично! Это даже лучше. Значит, поможешь? - Приходи, адрес старый. Спасибо за открытки, прости, что ни разу тебе не ответил. - Да и Бог с тобой. С этикой и эстетикой. Только дело, увы, не в этом. - В чем же? - Костя, огромная к тебе просьба. - Не тяни, говори скорей, а то водка стынет. - Мой приезд к тебе результата не принесет. Ты нужен здесь, на месте. - Ничего себе заявочка! Ты, случаем, не из психушки звонишь? - Нет, из гостиницы, из люкса. Тебе закажу такой же. Приезжай, а? "А чего бы мне, собственно, не поехать? - подумал я. - Детей, которые лежат по лавкам, у меня нет, жены тоже. Да и само жилище опаскудело. Сменить на время местонахождение - это выход". - Хорошо, отец Федор, завтра выеду, встречай. - Не завтра, а сегодня, и не выеду, а вылечу, - враз обнаглел блудный однокашник. - Встречаю тебя в аэропорту Толмачево. Проезд, проживание и гонорар оплачиваю по высшей категории. - Пусть будет так, хотя самолета не люблю. Но как я тебя найду? Прошло почти тридцать лет. - А ты ищи не меня, а вишневую "тойоту", джип, номер восемь-три-восемь. Тебе час добираться до аэропорта, два часа лету, так что через три часа я жду тебя на платной стоянке в Толмачеве. - Это ты хватил лишку, но часов через пять могу и подлететь. - Лады. Жду! Сегодня воскресенье, я позвонил и вежливо попросил Юркину "кобру" пригласить супруга к телефону. Удивительно, сегодня она материть меня не стала, ограничилась лишь дежурным комплиментом: - Оставь моего мужа в покое, пьяный козел! Через пять минут в спортивном костюме и с мусорным ведром в руках майор стоял передо мной. - Какие проблемы, шеф? - Он вопросительно покосился на водочные бутылки, что торчали посреди колбас, сыров и яиц. - Угощайся. - Широким жестом я обвел кухонный стол. - Все это твое, пей, приводи своих шлюх, а я покидаю город. - Надолго? - Юркин глаз блеснул похотью. - Когда вернешься? - Не знаю! - Отлично, за кота не беспокойся. Кушать будет то же, что и я. - Бедный Машка, он сдохнет с голоду или заработает себе язву. Вторые ключи у тебя? - Ну да. - Тогда все. На дорожку, на посошок да за мой день рождения! * * * После четырехчасового ожидания я наконец-то погрузился в жесткое и узкое кресло лайнера любимого "Аэрофлота". Не летал я уже лет десять, но с удовлетворением заметил, что в салоне ничего не изменилось, как, впрочем, и во всем остальном, не считая цен, разумеется. Правда, вислозадая бортпроводница предложила вмазать, но при этом назвала столь астрономическую цену, что всякое желание отпало. Обиженный и разочарованный, я уснул, а проснулся, когда уже объявили посадку. В общем, на Великую Сибирскую землю я ступил в ноль часов ноль пять минут уже в понедельник тринадцатого октября. День моего рождения окончился. Вишневый джип на платной стоянке я заметил сразу, наверное, потому, что других машин тут не имелось. Вокруг него расхаживал респектабельный господин в серой шляпе и серебристо-сером длинном плаще. Тонкие позолоченные, а возможно, и золотые очки громоздились на тонком, крючковатом носу, сближая и без того близко посаженные, пронзительные глаза. Мягкий безвольный подбородок совершенно не вязался с остальными властными чертами его облика. Но все равно это был Федя, элегантный, как английский лорд. Точно так же он выглядел еще в школе. Сейчас он, очевидно, занимал большой пост либо прикормился у больших денег. - Здрас-с-сьте вам, Федор, э-э-э, как по батюшке-то?.. - Александрович, - невольно ответил он, но, спохватившись, обнял меня неестественно горячо и залопотал, заохал. - Да ладно тебе гукать и пукать, я не для этого тратил свои деньги, здоровье и время, говори, что у тебя? Какие проблемы? Внематочная беременность или выкидыш? - Сам ты выкидыш. Садись в машину, поговорим по дороге. - А почему такой солидный дядя без шофера? - В этом как раз и есть начало или причина твоего приезда. - Вот как? И сколько ты платишь водителю, которого вызвал за две тысячи километров? - Костя, я был бы рад просто встретиться с тобою, похохмить, вспомнить школу, но... дело у меня аховое, хоть бросай все да становись дачником. - Неплохая мысль, я таковым являюсь уже четыре года. - Вот уж не думал. Я все-таки был уверен, что ты в органах. - Нет, занимаюсь частным извозом, а почему ты уверен, что тебе нужен именно я? - Подсказали люди добрые, наши общие знакомые. - О-ля-ля! Оказывается, и в Сибири могут быть общие знакомые - и кто же это, если не секрет? - Я бы не хотел говорить, хотя... Может быть, догадаешься сам. Весна девяносто четвертого года. По моим сведениям, ты был в наших краях в это время. И не просто был, но блистал сыскными талантами и мордобитиями. - Все ясно, комментарии излишни. А конкретнее, кто навел? - Потом, да и к делу это не относится. - Ясно, Федя, давай рассказывай о своем горюшке. - С чего бы начать? - Бабы обычно начинают с конца... - Ну да, твой тонкий юмор я помню еще по школе. В общем, я являюсь президентом и председателем акционерной старательской артели "Тайга". - Вот это да! И над чем же вы стараетесь? - Мы добываем металл, то бишь аурум, то бишь золото. - Помоги мне, Господи, это золото когда-нибудь встанет мне поперек глотки. - Что так? - Да ничего, просто последнее время все мои злоключения вертятся вокруг него. - Что поделаешь. Испокон веков так было, где появляется золото, там выступает кровь, как и в моем случае. Ты намекал начать с начала, тогда с него и начну. Пять лет тому назад я принял старательскую артель "Тайга" в дохлом состоянии. Два десятка полупьяных мужиков вяло копошились над жалкой, убитой техникой. Ее пытались восстанавливать, кидали те несчастные гроши, что добывали еще двадцать старателей, работающих в шахте. В первый же день я спустился в их забой. Боже мой, Костя, что я увидел! У меня сложилось впечатление, что это вовсе и не старатели, а отловленные в Африке негры. Работали они по пять человек в четыре смены. Два буровика, один откатчик, машинист электровоза, и еще наверху сидел пятый, тот, кто разбивал слишком уж большие куски, которые не принимала обогатительная фабрика. Костя, он разбивал их вручную, кувалдой! Это было еще полбеды, в самой шахте была беда. Бревна крепи не годились даже на дачный сортир. И это в таежной глуши! Заколы шли через каждые пять метров, а про сам забой уж и говорить нечего. Там могли работать только камикадзе. О вентиляции говорить вообще нечего. Каждый час синие парни выскакивали на поверхность отдышаться. А после отпалки, взрыва, не работали целую смену, давая время поработать полудохлому вентилятору. Артель тогда находилась в подчинении государственного рудника, и директор измывался, как мог. Самодовольный такой пес попался. Его из главка турнули, так он на старателях оттягивался. Но я не о нем. Я о себе, о том, как уже хотел развернуться и удрать оттуда подальше. На мое счастье, единственно умным и порядочным человеком оказался геолог артели Иконников Сергей Константинович. Его уже нет. Пусть земля ему пухом будет. Он подсказал мне единственно правильное решение в сложившейся ситуации. Кроме того, подкинул с виду бредовую идею, благодаря которой мы сейчас живем, и, скажу тебе, живем неплохо. Но я, наверное, надоел тебе со своей геологией? - Немного... Я бы выпил пять капель. - Господи, чего ж молчишь, открывай бар, выбирай, наливай, выпивай. - Отлично сказано. - Я открыл крышку засветившегося ящика и, выбрав простой и знакомый мне напиток, вежливо выпил стакан. - А не много ли с устатку-то будет? - А я бекончиком закушу, оно и нормально, Феденька. Продолжай. - Ты знаешь, что золото бывает рудным, оно обычно добывается подземным способом, и себестоимость его очень высока. Но бывают и россыпные месторождения, когда металл лежит наверху и подобрать его труда не составляет. Только вот беда, содержание его обычно столь низкое, что приходится промыть кубометры песка, чтобы получить один-два грамма. В то время как на тонну рудного выходит несколько граммов. Скажем, пять-шесть и больше. Менее пяти в наших условиях его добыча считается нерентабельной. - Слушай, академик Ферсман, ты что меня сюда вызвал, лекции по геологии слушать? Ты мне давай убийцу, труп, грабителя-разбойника, наконец. - Убийцу предстоит найти тебе самому, а трупы уже похоронили, - мрачно изрек Федор. - Но без некоторых элементарных геологических понятий тебе в этом деле не разобраться. Так что слушай, я буду краток. На реке Лебедь, где стоит моя контора, в простонародье именуемая бичарней, есть несколько любопытных месторождений. Это золотосодержащий гравий или щебень - называй, как пожелаешь. Расположены эти месторождения по берегам речушек, что впадают в Лебедь. Находятся они на виду и известны всем со времен царя Гороха. Содержание металла в них порядка трех граммов на кубометр. Заметь: рудное золото добываем из тонны, а рассыпное из кубометра. Наше щебеночное мы определяем сначала в тоннах, а потом в кубах, что в три раза меньше, то есть в одном кубометре содержится три тонны. Но вернемся к вопросу, почему тысячу лет эти месторождения никто не трогал. Все довольно просто. Содержание металла ниже нижнего уровня, когда можно наш щебень тащить на обогатительную фабрику. Но и промывке на промприборе он не поддается. Попросту все вылетает в отвал. Все, рельсы кончились, дело зашло в тупик. И вот тогда Сергей Константинович Иконников выдает свою гениально простую идею... А вот и Новосибирск. - В чем же идея? - Невольно я заинтересовался горным делом. - Идея в снегоочистителе... Все. Приехали. Я специально остановился на окраине. Не хочу, чтобы нас видели вместе, а номера здесь вполне приличные. Поднимайся в триста четвертый номер, а я отгоню машину шоферу, через полчаса буду, договорим. Гостиница действительно была приличной, если не сказать больше. Уже в вестибюле на меня накинулся свирепый швейцар и с угрожающей вежливостью потребовал карту проживающего. - У меня нету, - честно сознался я, - но на мое имя заказан триста четвертый номер. - Сейчас проверим, ваши документы. Что-то родное, милицейское, сквозило в его интонации, мимике и готовности в любую минуту душевно приложиться к моей печени. - Проходите, - с огорчением разрешил надзиратель, обнюхав мой паспорт. - Ключ на этаже у коридорной. В два часа ночи коридорная не была расположена к светским любезностям. Она брезгливо швырнула мне ключ, широко, до хруста, зевнула и вновь, уже спящая, рухнула на велюровый диван. И здесь по-прежнему царил старый отлаженный уклад. Изменились только цены. Я улегся на широкую кровать и подумал, что Федя вызвал меня совершенно напрасно, поскольку в их хреномутологии я разбираюсь как боров в апельсинах. Видимо, дело крутилось на разнице между кубатурой и тоннажем и кто-то ловил на этом своих "павлинов". Но я, хоть убей, в этом деле был полный профан. Насколько я знал, подобными вещами когда-то занимался Госгортехнадзор или что-то в этом роде, это их компетенция. Зачем я приехал? Скорее для того, чтобы разогнать тоску и скуку. - К вам гость. Впустить? - приоткрыла дверь сонная коридорная. - Смотря кто. - Федор Александрович Панаев. - Давай, детка, тем более что за номер платит он. Слегка отодвинув тетку, Федор вежливо просочился в номер. В любой ситуации он оставался джентльменом - не давил женщин. - Извини, Костя, долго ждал такси. - Ничего-ничего, клиент всегда прав. - А в меня опять стреляли, и опять мимо! - Что? Кто? Зачем и почему? - Кто - я могу только подозревать, конкретно не знаю. Зачем? Об этом поговорим позже. Они не смерти моей хотят, просто пугают, и это не в первый раз. - Где это случилось? - Возле гостиницы, где живет мой водитель Ефим. Я только припарковал джип, открыл дверцу, они и шарахнули. Лобовое стекло менять надо. - Что за Ефим? Ты ему веришь? - Если бы не верил, взял бы другого водителя. Пару раз он вытаскивал меня из крутых переплетов. Я не имею в виду что-то особо серьезное, но в ресторане была драка, на меня набросились человек пять обиженных старателей. Он их вырубил за минуту. - Хороший сценарий, как в американском боевике. Федя, не может один самый суперсупермен за минуту положить пять здоровых дяденек, неужели тебе непонятно? - Костя, - тоскливо взвыл он, - да я уже никому не верю, даже в собственной жене вижу опасность! - А давно ты с ней живешь? - Уже три года. Мы сошлись почти сразу после того, как пропал Сергей Константинович Иконников, ее отец. Он при жизни не раз поговаривал, что был бы совсем не против понянчить внуков от нашего брака. - И что же? - Детей у нас до сих пор нет... - Я не об этом. Как пропал твой тесть? Его что, до сих пор не нашли? Что с ним могло случиться?' Федор тяжело и смутно посмотрел на меня, стараясь то ли уйти в себя, то ли отогнать страшные воспоминания. Потряс головой и вылетел в коридор. Из гулкого холла я услышал его голос: - Черт вас возьми, кто-нибудь живой здесь есть? В ответ раздалось глухо и враждебно: - Все нормальные люди спят, а если вы напились, то держите себя прилично и не будите спящих девушек, они укусить могут... Через десять минут он вернулся с большой бутылкой паршивого, хоть и дорогого коньяка. Открутив пробку, он налил два полных стакана и молча, как будто пил лимонад, высосал один за другим оба. - Ты спрашиваешь, не нашли ли мы Сергея Константиновича? Нет, мы его не нашли. Он пришел сам. Точнее, не пришел, а приплыл, как только на Лебеде начался ледоход. Он висел на длинном толстом шесте, надежно укрепленном между бревнами плота. Это был скелет: время, солнце и вороны свое дело знают отлично... Пропал он осенью. О его судьбе мы ничего не знали полгода. Его убили, а потом надругались над телом. Судя по переломам костей предплечья и пальцев, его пытали. А когда поняли, что добиться от него ничего невозможно, убили и... и... Укрепили тело на плоту, чтобы весной он появился у нас... Кое-кому в назидание. - Кому? - Мне. Кому же еще? И выстрелы - предупреждение. И убийство инкассаторов - тоже предупреждение. - Расскажи об этом поподробнее. - Да, для этого я тебя и вызвал. Благодаря идее Сергея Константиновича мои промприборы намывали деньги и благополучие. Артель становилась на ноги. На сегодня каждый промывочный прибор пропускает через себя за сутки порядка двухсот пятидесяти кубометров перетертого щебня, что дает примерно полкило металла, а таких промприборов у меня десять, не считая резервных. Суммарно это дает порядка ста пятидесяти килограммов в месяц. Сдаем мы его государству по пятьдесят тысяч за грамм. Даже если учесть сумасшедшие налоги, что нам приходится отваливать, жить вполне можно. В среднем старатель получает пять "лимонов" в месяц. - Ничего себе, Клондайк прямо. - Ты не учитываешь того, что у нас двенадцатичасовой рабочий день, и работаем мы без выходных. И тем не менее все довольны. Устроиться к нам очень трудно. Питание, спецодежда и даже сигареты у нас бесплатные, живем своим замкнутым мирком. Но вот кому-то захотелось все разрушить. Кому? Уж конечно, не самим артельщикам. Тогда кому? Я исправно плачу бешеные налоги, аккуратно сдаю золото в государственную казну, а в ответ... - Федя, довольно эмоций, расскажи конкретней, как убили инкассаторов. - Их убили первого октября. Инкассатора, съемщика и сопровождающего! Снайперы поработали. На манер финских стрелков они сидели на деревьях. После того как сняли водителя, машина врезалась в кедровый ствол и заглохла. Грабители спустились вниз, спокойно забрали четырнадцать килограммов золота, которые остались на участке со вчера, и преспокойно удалились в неизвестном направлении. Вот и все. В прошлом году тоже случилось нечто подобное. Но тогда металла забрали в два раза меньше. Милиция щурилась косыми глазами, хитро разводила руками. Поболтались они с полмесяца, заполняя для проформы всякие протоколы опросов и допросов, кого-то забирали, потом отпускали, опять забирали. На том дело и закончилось. Правда, они до сих пор клянутся найти разбойников, но... Нынче это в порядке вещей. Если уж президенты клянутся жизнью, то что говорить о хитром алтайце, да еще и милиционере вдобавок... - Откуда и куда везли металл? - У меня шесть участков. Три основных, они находятся в одном районе это Пайдол, Лебедь и Ушкан. С них в основном я и стригу шерсть. У них один лагерь, одна столовая и общий ЗПК. ЗПК - это охраняемая лаборатория, место, где металл отделяют от шлиха и доводят до кондиции. Именно оттуда и шла машина с химчистым золотом. - И куда? - Ко мне в Тунчак. Там у меня тоже неплохой участок. В Тунчаке машина забирает оставшуюся часть и следует дальше в конечный пункт, где и сдает весь металл с четырех участков. - А что с остальными двумя? - Один участок с коренным месторождением мы пускаем в эксплуатацию осенью, когда реки перемерзают и россыпи останавливают работу. Что же касается шестого, Кукша, то пока он находится в подготовительной стадии и дохода не приносит. - И часто вы перевозите золото? - Не менее двух раз в неделю. По идее рейс первого октября был ненужным, просто инкассатор ездил на участок по своим делам, вот и решил попутно забрать аурум, на свою голову. - Кто знал об этом? - Ну, я знал, да многие из конторы... Он, как туда ехал, к нам заскочил. Сказал, что на обратном пути прихватит металл. Ничего особенного в этом не было. - Конечно, если не считать того, что на обратном пути его поджидала хорошо подготовленная засада. Тебе не кажется это странным? - Теперь-то кажется! Мне многое кажется не то что странным, а опасным. - Что, например? - Это долгий сказ. В Тунчаке я тебе все подробно расскажу. - Как знаешь. Кому ты доверяешь? - Никому. - Хорошо, а кому ты не доверяешь? - Всем. - Хорошенькое дело, из такого омута непросто выбраться! Кто, по-твоему, мог совершить последнее преступление? - Да кто угодно! - А если немножко подумать? Поконкретней? - А если конкретней, то мне очень не нравится мой любимый зам Виктор Алексеевич Гнедых. - Почему? - Рожа у него паскудная, и, потом, я давно его знаю. Если меня убьют, то все хозяйство переходит в его руки. - А если убьют и его, то в чье ведение переходит артель? - Здесь уже решает общее собрание. - У кого на руках большая часть акций? - У меня. - Вы зарегистрированы с... с... - Маргаритой. Да. - Значит... - Ничего не значит, она любит меня. - Возможно. Только почему ты, Феденька, такой напуганный? Вроде мужик ты не слабый, один кольт из-за пазухи торчит, а второй под мышкой светится. Тебя рабочие любят? - Вроде да! Но ведь старатель что проститутка, кто пожирнее протянет, тому он и оближет. - А на каком уровне морального падения задержались твои рабочие? - Что тут говорить - сброд. Из двухсот человек едва ли наберешь полсотни нормальных ребят. Бывшие зеки, бомжи, просто дураки, всяких хватает. Но я их не держу на коротком поводке, не как раньше. Можешь шляться по поселку, баловаться с бабами, но ровно в восемь ты должен быть на рабочем месте! Если этого не произошло, то выдаются "сапоги", то есть увольнение без претензий на окончательный расчет. - Круто. - Так было заведено еще бог знает когда. А теперь мы просто пугаем этим, если даже увольняем, то деньги выплачиваем сполна. - У них есть свой комитет? Я не имею в виду профсоюз. - Есть, но их "шестерка" у меня на ушах. Федор опьянел минут через десять. Я с трудом уволок его на диван, а сам, приняв еще малую толику, безмятежно откинулся на хрустящие простыни, мало думая о старательских делах своего однокашника. В девять утра он поднял меня, слегка остекленевший и благоухающий, как пустая пивная бутылка. - Костя, я уезжаю. - Замечательно, благодарю за интересный вечер. Значит, все отменяется? Шикарно! Вечерком полечу в Питер... - Ты не понял, я уезжаю сейчас, а ты подъедешь ко мне через сутки-двое. - То есть? - Я тебе говорил, что не хочу рисоваться вместе с тобой? - Говорил. Но я-то что должен делать? - Пожить в этом номере еще сутки, отрастить пьяную небритость, отпустить приличные мешки под глазами и ехать в Эйск. - Оригинально, я там уже бывал. Зачем? - Там прикинешься бичом - тебе это не сложно, потом спросишь у алкашей, как добраться до артели "Тайга", и попутным транспортом доберешься в Тунчак. Найдешь меня, и я тебя устрою каким-нибудь бульдозеристом, а дальше передаю инициативу в твои руки. Понял? Только паспорт, пушку и удостоверение оставь в Эйске у сестры. - А ху-ху не хо-хо? - Подумай лучше, как это ко мне может подойти человек с пушкой? Да еще и мент. А если без документов... - Ладно, понял. Адрес сестры? - Сиди на Вокзальной площади напротив центрального входа... - ...И в руках держи газету со славянским шкафом. - Напрасно иронизируешь, меня действительно хотят убить! Сестра, ее зовут Евдокия, об этом осведомлена. Она встретит тебя, заберет документы, пушку и скажет, что делать дальше. Все, Костя, до встречи. Жду тебя приличным бичом. То есть бывшим интеллигентным человеком. Он повернулся спиной, направляясь к двери, и эта спина показалась мне какой-то стариковской и беззащитной. Почему-то подумалось, что он уже никогда не разогнется. Уже открыв дверь, он вопросительно посмотрел на меня и медленно произнес, словно напоследок: - Ко мне хорошо относится начальник второго участка Тунчака Дима Гранин. Запомни... Дверь он прикрыл тихо, но основательно. Сразу стало тихо и стыло, как в склепе. Я выглянул в окно. Джип уже увозил его. * * * Ровно через сутки, в десять утра, я вышел из плацкартного вагона на конечной станции Эйск. От моего первоначального облика не осталось и следа. Города, в которые приезжаешь второй раз, кажутся родными, но это только иллюзия. По перрону шастала другая шпана, с другими материальными запросами и идейными мировоззрениями. Но город оставался тем же: старинным, провинциальным и шукшинским. Возле киоска, где когда-то продавали газ-воду и соки, стояла пожилая статная баба, показывая из-под мышки горлышко бутылки. Куда тебе, телевидение! Вот она, настоящая русская реклама! С теткой мы сошлись на ничьей, по шесть за сто пятьдесят и в придачу душистый пупырчатый огурец. Хрумкая огурцом, я водрузился на заранее выбранную скамейку, зажав между ног кейс и стараясь унять тревогу. Женщина лет тридцати пяти подошла минут через десять. Была она черноглаза, красива и чем-то походила на Чурсину. Я сразу понял, что это и есть сестра Федора, а с самим Федором что-то случилось. - Дайте сигарету, - хрипловато попросила она. - Пожалуйста. Вы - Евдокия? - Да. А вы - Константин? - Да. - Опоздал ты, Константин. Федя пропал. - Но он мне сам назначил... - Я знаю. Я тебя не виню. Направо дом с синей крышей, видишь? Я там живу с двумя детьми. Когда стемнеет, подходи. Собаки нет. Давай свое барахло. Что-то господин Гончаров стал стареть, появилась сентиментальность. Твердый ком застрял в горле. К чему бы это? Не хватало еще и разреветься. Я смотрел, как удаляется сильная женщина, горем, как дубиной, переломленная пополам. Противно и тоскливо завыло в ушах, словно десяток взбесившихся волынок устроили в моей голове перепляс. - Эх-хе, старые знакомые, - закряхтел подошедший старичок, пытаясь втиснуть узкий зад между мной и урной. - Старые, Альберт, старые, - даже не удивился я. - Какими же ветрами в наши пенаты? - Горькими. Подгони тачку, поедем куда-нибудь. - Куда? - Куда глаза глядят. - Тогда знаю. Чего-нибудь возьмем? - По дороге. На старой дребезжащей "Волге" мы приехали на берег Катуни. Эйнштейн ни о чем не расспрашивал, видимо понимая мое состояние. Молча разделал рыбеху, молча налил два стакана. - Давай-ка, Константин, за Федора! - Давай, Альберт, за Федора... Постой, а ты откуда знаешь? - Слухами земля полнится. Говорят, мужик хороший был, незлобивый. Сестра его Евдокия куда как покруче будет. - А кто его мог... - Нет, Константин, этого не знаю. Там у них свои дела. На золоте да на крови замешенные. Нам, привокзальным бомжам, этого знать не надо. Дальше небо покоптим. - Где ты живешь, старик? - Там же, где и три года назад. - Что у тебя случилось, ты совсем не похож на обычного алкаша? - Это, Костя, не твоя печаль. Ты приехал, видно, разбираться со старателями? Тогда не отвлекайся, занимайся делом. Может, у тебя что и получится, сынок. Только здесь не рисуйся. Засвечен уже по прошлому делу. Поезжай в Алтайск, там тоже есть бичи. Язык ты с нами находишь легко. - Ладно, до вечера потремся здесь, а там видно будет. Кстати, старик, в прошлый раз ты из-за меня здорово пострадал, прими вот в качестве компенсации. Я протянул ему две стотысячные бумажки. - Не надо. Вот как вернешься, тогда и возьму. - Я могу и не вернуться, ты это знаешь, а так хоть помянете. - Чем помянуть, найду без тебя, но ты бы лучше вернулся. - Попробую. - Я насильно затолкал деньги в карман его видавшей виды куртки. Дом под синей крышей, к которому я подошел в десять вечера, оказался огромным строением столетней давности. Нижние венцы его были, вероятно, из лиственницы и толщиною поболее обхвата. Зажиточный был дом. Собаки действительно не слыхать. Все равно чего-то опасаясь, я поднялся на массивное высокое крыльцо и осторожно постучал в дверь. Результат оказался нулевым. Немного подождав, я толкнул дверь. Заскрипев, она отворилась - и я оказался в больших нетопленых сенях. Прямо напротив красовалась солидная дверь, ведущая в хоромы. Кнопки звонка обнаружить не удалось, и я постучал костяшками пальцев. Удивительно, но меня услышали. - Кто там? - глухо спросили из-за двери. - Тот, кого вы ждете, друг брата. Костя. - Сейчас... Послышалось громыхание отодвигаемой щеколды и прочих запоров. После ряда сложных манипуляций дверь наконец отворилась. Передо мной стояла женщина в черном. - Заходи, Константин, извини, что долго не впускала. Боюсь. - Успокойся, Евдокия, все будет хорошо. - Хорошо уже не будет, для меня по крайности. - Все перемелется, все забудется. - Ничего не забудется. Проходите, умывайтесь, стол уже готов. Горница, где был накрыт стол, была на сорок квадратов, с двумя большими окнами. Справа и слева из нее выходили шесть дверей, должно быть, личные покои хозяев. - Присаживайся, Константин, мне о тебе Федя только хорошее рассказывал, надеялся на тебя очень. Налив мне полстакана, она перекрестилась по-старообрядчески и, склонив голову, замерла, как воплощенная музыка русской красоты. - Где это случилось, Евдокия? - Здесь, - кивнула она на чернеющее окно. - Когда? - Сегодня в три часа ночи. Он с Фимой приехал ко мне под вечер. Я натопила баню. Они помылись, хорошо поужинали, потом Федя отвел меня в комнату и все рассказал о вас. Мы с ним очень надеялись, что наконец-то развяжется затянувшийся на нем узел, но... Ты немного опоздал. В половине третьего они проснулись, позавтракали и собрались ехать на работу. Я проводила их до порога, перекрестила и... извините... - На ее глазах заблестели слезы. - Только закрыла дверь на засов... Автоматная очередь, вернее, две очереди... Я сразу все поняла... Выскочила на дорогу, к его джипу, и увидела, как с места сорвалась какая-то машина и в считанные секунды исчезла, растворилась в ночной темноте. Да было темно очень, мне пришлось вернуться за фонарем... Ефим лежал на спине, весь в крови, а от его головы осталась только половина. Федя исчез, как в воду канул. Конечно, они его увезли. Знать бы куда, эх! Будут пытать. Господи, покарай гадов! Помоги мне... - Ты не заметила, какая машина отъехала после выстрелов? - Нет, было очень темно. - Хотя бы цвет. - Нет, только задние огни и видела. - Где сейчас тело? - В морге, на вскрытии... Господи, помоги мне пережить это... - У вас часто останавливались сослуживцы Федора? - Всегда, когда он с ними приезжал. - А именно кто? - Да все! Бухгалтер, экономист, маркшейдер, геолог... Мало ли... - Кто из них тебе был неприятен? - По-твоему, это поможет найти убийцу? - Не знаю, но это может послужить делу, а я постараюсь подходить непредвзято. - Ну что ж... Не нравился мне его зам Георгий Георгиевич Вассаров. Был противен Гнедых, но это по другой причине, чисто личной. Старший съемщик Бойко, тоже тип не из приятных. Скользкий и хитрый Николай Адаров, зам по коммерческим вопросам. - Евдокия, как думаешь, за что и кто мог преследовать Федора? - За что - он и сам не знал. Просто зародилось в его душе предчувствие, а потом оно подтвердилось неудачным выстрелом. За что? Наверное, он кому-то мешал. А кто, тут уж ответить не берусь. Ведь это очень просто оговорить человека. Потом сам не отмоешься от великого греха. С Виктором Гнедых он был дружен, но самые близкие отношения у него были с Димой Граниным. Да и мне Дима был по нраву. Да и рабочие его любят. - А что вы можете сказать о Фединой жене, кажется, она тоже работает в их системе? - Да, конечно, Рита Панаева. Сложно мне о ней что-нибудь сказать, лучше ты сам на нее посмотришь и составишь мнение. Мое может оказаться необъективным. Вообще, Константин, лучше на все взглянуть изнутри самому. - Это ты права. - Я здесь для тебя приготовила старую куртку, свитер и штаны. Так Федя велел. Все лежит в твоей спальне. Утром отвезу тебя до Чоры, а там и рукой подать. До Тунчака доберешься сам, я не хочу, чтобы нас видели вместе. Прошу тебя, будь осторожен и найди мне Федора, больше ничего не нужно. Мне плевать на их золото, но за брата я рассчитаюсь сполна, прости меня Господи. - Каким образом? Она молча кивнула на простенок, где красиво устроились три дорогие двустволки. - Неужели сама?.. - Да уж, дядю Ваню просить не буду. Только укажи мне. Я сама справлюсь. Я ведь от крепкого корня, сибирского. - Ты лучше не распаляйся, Евдокия. Я все понимаю, и брата твоего очень люблю, но грех на душу брать не стоит... Кстати, а где твои дети? Федор говорил, двое их у тебя? - Отослала ночевать к свекрови, чтобы тебя лишний раз не светить. Ладно, время уже позднее, пора ложиться... Ты один будешь - или со мной? Ну дает Евдокия! Если бы сейчас грянул гром и земля разверзлась под моими ногами, то я бы удивился куда меньше. Я открыл рот, пытаясь что-нибудь выдавить из себя. - Ты не подумай, я не гулящая, просто ты мне очень глянешься, а так-то у меня мужика больше года не было. Грех наш замолю сама, за тебя и за себя. Да и не грех ведь... Иди, тихонько помойся, я баню натопила. А там сам решишь. Моя дверь налево, твоя направо, выберешь. Да, думал я, намыливая свежую траву-мочалку, баба - существо загадочное и непредсказуемое, и лучше вообще не анализировать ход ее мысли и последующее поведение. Но хороша староверка, жизнь бьет через край! Такая приложится, мало не покажется. Но все-таки в какую мне дверь заходить? Я выбрал левую и не пожалел. В углу, на полочке, горела свеча. Еще одна стояла чуть ниже. Наверное, за упокой Ефимовой души. На высоченной кровати в ночной рубашке сидела хозяйка и строго на меня смотрела. По белой рубашке до пояса стекали черные густые волосы. Казалось, я попал в сказочную старину, в терем к чудо-красавице, а чуть позже я вообще потерял представление о времени... ...В шесть утра она осторожно разбудила меня. - Пора, Костя, собирайся, завтрак готов, одежда на стуле. За ночь лужицы подмерзли, и "Нива" с веселым треском неслась вперед, в тайгу, в незнакомые, неведомые мне места. Казалось, мы летим на сплошную стену из стройных сосен, пихт и гигантского кедра. Только в последнюю минуту они покорно расступались перед режущим ножом светом фар, перед белым капотом автомобиля. Машину Евдокия вела мастерски. Она вообще все делала умело. И те ружья, что висят в простенке, наверное, тоже легки и послушны в ее руках. Сибирская амазонка, да к тому же староверка. Нет, Гончаров, без приключений ты не можешь. Хорошо еще, когда такие... Интересно, сколько ей лет?.. - Тридцать пять. - Что? - Тридцать пять лет. Ты ведь, это хотел знать? - Да, но... Я ведь не спрашивал. - Я поняла это. - Но как? - Не знаю. Я много что понимаю, когда меня и не спрашивают. Много знаю, того, что другим не дано. Видение, что ли. У нас это от бабки, по наследству досталось. Она была сибирской колдуньей. Ворожила, лечила, помогала людям советами. - Тогда почему же не знаешь, кто похитил брата? - Почему не знаю? Знаю. Точнее, вижу его, но одно дело - видение психически ненормальной бабы, а другое дело - доводы следователя. Они для меня поважнее будут. К тому же вижу только исполнителя, а мне нужен еще и зачинщик. - С чего это ты называешь себя психически ненормальной? - Потому что всякая эта чушь вроде биополя, видений всяких есть отклонение от нормы, а значит - ненормальность. - Крутая ты баба, Евдокия. Расскажи-ка обо мне. - Ты живешь один. Живешь с котом или собакой. Много пьешь. Последнее время занедужил. Был у тебя приступ хандры. Так? - Так. - Но теперь хандре конец, можно жить дальше, так? - Верно, Евдокия. Спасибо тебе. - За что? - Сама знаешь. - Глупый ты, Костя, старше меня на десяток лет, а глупый. Это тебе спасибо. Ты ничегошеньки не понял. - Да и не надо. - Да и не надо, - согласилась она. - Ты кури, вижу, хочешь, а не решаешься. - Спасибо. - Если хочешь, выпей немного, я тебе рюкзачок собрала. Там все самое необходимое, на заднем сиденье лежит. - Не хочется, утро получилось замечательным и так. Я чувствую. - Костя, надо постараться, чтобы эти рассветы убийцы забыли как можно скорей. - Я постараюсь, Евдокия. - Я буду часто появляться в Тунчаке, примерно раз в три дня. Моя машина будет стоять возле универмага, он там один. Часов до двух я торчу у знакомых. Правое стекло я приспущу, чтобы ты мог в случае нужды бросить туда записку. На самый крайний случай, когда буду нужна позарез, телефон соседей записан на внутренней стороне спичечного коробка. Адрес тунчакских знакомых тоже. - Понятно. Молодец. Все успела предусмотреть. - Если бы так... Это невозможно. Будь очень осторожен с Вассаровым. - На то есть основания? - Я сказала тебе то, что сказала. Скоро подъедем. Уже светло. Когда будешь выходить из машины, заплати мне напоказ. В селе полно невидимых ушей и неслышимых глаз. Кстати, у тебя много денег? - "Лимона" четыре осталось. - Кошмар, для бича это очень много. Оставь себе тысяч сто, а остальное отдай. В случае крайней нужды возьмешь у Светланы, ее адрес записан. Приехали. Огромное старинное село неожиданно открылось перед нами. Добротные деревянные дома прятались за модными заборами. И лет тем домам было раза в два-три больше, чем мне. Поразила удивительная чистота и ухоженность улицы и переулков. Казалось, что и уклад здесь остался тот же, вековой давности. Надсадно орали петухи, приветствуя наступающий день, жалобно, громко мычали коровы, требуя дойки. Хрюкали и визжали свиньи, как всегда выпрашивая жратву. - Это Чора? - Нет, это Тунчак, Чора давно осталась позади. - Но ты же собиралась... - Ничего, я заверну в переулочек, там ты и выскочишь. Вот здесь, например. Выходи и топай к центру. Там кучкуются похмельные бичи, с них и начинай. Бог тебе в помощь! В это раннее утро на бревнышке перед универмагом приют нашли только два бомжика, но для начала хватило и этого. - Здорово, орлы, - бодро начал я, присаживаясь рядом. - Здорово, голубь, здорово, сизокрылый, - совсем не по-орлиному ответила братия, мутно поводя очами. - Какие проблемы? Пришел доктор Айболит, у кого чего болит? - Правда, что ли? - недоверчиво спросил мужчинка, что пониже. Неужели спаситель появился? - Клянусь главной микстурой Гиппократа. - Для убедительности я побултыхал рюкзаком, и алкашьи носы вытянулись в мою сторону хоботами. - И нальешь, что ли? - И налью. Тебя как зовут? - Эрнст. - Неизвестный, что ли? - Это почему неизвестный. Боря, чё он тюльку гонит, Гросс я, понял, скажи ему, Боря. - Да рога ему обломать, вот и весь сказ. - Это слишком, Боря. У него водка. - Так он тебе и нальет, раскатал губу. Чтобы не быть голословным, я приоткрыл рюкзак, доказывая серьезность своих намерений. Мужики напряглись, чуть стойку не сделали. Я тем временем вытащил хлеб, сало и огурцы. - А что, Эрнст, говорят, у вас тут можно неплохо заработать? - Можно, если "сапоги" вперед не заработаешь. - Что такое "сапоги"? - Сам узнаешь, - угрюмо ответил Боря. - Ну, это когда увольняют тебя за прогул и пьянку, - объяснил Эрнст. Как нас с Борисом. У тебя какая специальность? - Шофер. - С этим проблем не будет, если удостоверение "камазиста" есть. - Нет, на "КамАЗах" не ездил. - Тогда и делать тебе тут нечего. Больше на прииске никого не нужно. Да наливай ты, не томи. - Я и разнорабочим пойду. - Этого добра тут и без тебя лопатой греби! - резко опрокинув в себя стакан, отрезал Боря. - А куда идти, к кому обращаться? - Сегодня вообще можешь никуда не ходить, не до тебя. Вчера кто-то шефа умыкнул. И водилу завалили. - Ого, за что? - наивно спросил я, не забывая подливать болящим. - Много знал, всюду нос свой поганый совал, вот его и откусили. Наливай, - уже внаглую требовал Боря. - Шеф на то и шеф, чтоб все знать, - назидательно поднял я палец, шеф должен знать даже, что делает его секретарша в уборной. - Ага, теперь-то он знает все, - ощерился Эрнст. - Теперь небось его самого ангелы в сортир водят. Достукался. - Получил то, что хотел, - с видимым удовольствием резюмировал Борис, - не рой другому яму... - Потому что другой для тебя ее уже вырыл, так? - закончил я интересную мысль Бориса. - Может, так, только нас с Эрном он очень обидел. Выкинул с участка как щенков. Подумаешь, с похмела были малость. С кем не бывает. Сами в своей конторе хлещут как свиньи, бабы голые из окошек прыгают, а тут... Ты сам-то откуда? - С Волги. Средняя полоса. - А, бывал, бывал. У меня там тетка живет. А что там у вас стряслось? Почему не при деле? - Попал под сокращение. - Да, сейчас везде только и делают, что сокращают. А как к нам попал? - Дружок тут у меня в Эйске живет, знает эти места, он и посоветовал. - Не знаю, что у тебя получится, сейчас тут кругом менты рыщут. Пару недель тому назад грохнули троих, они золото сопровождали. Забрали весь металл - и привет. - И много взяли? - Четырнадцать с лишним килограммов золота, не считая трех жизней. Сволочи. Всякая пакость в тайгу лезет. Наливай, однако. - Конечно. А кто мочил-то? - Они почему-то забыли мне об этом рассказать. Может, тебе, Эрн, докладывали на ушко. Дурак ты, мужик. Здесь закон - тайга, медведь хозяин. - А платят-то хорошо? - поинтересовался я. - Ты сначала устройся, а потом спрашивай. Что, водяра кончилась? - Еще пузырь есть, открывай, - протянул я бутылку моему просветителю. - Платят хорошо. Мы за прошлый месяц с Эрном на семь "лимонов" каждый поднялись. - А почему сидите без денег? - Ты что, мужик, с луны свалился? Главные деньги старателю платят один раз, в конце года, а сегодня только пятнадцатое октября. Пока подобьют бабки, то да се, числа двадцатого января получим. У тебя ночевать-то есть где? Или как у той Люси? - Зачем, пойду в контору. - И не суйся, сегодня не примут, пойдем к Эрну, он один живет. У него и перекантуешься до завтра. У тебя бабки есть? - Есть немного. - Тогда берем еще два пузыря и вперед. У меня росло раздражение к самому себе, к этим двум алкашам и вообще ко всему окружающему. Я бесцельно топчусь на месте, не имея ни малейшего понятия, как действовать дальше. Болтаться вокруг артели, высматривая и вынюхивая? Абсурд. Меня скоро заметят и наверняка потащут в милицию для установления моей личности. Идти напролом и устраиваться тем же шофером? Остроумно, особенно когда в кармане нет даже любительских прав. В кармане, кроме паспорта и стотысячной бумажки, нет ничего. Неужели за ночь нельзя было продумать линию действия и поведения? Ах, конечно, ночью ты, Гончаров, занимался совсем другим делом. Из всего этого вытекает, что оставаться здесь попросту глупо, если не сказать опасно. Ладно, до вечера подумаю, и, если не найду выхода, придется возвращаться в Эйск. Тупица ты, Гончаров. - ...Да ты оглох, что ли, мужик, давай бабки. А вы с Эрном идите и ждите меня. - Да, конечно. Только сдачу принеси, у меня последняя сотня. - А как же ты думаешь добираться домой, если тебя не возьмут? Как девочка, автостопом? Не поймут. Ты же натурой не заплатишь. - Да мне только до Эйска, там бабки есть. - Ну-ну, отчаянный ты мужик, кстати, тебя как зовут? - Костя. - Ну, топайте... Я послушно пошел вслед за тщедушным неудавшимся старателем. В конце концов, болтаться незнакомому человеку в центре села - перспектива не самая лучшая, да и ночевать на улице - занятие не из приятных. Кроме того, мне необходимо побыть одному, в тишине и уюте, чтобы все как следует взвесить, а чижики эти угомонятся быстро. Уже и сейчас находятся на грани. Дом, куда привел меня немец Эрнст, оказался на удивление опрятным и чистым. Высокий фанерный потолок был свежевыкрашен, а стены совсем недавно оклеены дорогими тиснеными обоями. Деревенским был только пол, сложенный из широких массивных плах, поверх которых вперемешку лежали ковры и замысловатые половики. В остальном все походило на городскую квартиру. - Располагайся, а я пока пойду курям насыплю. С утра не до них было. Телик врубить? - Не надо, занимайся хозяйством, я подожду. Громыхая мисками, он ушел, я, откинувшись в кресле, наконец понял, почему мне так неуютно и дискомфортно в душе. Конечно же я не знал главного, кто и за что похитил Панаева. Сказки про то, что он совал нос не в свои дела, оставьте для другого. Рука руку моет. И какие бы плохие отношения у него ни складывались с замами, вряд ли бы это могло послужить причиной, если, конечно, Федор не знал имена тех разбойников, что расстреляли инкассаторов. Причем не только их, но и паханов. Однако мне это казалось маловероятным, о таком важном факте он бы сообщил мне сразу. Нет, тут дело кроется в другом. Несколько раз его предупреждали, ясное дело чего-то хотели. Вот только чего? Он бы и сам мне об этом рассказал, просто оттягивал серьезный разговор на потом. И напрасно. У меня нет ответа, потому что я не знаю самой загадки. Такое у меня впервые. И Евдокия ни словом не обмолвилась, то ли по незнанию, то ли... С чего начинать? Как вообще внедриться в эту чертову артель? А может, это рэкет со стороны просто вымогает у Федора деньги? Тогда мне вообще тут нечего ловить. - Заждались небось дядю Борю? Не боись, сибиряки слово держат. Вот тебе сдача, шестьдесят тысяч рублей, ноль-ноль копеек. А где Эрн? - Пошел скотину кормить. - Какую скотину? У него ее уже два года нет. - Не знаю, так сказал: "Пойду курям насыплю". - Ты что, Костя, в самом деле дурак или притворяешься? Какая же это скотина? Кура, она и есть кура. Открыв холодильник, он занялся сервировкой стола. Финкой с выкидным клинком он аккуратно распластал балык какой-то большущей рыбины, выложил грибы, капусту и холодную картошку в мундире. Делал все он старательно и с удовольствием, как человек, любящий не только выпить, но и честь по чести закусить. - А-а! Вот и скотовод пришел, - радостно заржал он навстречу входящему хозяину. - Послушай, Эрн, оказывается, у тебя корова появилась! - Какая корова, совсем долбанулся, ее уж и косточки-то сгнили! - Это наш новый знакомый фраер так выразился. - Да ну вас, - почему-то обиделся немец. Пожалел, видно, эту самую корову, не то съеденную волками, не то проданную на убой. - Давай к столу, Костя, не слушай этого пенька. - Я тебе дам пенька, я тебе дам пинка. Ну давайте за знакомство. - Вы пейте, мужики, я не буду, не хочется что-то. - Чего это? Давай, все будет как у Аннушки. - Испортили вы мне настроение. Не возьмут на работу, назад возвращаться придется. Выходит, зря ехал, деньги только прокатал. - Ты сперва выпей, потом подумаем. Одна голова хорошо, а две с половиной лучше, так ведь, Эрн? - Конечно, у тебя правая сторона пока еще работает... Подсаживайся, Константин, выпьем за Федора Александровича, хоть он и вытурил нас, но мужик неплохой был. Справедливый и деловой. Это он артель из дерьма за уши вытащил. - Зачем и кому понадобилось расстреливать водителя? - А ты откуда знаешь, что его расстреляли? - Вы же мне сами об этом говорили. - Не ври, я тебе только сказал, что его завалили... Ты что? Ты кто? белел злобой и подозрением Боря. - Колись, паскуда. - Да это я ему сказал, - секунду помедлив, вмешался Эрн, - когда шли сюда, я ему и рассказал. - Это хорошо, что ты ему рассказал. Ксиву на стол, быстро. - У самого моего носа хлестко выпрыгнуло лезвие финки. - Ты что, Боря, он нас водкой поит, а ты... - Паспорт гони, паскуда, знаем мы таких поильников, ментов поганых. Ну! - побелел глазами психопат. - Да подавись ты, ради Бога, пень сибирский. - Я небрежно швырнул ему паспорт. Что он поймет в моем паспорте? - Паспорт в порядке, - после минутного изучения моего документа сообщил шизик, - давай трудовую. - Какую еще трудовую? - Обычную, с которой ты ехал устраиваться в артель. - С моей трудовой меня даже волки в стаю не возьмут. Я ее дома оставил. - А на что же ты надеешься, кто тебя без документов на работу возьмет? - Говорят, на сезонную можно. Берут же бомжей. Заводят новую книжку. - Это как договоришься, но без книжки твое дело вообще труба. Даже и соваться не советую. - Может быть, договорюсь с отделом кадров. - С ней-то, может, и договоришься. Баба понятливая. Кстати, жена шефа. А вот с Гнедых ни хрена не столкуешься. Тот еще козел. Лучше тебе сначала поговорить с Диманом Граниным, начальником здешнего участка, самый нормальный мужик. Сегодня вечером и сходи к нему домой. Если он скажет нет, значит, ловить тебе здесь нечего, поворачивай оглобли. Наливай, Эрн, а ты больше не пей, он пьяных не любит. Через час мои маленькие друзья насосались до поросячьего визга. Боря опять кинулся на меня с ножом, уже совершенно без причины, мало что соображая. Вместе с ножом я выбил ему плечевой сустав и опрокинул на пол. Заорав, он неожиданно быстро успокоился и захрапел прямо на половичке, разбросав длинное несуразное тело, оболочку своей серой личности. С Эрном тоже разговаривать было бессмысленно. Подложив под правую щеку тарелку с капустой, он монотонно, но с удовольствием повторял рефрен: Мальчик хочет в Тамбов, чики-чики-чики, Мальчик хочет в Тамбов, чики-чики-чики... - Мальчик хочет в дурдом, - предложил я ему свою версию и, зайдя в смежную комнату, прикрыл дверь на крючок. Здесь на хозяйской койке, вытянувшись во весь рост, я немного успокоился. Шел двенадцатый час, и зеленые кошачьи цифирки на табло ходиков тревожно подрагивали. Какую тайну унес с собой Федор и кто о ней может знать или догадываться? Конечно, самые близкие люди. Жена, сестра, его товарищ Гранин и еще кто-то, кому эта тайна чрезвычайно нужна. Возможно, это и не тайна, а толково собранный на кого-то компромат. Возможно, но маловероятно. Кому-то из этих двоих придется открыться, но кому? Гранину или молодой Маргарите Панаевой. Кому? Незаметно я уснул, отозвалась мне бессонная ночь в Эйске. Проснулся я от сумасшедшего стука в дверь, пробудившийся психопат требовал аудиенции и сатисфакции. Он буром пер на дверь и нелестно отзывался о моих родителях. Цифры-глазки на кошачьей морде часов показывали двадцать часов десять минут. Недурно я вздремнул. Рассчитав период натиска, я резко сбросил крючок, и покалеченный Боря, пулей влетев в комнату, долбанулся о стену, как раз под забавные "кискины глаза". Он обалдело повернулся, и их зрачки заработали в такт... * * * Дмитрий Федорович Гранин жил один, в неказистом маленьком домике на окраине села. Из хозяйства держал только лопоухую дворнягу с амбициями спаниеля. Псина встретила меня на крыльце, под лампочкой, оптимистично приветствуя обрубком хвоста. Весь ее вид говорил, что такого гостя, как я, она ждет уже вторую тысячу лет и теперь бесконечно рада его появлению. Однако, когда я постучал в дверь, эта тварь коварно куснула меня за икру. Появился хозяин, невысокий красивый парень лет двадцати пяти. Что-то неуловимо знакомое промелькнуло в его чертах. Мне он сразу понравился. - Извините, вы - Гранин Дмитрий Федорович? - Да, заходите. Я прошел в единственную комнату деревенской избы и у порога остановился, не зная, что делать дальше. - Я на минутку... - Слушаю вас. - Я насчет работы. - Насчет работы приходите завтра в контору или непосредственно ко мне на участок в вагончик. А вообще-то работы нет. Все места заняты и на очереди более ста человек. Вы кто по специальности? - Видите ли, дело не совсем обычное, меня вызвал Панаев, но, как я узнал недавно, его сейчас нет. Парень сжал челюсти, глаза его сделались узкими и злыми, но он все-таки сдержанно кивнул: - Да, Федора Александровича куда-то увезли. - Он вызывал меня именно для того, чтобы это предотвратить, но, увы, опоздал. Собственно, он сам велел мне задержаться в Новосибирске. - Проходите, раздевайтесь. Покажите ваши документы. - У меня только паспорт. - Этого вполне достаточно. Да, вы тот человек, за кем ездил Федор Александрович, - возвращая мне паспорт, признал Гранин. - Чай пить будете? Может, чего покрепче? - Не откажусь ни от того, ни от другого. - Зачем же отказываться? Чай я сейчас поставлю, а водка готова всегда. Константин Иванович, что же будем делать? Милиция-то вроде работает, но... Да вы сами знаете, как она сейчас работает. - Неправда, есть ребята, которые и сегодня честно вкалывают, ловят бандюг. - ...Чтобы потом вышестоящие господа их с миром отпускали. - Ладно, сейчас не об этом речь. Как вы думаете, ограбление инкассатора и похищение Федора - это звенья одной и той же цепи? - Трудно сказать. Он ведь мало рассказывал. Ясно только, что все это продумывалось давно. - А как вы думаете, могли старатели сами совершить нападение на автомобиль, перевозящий золото? - Конечно, и это наиболее вероятно. В артели работает более двухсот человек, семьдесят процентов из них так или иначе отбывали сроки. Восемь человек были осуждены по сто второй статье. Я не хочу сказать, что это именно они, но сбрасывать их со счетов не годится. Именно этими ребятками в первую очередь занялась наша милиция, но, увы, безрезультатно, хотя двоих отделали на совесть... - Дмитрий Федорович, мне кажется, подход к этому делу - где-то с другой стороны. В лоб мы тут ничего не добьемся. - Вполне с вами согласен, но где она, эта другая сторона? - Мне бы пару дней потолкаться среди работяг, это обычно дает положительные результаты. Но для этого я должен быть официально принятым на работу. Праздношатающийся незнакомый тип только вызовет подозрения. - Конечно, кроме того, вас вообще не допустят на территорию участков. Какие-нибудь документы еще есть? - В Тунчаке - любительские права и лицензия на право заниматься тем, чем я занимаюсь. - Не густо. Что же делать, просить Ритку завести новую книжку? - Вы доверяете Ритке? - Нет, скорее наоборот. Но в Гнедых я уверен еще меньше. Что же делать? - А ничего, буду выходить в ночные смены, правда, это здорово сужает круг. - Погодите, я придумал. Сидите здесь, я скоро вернусь. Дверь закрою на замок, а вы не подавайте признаков жизни. Я остался один в полной темноте. Неужели я по собственной инициативе попал в это осиное гнездо? В том, что похитители Федора - его собственные старатели, я был почти уверен, иначе зачем было поднимать шум и расстреливать водителя? Ефим их узнал и поневоле стал свидетелем преступления, так что сразу навел бы на их след. Но куда они могли отвезти шефа? Тайга большая, а я в ней новичок. Если даже Гранин не может ничего понять, то я... Гранин... Когда и где я его видел? То, что его черты мне знакомы, можно заявить с уверенностью, но где мы могли встречаться? Новая головоломка. Возможно, сейчас он явится с парой головорезов и все быстро прояснится. Попинают хорошенько и ноченькой темной, безлунной утопят в этой самой речке с поэтическим названием Лебедь. Хотя бы топор какой-нибудь найти, а можно хорошую палку. В детстве мне приходилось заниматься фехтованием на рапирах и на эспадроне. Может сгодиться черенок от лопаты или от ухвата. Должен же в русской избе быть ухват? Встав на четвереньки, в кромешной темноте я пустился в свободный поиск методом щупа и тыка. Стукнувшись лбом о металлический уголок койки, я матерно выругался и сразу нашел то, что нужно. Одностволка, кажется, шестнадцатого калибра, безмятежно лежала под кроватью и терпеливо дожидалась меня. Преломив ее, я с удивлением обнаружил в стволе патрон. Капсюль на ощупь был цел. Удача! Для маскировки я полностью забрался под кровать и тут наткнулся еще на полтора десятка целых патронов. Ну, конечно, Гранин боится, точно так же, как и ты. Я раком выполз из-под низкой койки, но ружье все же прихватил. Береженого Бог бережет. Кого же боится Дмитрий Федорович и где это я его уже видел? Где? Когда? Боже мой, Гончаров, французы говорят, что опьянение проходит, а глупость никогда. У тебя, кажется, и то и другое свойство - величины постоянные и непреходящие. Конечно, я видел Дмитрия Федоровича, и было это лет двадцать восемь назад. Только тогда его звали Федор Александрович и он тискал всех девчонок нашего класса и, похоже, вскоре дотаскался. Скорее всего, с какой-нибудь девицей по фамилии Гранина у него случилась небольшая осечка. Удивительная штука судьба... Послышался скрежет отпираемого замка, и я взвел курок, направив на всякий случай ствол вниз. Вспыхнул свет. На пороге стоял Гранин, ошарашенно глядя то на меня, то на собственное ружье, обращенное в его сторону. - Извини, Дмитрий Федорович, это я на всякий случай. Черт его знает, ваши таежные законы. - Ну да... Конечно... Но все же уберите, ради Бога, эту аркебузу или хотя бы отпустите взвод. Она стреляет, когда ей вздумается. Я послушно разрядил одностволку и положил ее назад под кровать. Туда же закатил патрон. - Еще раз извините. - Ладно. Дело обстоит так: есть у меня один надежный мужик, сейчас он работает на промприборе в ночную смену. Я уговорил его на пару дней заболеть. Вы пойдете вместо него. Завтра с утра выйдете на первый прибор, до обеда потренируетесь, поболтаете с мониторщиком, а в ночь пойдете самостоятельно. В вашем распоряжении двое суток. Может, что-нибудь разузнаете. Мужикам скажете, что приехали на постоянную работу. Домик и койку вам покажет комендант Коля. Называют его здесь "шнырем". Часов в десять подойдите к моему вагончику, он на участке один. Ну а дальше - как запланировали. Если кто-нибудь из начальства будет спрашивать кто да что, ссылайтесь на меня. А теперь идите, вам есть где ночевать? - Не знаю, познакомился тут с двумя идиотами. Некто Эрнст и Боря. Все бы ничего, да Боря с ножом кидается. - Ясно, знаю их, но это лучше, чем ничего. У меня вам светиться не стоит. Это сделать мы успеем всегда. - Согласен, Дмитрий Федорович, а вот хотя бы абстрактно - не можете предположить, где они держат отца? - Что?.. Да вы что... Он вам сказал?.. Мы ото всех скрываем... - Ничего он не говорил, просто вы - это его омоложенная, так сказать, копия. - Да, конечно, я видел фотографии... Действительно. Но сейчас об этом никто не догадывается, кроме тетки. Почему-то отец это скрывает. Говорит, что родственные рычаги мы толкнем, когда надо и когда никто этого не ожидает. - Наверное, он прав. - Наверное. Только мачеха чуть ли не при всех с меня срывает штаны. Очень неудобное положение. А предположить, где может быть отец, я, конечно, могу, только таких мест сотни. Но скорее всего - где-нибудь в выработанных штольнях. Милиция его там вчера искала, но попробуй найди. У нас есть еще дореволюционные полузатопленные шахты, а сколько от каждой из них отходит квершлагов, штреков, восстающих. Здесь все изрыто, сплошные норы. Искать в них - дело безнадежное. - Сколько у вас есть надежных, проверенных людей, работающих в первую смену? - У меня весь участок, это сорок человек. А надежных... Мужиков пять будет. - Где живет начальство? - В основном все здесь имеют свой домик. А на воскресенье уезжают домой, кто в Алтайск, кто в Эйск... - Было бы неплохо, чтобы ваши мужики посмотрели, чем занимается начальство после работы. А сейчас мне бы надо к Рите. - В гости к этой выдре собираетесь? Зачем? Она о вас назавтра раззвонит по всей деревне. - Нет, заходить я не собираюсь, а вот издали посмотреть, послушать, чем она дышит, не мешает. - Смотрите, вам виднее. В следующем переулке двухэтажный кирпичный дом. Папаня прямо хоромы отгрохал для своей принцессы. Ее может дома не быть, а вот волкодав, тот точно на месте. Завели зверюгу, соседи боятся. - Дима, а у тебя баллончика не найдется с нервно-паралитическим газом? - Я от возбуждения окончательно перешел на "ты". - Есть какой-то. Но говорят, не всякий действует на собаку. - Это если мало поливают, экономят. Ну, до встречи. И будем надеяться на лучшее. Найди-ка мне еще пару метров капронового шнура. - Хорошо, Константин Иванович. * * * Двухэтажный особняк окружала высокая металлическая ограда, сваренная из двадцатимиллиметровых прутьев, верхушки которых угрожающе щетинились острыми наконечниками. Но именно за эту ограду я сейчас очень хотел попасть. Возможно, за ней находилась разгадка и развязка всей этой истории. К моей великой радости, переулок был освещен плохо, а точнее, не освещен совсем, если не считать двух лампочек над входом в коттедж. Справа на втором этаже из двух окон сквозь плотные портьеры пробивался свет. Остальные были тревожно черны. Я подошел к воротам. Откуда-то из темноты двора неслышно вынырнуло это чудище, похожее на собаку. Нет, псина не лаяла, она просто ждала, когда я окажусь в пределах ее досягаемости и она сможет меня разорвать. Выжидала, утробно урча. Я переместился в левую, темную сторону ограды. Собачья тень, как по воздуху, бесшумно последовала за мной. Я подошел к ограде вплотную, и это был ее шанс. Ощерив пасть, она просунула морду сквозь прутья, пытаясь зацепить меня клыками. Но тут она просчиталась. Я с удовольствием вдавил пипку баллончика до отказа, щедро угощая псину адской смесью. Когда она задергалась в бешеной пляске, стараясь освободить голову из плена железных прутьев ограды, я уже был по ту сторону забора. Собака лежала неподвижно. Я не знал, сколько продлится шок, а работы мне предстояло много. Поэтому, накинув на собачью шею капроновую петлю, я один конец привязал к ограде, а другой вытянул до отказа, насколько позволяли силы. Стоял и ждал, пока собачья душа покинет свой прекрасный экстерьер. Это довольно неприятное ожидание, когда в твоих руках отдается каждая судорога, каждый рывок собачьего тела, инстинктивно требующего жизни. Минут через пять она наконец сдохла. Я оттащил труп подальше, в глубь двора, и занялся изучением дома. Он имел два входа. Парадный и черный. Кроме того, очевидно, сообщался с пристроенным вплотную гаражом. Я не мог найти самого главного входа в подвал. По всей вероятности, он находился внутри дома или гаража. Но гараж был заперт изнутри, и никакой возможности попасть туда извне у меня не было. Оставался единственный путь - через крышу, но он был опасен и, возможно, безрезультатен. Опасен, потому что меня могли заметить с улицы и из окружающих окон. К тому же неизвестно, как себя поведет черепица. А безрезультатным этот путь мог оказаться по одной простой причине. Дверь, ведущая на чердак, могла быть попросту заперта. Неужели зря я удавил красавца пса? Нет уж, хотя бы из-за этого я попытаюсь использовать последний шанс. Пожарная лестница начиналась в метре от земли, и слухового окна я достиг безо всяких приключений, оно оказалось плотно прикрытым, но не запертым, так что на чердак я проник легко и просто. Если на улице было темно, то здесь стояла тьма египетская. Огонек моей зажигалки едва-едва освещал пространство на метр вокруг меня. На ощупь, интуитивно, я наконец нашел нужную дверь. Осторожно потянув ее на себя, я с облегчением понял, что она не заперта. Освещенная винтовая лестница круто уходила вниз. На уровне второго этажа я прислушался. За плотно прикрытой дверью громко, почти на полную мощность работал телевизор. На первом этаже было темно и тихо, а дверь вообще распахнута настежь. В полумраке холла белели диваны и кресла. Мой же путь лежал дальше вниз. Ступеньки закончились, и я оказался в подвале, но увы... Здесь никого не было. Когда я включил свет, перед глазами предстала гора старых вещей. Пара холодильников, старый гарнитур, мотоцикл - словом, все то, что выкинуть жалко, а дома мешает. На сей раз интуиция обманула меня, а жаль. Я так рассчитывал увидеть здесь самого господина Панаева, в плену у собственной жены! Ну что же, проигрывать нужно с достоинством. Я уже собрался в обратный путь, когда послышались легкие шаги. Кто-то вслед за мной спускался в подвал. Но спускался не таясь, открыто и привычно. Я едва успел юркнуть под зачехленное пианино. Через ткань старой парусины мне было отлично видно вошедшую женщину, очевидно хозяйку дома и жену Федора Панаева. - Что за чертовщина? - озадаченно спросила она саму себя. - Я же выключала свет... Совсем рехнулась! Она опасливо посмотрела по сторонам, но, по-видимому не заметив ничего необычного, успокоилась и подошла к кирпичной стене, совсем недалеко от меня. Привычным жестом она вдавила один из кирпичей, соседний тотчас выскочил на треть из стены. Осторожно его вытащив, она запустила руку в тайник и вытащила геологическую сумку, в просторечии именуемую планшеткой. Была она пухлой и явно тяжелой. Подойдя поближе к свету, женщина достала из планшетки несколько сложенных геологических карт. Выбрав нужную, она расстелила ее на сундуке и стала разглядывать. Я полулежал на боку в очень неудобной позе и благодарил Бога, что мне не хочется ни чихать, ни кашлять. Мне ужасно хотелось посмотреть, что же изображено на этой карте, но, кроме хозяйской задницы - весьма аппетитной, - я ничего не видел. "Ничего, - успокаивал я себя, - когда она уйдет, ты тоже взглянешь на карту, только бы отличить ее от остальных. Но это будет нетрудно. Наверняка от нее разит духами". Рановато я благодарил Бога. Вскоре я почувствовал энергичную атаку подвальных аборигенов, блох. Мерзкие насекомые, почувствовав безнаказанность и полную мою беззащитность, всем миром кинулись на уязвимые части моего бедного тела. Я подумал, что хозяйка слишком долго изучает геологическую карту. Еще минут пять - и я не выдержу, почешусь, а это может напугать молодую даму, она заверещит резаной свиньей и привлечет внимание поселковой общественности. Потом они увидят задавленную мною собачку, а потом... лучше не думать. Отчетливо и резко запел дверной звонок. Женщина вздрогнула, затравленно озираясь, сунула планшетку вместе с картой в тайник и второпях побежала наверх. А я уже потрошил только что закрытый тайник. В планшетке, кроме карты, находились компас, лупа, логарифмическая линейка и... старый, но заряженный наган. На изнанке планшетки шариковой ручкой было выведено чертежным шрифтом: "Иконников С.К.". Я развернул карту и, напрягая несчастные извилины, старался что-нибудь понять. Папуасы, наверное, так же разбираются в действии двигателя внутреннего сгорания. Из понятных для меня вещей в сумке были только наган, лупа и компас. Неожиданно сверху донесся протяжный мучительный стон. Стонала женщина. Этого мне только не хватало. Вечно вы, господин Гончаров, вляпаетесь. Что вы, собственно, забыли в этом подвале? А может быть, к хозяйке пришел "друг" и теперь они попросту совокупляются и рычат от удовольствия. Нет, стон повторился, и теперь я понял: он принадлежит человеку, рот которого забит кляпом, а самому ему очень больно. Прихватив планшетку со всем ее содержимым, я прокрался на первый этаж. При тусклом свете бра через полуприкрытую дверь я увидел очередное, ныне популярное, зверство. На овальном обеденном столе лежала хозяйка, мадам Панаева, та самая, что недавно коротала со мною время в подвале, только теперь она была совершенно голая, если не считать куска пластыря, которым был заклеен ее рот. Руки и ноги, разведенные в стороны до предела, были связаны под столом. Трудились над ней два мужика в черных куртках и черных чулках, натянутых на морды. Один методично прикладывал к ее спине раскаленный утюг, при этом монотонно твердил одно только слово: "Где? Где? Где?" Второй... Нет. Нет предела людской мерзости. Ну мучаете вы бабу для какой-то цели, мучайте. Зверейте дальше! Зачем же ее трахать? Оставайтесь мужиками... Впрочем, вы уже и не мужики и не люди. Интересно, как поведет себя нечищеный старый наган, вероятно, со старыми патронами. Наверное, плохо, хоть и расстояние невелико, три-четыре метра. Но, вступаясь за дочку своего хозяина, наган не подвел. Садисту я прострелил кисть, держащую утюг, а насильнику, чтобы тоже мог убежать, правое плечо. Завыв шакалами, они закружили по холлу, не соображая, что делать дальше. - Убирайтесь, - заревел я, искусственно добавляя хрип, - или сейчас завалю с концами! Они зайцами рванулись вон и ускакали в ночь. Ровно через две минуты я последовал за ними, правда, через крышу, своим старым путем. Пометил я их качественно. Возможно, уже завтра мы будем знать о местонахождении Федора. * * * Мои старые добрые знакомые, несмотря на поздний час, бодрствовали, хмуро вперив опухшие рожи в волшебный экран телевизора. - Шестой американский флот приветствует жителей Востока, - с порога радостно объявил я. - Ты, гад семибатюшный, зачем мне руку поломал? - зло зарычал Боря. - Так скажи мне спасибо. Ты ж с ножом на меня кидался! А если б зарезал? Сидел бы сейчас в КПЗ, ожидая следствия и суда. И потом опять сидел бы, ожидая окончания срока, амнистии или побега. Так что с тебя пузырь. - Боря, не сердись, он правду говорит, - поддержал меня хозяин. - Ты-то, сморчок, заткнись, сам знаю, что правду, только вот денег сейчас нет, а так бы поставил. Все чин по чину. - Это дело поправимое, кто пойдет? - Я протянул остаток денег. - Кто? Конечно Эрнст, а как же ты, ведь последние? - Обо мне не беспокойтесь. На работу меня берут с завтрашнего утра. Сейчас был у Дмитрия Федоровича Гранина, все тип-топ. Так что вперед. Только ты, Боря, финку дай мне на время, завтра верну. Холодно что-то. Печку бы затопить. - Нет базара, Костя. Эрн, ты еще здесь? Копаешься, как та Люся. Через полчаса Эрнст вернулся с двумя бутылками, засунутыми в штаны. А еще через пятнадцать минут Боря клялся мне в верной любви и нерушимой мужской дружбе. - Мужики, я когда вернулся? - перешел я к нужной мне теме. - Где-то с час назад, может, поменьше, в одиннадцать, наверное. - Нет, мужики. Я пришел два часа тому назад, значит, в десять. - Иди ты, в десять только кино началось, а когда ты пришел, оно уже кончалось, значит, пришел ты в одиннадцать часов десять минут, - с немецкой пунктуальностью и несокрушимой логикой разложил все по пунктам Эрнст. - Точно, точно, в одиннадцать тебя еще не было, - поддержал его психопат Боря. - Мужики, вы меня не поняли. Завтра я ставлю ящик водки, но только пришел я в десять, даже чуть раньше. - Но ведь ты пришел в одиннадцать, я сам видел. - Боря, объясни ему, я уже не могу. - Чё ты пристал к человеку. Сказано тебе - в десять, значит, так оно и было. - Боря со значением подмигнул мне, еле заметно указывая глазами на рукоять нагана, высунувшегося у меня из-за пазухи, как назло. - Ну, если двое говорят одно и то же, то третьему нужно согласиться, резюмировал хозяин. - Эрн, иди сходи за дровами, действительно холодно, - приказал Борис, - а мы тут с Костей кой-чего перетрем. Когда закрылась дверь, психопат взял с места в карьер. - Если кого-то замочил, то на стол пять "лимонов". Если на гоп, без мокрухи, то два с половиной. Как? - Значит, два с половиной, - с омерзением согласился я, зная, что теперь он будет из меня выкачивать последние соки. - Бабки на кон. - Завтра. Сегодня нет ни копья. - Счетчик включу! - Тогда могу и замочить! Если не хочешь по-хорошему. - Ладно, договорились, но чтоб к обеду было все как у Аннушки. - Будет, что я - сам себе враг? - Понятливый ты мужик. Давай краба. - Надо мои туфли сжечь. - Сей секунд спалим. Печку только растопим. - А в чем буду ходить? Босиком-то уже холодно. Народ не поймет. - Какой размер? - Сорок второй с хвостиком. - Мой размер, придется мне до дома канать. Ну, я быстро. Ты Эрну ничего не говори, а пушку свою спрячь где-нибудь во дворе. Чтобы все было чистенько, как у Клавы. Жди. С охапкой дров заявился Эрнст, а я, как бы по нужде, вышел во двор, решив вместе с наганом спрятать планшетку. Так оно будет спокойнее. Выглянув за ворота, я убедился, что Борис действительно топает прочь от дома, а значит, наблюдать за мной не намерен. Но куда можно спрятать все это барахло в незнакомом дворе? В сортире? Нет, обычно это укромное место обыскивается в первую очередь. Курятник? Не подходит тоже. В огород? Неплохо, но мне с моими подошвами нельзя ходить по земле, тем более уже влажной. Разувшись, я зарыл свое сокровище в старой гороховой грядке, предварительно стерев с планшетки отпечатки пальцев и вытащив загадочную карту, которую затолкал себе в носок. В мое отсутствие Эрнст, видимо, крепенько приложился к бутылочке. Он успел растопить печь, а теперь, сидя перед нею на корточках, знакомо и заунывно жаловался огню. - "Мальчик хочет в Тамбов!.." - А в люльку мальчик не хочет? - участливо спросил я. - Не хочет. Ты куда дел Костыля? - А где он? Только что сидел и нет! Это неправильно. В сенях послышался шум, и появился Борис с полиэтиленовым мешочком в руках. - А, вот и Костыль! - радостно вскричал хозяин, кружась по комнате. "Мальчик хочет в Тамбов..." - В задницу хочет мальчик, опять один нахрюкался. Иди спать, больше ничего не получишь, - принял суровое решение Борис и, помогая слову делом, затолкал хозяина в спаленку. - Ну вот, так-то лучше. Принес я тебе коры, почти новые, из-под носа у своей "кочерги" вытащил, потом отдашь. Этот-то уснул? Давай свои чуни, хорошо, что не резиновые, вони было бы на все село. Вместе с туфлями в огонь полетела собачья удавка, одновременно немалый груз с моих плеч. Борис обстоятельно и добросовестно шуровал кочергой, переворачивая мои бедные туфельки на самый жар. - Ну а теперь можно и выпить, - заключил он, когда от штиблет не осталось и воспоминаний, - но учти, я знать ничего не знаю, и если что, то... - Завязывай, не маленький, понимаю. - Вот и хорошо. Жду тебя здесь завтра, в обед. А теперь ложись спать, а я покачу к своей ненаглядной Наталии. * * * В десять утра следующего дня я входил в командный вагончик начальника участка. Судя по всему, он меня ожидал и ему было что мне сказать. - Проходите, Константин Иванович, а лучше выйдем на воздух. - Я тоже так думаю, мне на воздухе больше нравится. Он многозначительно посмотрел и вышел первым. На поваленном старом кедре, имея отличный обзор, мы и расположились. - Вы вчера заходили к Ритке? - Да, но инкогнито. - И пса удавили? - Пришлось, иначе не было возможности попасть в дом незаметно. - Зачем вообще это было нужно? Она в истерике. Не вышла на работу. Ничего не хочет говорить, только ревет и матерится. Что вы с ней сделали? - Если честно, то вытащил из беды. Хотя залез я к ней совсем по другому вопросу. - Какому же? - Я почему-то был уверен, что твоего отца она предала и он находится в собственном подвале, где подвергается насилию, а возможно, и пыткам. - Оригинально, но и у меня было такое же ощущение. Дальше. - Я оказался не прав, и, более того, ее саму истязали, чего-то требуя. Чего точно - я не понял. - Кто это был? - Не знаю, они напялили на себя черные колготки. Пытали молча, друг к другу никак не обращались. Но пометил я их хорошо. Обоим прострелил правую руку. Это верный след. Кто сегодня не вышел на работу? Или вышел, но с перевязанной правой рукой? - Черт возьми, как это я раньше не подумал! Ну конечно же... Так, только так оно и могло быть. Константин Иванович, на работу сегодня не вышли два человека: бульдозерист с моего участка и гидромониторщик с соседнего Ушкана. Оба приезжие, жили в нашем общежитии, и оба сегодня не ночевали. Что эти гады с ней делали? - Пытали при помощи раскаленного утюга. - Мерзавцы, у нее, наверное, ожоги. Почему не идет в больницу? - Брось, ей не до этого. - Они еще что-нибудь с ней делали? Я имею в виду... - Нет. Я успел как раз вовремя. - Она видела вас? - Не думаю, она лежала связанная, лицом вниз. - Где вы взяли оружие? - У нее же в подвале, вместе с планшеткой Иконникова. - Кто-нибудь видел, как вы заходили или выходили от нее? - Категорически утверждать не буду, но думаю - нет. - Но выстрелы - их наверняка слышали соседи! - Не уверен. Дом выложен в два с половиной кирпича с двойными финскими рамами, а холл расположен в середине строения и вообще не имеет окон. Только входные двери, но там еще прихожая и тамбур. Сам знаешь небось. - Что будем делать дальше? - Во-первых, нужно зайти вот по этому адресу, - я протянул ему спичечный коробок, - и от моего имени у некой Светланы забрать три миллиона. Это мои деньги. - Но зачем они вам или вы хотите уехать? - Нет, их нужно отдать одному дебилу, который со мной вчера пил водку и заметил у меня за поясом наган. Он, конечно, сразу же начал меня шантажировать. - Кто он? - Известный вам Боря. - Мразь. Но делать нечего. Полный шум поднимать рано. А деньги я сам для вас найду. - Я видел у вас сейф, он надежен? - Не знаю, но пока его никто взламывать не пытался. - И надеюсь, не будет. Дима, по-моему, здесь заключается самое главное... - Я протянул ему сложенную в восемь раз геологическую карту. Она находилась в планшетке Иконникова, и, кажется, именно ею интересовались подстреленные мною господа. - Что-о-о? - Он с ужасом выпучил на меня голубые, глубоко сидящие глаза. - Неужели... Пойдемте в вагончик, нужно посмотреть... Одним движением он смахнул с письменного стола всю канцелярскую ерунду. Лихорадочно расправив карту, он замер над нею, что-то прикидывая и сопоставляя. - Да! - наконец выдохнул он. - Это та самая съемка, о которой мне не раз намеками говорил отец. Неужели ее придется отдать в обмен на его жизнь? Осторожно свернув реликвию, он уложил ее в сейф, а мне небрежно выкинул пачку стотысячных банкнотов. Распечатав пресс, я принялся аккуратно отсчитывать требуемую сумму. - Не нужно, берите все. Вы уже заработали гораздо больше. Надеюсь, ваша находка останется без рекламы? Я сам возьмусь за дело! - Я работаю в интересах твоего отца. И платить за это он будет сам. Извини. - Я подвинул ему семьдесят бумажек, а тридцать аккуратно засунул в носок. - И еще. Дмитрий, я бы настоятельно советовал не торопиться, а все основательно взвесить. Короче, не гони гусей, сынок. И не надо мне откупных, ясно? Остановись. Я помогу тебе. Найду отца. Если он жив, то эта карта его. Если мертв, то она достанется дочери Иконникова, Маргарите, а тогда уже договаривайтесь сами и без посредников. Возможно, после этого заявления я лишусь последней поддержки и вообще буду объявлен персоной нон грата, но это уже выбирать тебе. Я пойду, отдам деньги, а ты подумай. Буду ждать тебя у немца. Не попрощавшись, я молча вышел из вагончика и проделал уже половину пути, когда дорогу мне преградил задрипанный тентованный "уазик". Из открывшейся дверки высунулся Гранин. Чуть смущаясь, он сообщил: - Извините, Константин Иванович, минутная слабость. Все прошло. Действовать будем так, как вы скажете. Садитесь. Едем обратно. - Едем, только сначала я отдам деньги. Заткнуть ему пасть - задача первостепенная. - Хорошо. Жду вас здесь. * * * Не было еще и двенадцати, но мой вымогатель уже с нетерпением ждал своего куша. Он с удовольствием потер руки и отослал Эрнста за вином. - Вот тебе два с половиной миллиона, - бросил я на стол деньги, только забудь, как меня звали. Понял? - Тю-тю-тю, какие мы сердитые. Это мы еще посмотрим, забыть тебя или обождать пока. Может, еще сгодишься. - Сгожусь, когда проломлю тебе твою похмельную тыкву, быдло. * * * "Уазик" стоял на месте. Не говоря ни слова, Дмитрий двинул рычагом в крякнувшей коробке передач, и мы понеслись в тайгу к золотым россыпям. - Дима, если ты твердо решил помочь мне, а значит - своему отцу, то я должен задать тебе пару вопросов. Во-первых, могла ли карта, которую я тебе передал, послужить причиной исчезновения твоего отца и убийства Иконникова? - Скорее всего, из-за нее и загорелся весь сыр-бор. - Кто еще знал о ее существовании? - Думаю, Ритка, теперешняя жена отца. - Об этом я знаю. Кто еще? Из мужиков, обладающих деньгами и властью? - На это мне ответить трудно. В свое время, кроме отца, с Иконниковым были дружны Вассаров, Гнедых и нынешний директор горнодобывающего комбината. Но, насколько они были осведомлены об открытии месторождения, я сказать не берусь. Кстати, Константин Иванович, а где документация? Вы дали только схематический план горизонта. По рассказам отца я знаю, насколько дотошен был Иконников, наверняка у него имелись и разрезы, хотя бы приблизительные, открытого им участка. Отсутствует также журнал с подробным описанием сетки шурфов, скважин. Наконец, отборы проб. Где все это? - Дима, спроси чего-нибудь полегче. Возможно, все это осталось в планшетке или в тайничке Федора Александровича. - Как? Вы знаете, где находится планшет и тайник? - Да, планшет спрятан во дворе двух гостеприимных алкашей, а тайник в доме твоего отца. * * * Промприбор представлял из себя мощную металлическую плиту с высокими бортами, длиною в пять, а шириною в три метра. Под нею находился поддон, плотно сообщающийся с наклонной колодой. Размельченный гравий вываливался на стол промывочного прибора, и мощная струя водяной пушки постепенно размывала его, заставляя через отверстия стола-плиты уходить в поддон. А уже оттуда он поступал в колоду, где тяжелые фракции оседали на решетках и ковриках-ловушках, а более легкие уносились через колоду в хвосты. - Ты, главное, под низ кучи струю направляй, - учил меня толстый наставник, - чтобы, значит, выброса не было, а то спасибо не скажут. Да монитор-то крепче держи, это тебе не х... собачий, а водяная пушка. Понимать надо. Да пошустрей, скоро следующий "КамАЗ" приедет. Тут успевать надо. Ночью-то подсказывать некому будет. Сменщик заболел. Тебя как зовут? - Костя, а тебя? - Василем. Аккуратней, мать твою... Золото ведь выбрасываешь. Послал Бог ученичка! Гляди. Для тупых еще раз показываю! Справа показался борт самосвала "КамАЗа". Он медленно заехал задними колесами на стол, лениво, нехотя начал выгружаться. - Ты что делаешь? - заорал мой учитель. - Козел на колесах, куда сыплешь, не видишь, стол еще занят! Шофер заржал и показал нам кулак неприличным жестом, продолжая задирать корыто-кузов... Под вечер я немного освоился со "сложной" техникой, а когда включили прожектора, Василь ушел в лагерь. Я остался в одиночестве бороться с воющей пушкой и грохочущим промприбором. В одиночестве и темноте думать было легко. Никто не отвлекал. Только вот думать было не о чем. Ни единой зацепки. Ни единого следа. Что я знал наверняка, так только о вчерашнем нападении на жену Панаева. Сейчас я уже жалел о том, что не остановил бандитов, побоялся раньше времени засветиться. Но кто же были они? Если это рабочие артели, то рано или поздно они проявятся. А если посторонние, наемные людишки, то вчера я видел их в первый и последний раз. Хорошо бы было поговорить с Маргаритой. Очень может быть, девушке есть что рассказать. Возможно, она знает человека, что жаждет заполучить ту чертову карту, из-за которой ее жарили в прямом и переносном смысле. Свет фар ослепил меня, и я приготовился принять очередную порцию золотого песка, но на сей раз ошибся. Приехал Дмитрий. Войдя в будку, он с минуту глотал морозный воздух, стараясь успокоиться и прийти в себя. Наконец у него это получилось. - Мм-уж-жиков нашли. В которых вы вчера стреляли. - Ранения в руки есть? - Да. У одного в кисть, у другого в плечо. - Отлично, где они? - В морге. Их нашли еще днем, километрах в десяти от нас. Они лежали в зарослях на обочине, дырявые как сито. Работали там не наганом, а "Калашниковым". - И где же он? - Кто? - "Калашников"! Где гильзы, где следы от пуль в квартире твоей мачехи? Следы крови? - Ритка исчезла. Ее видели, как она выезжала в сторону города. - На какой дороге нашли трупы? Случайно, не там, где она ехала? - Там. Но в ее машине никого не было. - Ты это видел сам? - Нет, продавщица знакомая сказала. Ритка возле ее ларька останавливалась, сигареты покупала. Таньке показалось, что она не в себе. - Когда это было? - Часа в четыре. - Когда нашли трупы? - В два с минутами. - Дима, перестань стучать зубами чушь. Ни я, ни она этого сделать не могли. - А кто же? - Очевидно, тот, кто заказывал убийство твоей мачехи или карту. А когда он понял, что мужики прокололись и стали живыми помеченными свидетелями, то он их просто расстрелял. Этого я, к сожалению, не учел. И мы потеряли единственную возможность выйти на след главной сволочи. Что твои надежные ребята? - Сегодня после работы только Вассаров поехал в город. Остальные сидят по домам, не кажут и носа. - Скверно. А куда мог заглянуть в городе этот господин? - А черт его знает. Может, к любовнице, а может быть - в морг. Он же зам по режиму, бывший кагэбист-особист. - Надеюсь, про меня ты ему ничего не говорил? - Нет... пока. А как быть с планшеткой? Вы мне ее отдадите? - Отдам. Только сначала мне необходимо поговорить с Маргаритой. - Но зачем? К тому же ее нет. - Найдется. Главное, ты теперь не потеряйся. Где она может быть? - Где угодно. У нее в городе, помимо родственников, полно подруг. Не понимаю, как это можно бросить работу и уехать черт знает куда. - Дима, когда твою задницу хорошенько поджарят утюгом, ты еще не то выкинешь. Просто она сильно перепугана. - А что, вы думаете, они и со мной могут проделать подобное? - Кто знает? Многим известно, что ты - сын Панаева? - Никому. Возможно, догадываются, но наверняка знает только тетка. - Хорошо, если это так. Что ты можешь сказать о карте? - На нее нанесен план открытого Иконниковым месторождения золота. Коренного и богатейшего. Сейчас для нас оно очень кстати. Наши запасы вырабатываются. От силы мы можем протянуть еще сезон. А потом начнется умирание артели. Так что новый участок просто необходим. Не только для верхушки, но и для двух сотен рабочих с семьями. - Где находится этот участок? - К сожалению, я этого не знаю. - Но карта у тебя. Ты же сунул ее в сейф! - Карта у меня, только на ней отсутствуют привязки, координаты и даже названия рек. Очевидно, Иконников не нанес их сознательно. Возможно, он устно сообщил это все моему отцу, возможно - Ритке, а может быть, они указаны в документации, в описании. Одно мне ясно - участок находится вверх по течению. - Откуда и приплыл плот с покойным Иконниковым, - добавил я, чувствуя, как во мне просыпается неясное и смутное пока подозрение или предположение. Кажется, родилось оно и у Гранина. - Надо поискать журнал с его записями в планшетке! - решил Гранин. - Нет там никакого журнала. Только карты. - Эти карты могут быть вертикальными разрезами, профилями с указанием ориентиров. Нужно смотреть, разбираться... - Нужно, только на кого оставить ваш агрегат? - Сейчас я его просто вырублю. Поехали, - скомандовал Гранин, когда мощная струя воды превратилась в жалкую, стариковскую нужду по-маленькому. - Едем, только сначала заглянем к твоей мачехе, у меня такое ощущение, будто я что-то ей недосказал. Кстати, отец бывал на том участке? - Сказать трудно, он просто намекал, что скоро наши дела пойдут в гору. - То есть отец мог не знать о местоположении той россыпи? - Не россыпи, а жилы. Я же сказал, что залежи коренные, эндогенные то есть. Скорее всего, это кварцевая жила, и ее никак нельзя отнести к элювиальным отложениям. Господи, подумал я, как это сложно - разговаривать на профессиональном жаргоне, "по фене" куда проще. - Хорошо, жила так жила, - продолжил я вслух, - бывал ли там твой папаня? - Думаю, да, но довольно давно. Возможно, еще при жизни Иконникова. Кажется, мы приехали. Ритка еще не вернулась. Это было понятно даже верблюду, потому что окна коттеджа чернели пустотой и безлюдьем. Недавно пробило десять, а в такой час молодые бабы спать не ложатся. - Ничего, Дима, - успокоил я начальника, - в ее отсутствие мне будет легче побеседовать с ее домом и вещами. - Мне идти с вами? - Не думаю, что наше появление необходимо слишком афишировать. Лучше заверни во второй переулок и жди меня там. Я шел к дому и думал, что, подобно стреноженному ослу, я топчусь на месте. Дело пока не продвинулось ни на шаг, если не считать двух сегодняшних трупов и бегства Маргариты. По знакомой уже лестнице я взобрался на крышу и был очень разочарован, когда понял, что слуховое окно безнадежно закрыто. Я спустился вниз, безрезультатно подергал входные двери и подошел к воротам гаража. Здесь моя настойчивость была вознаграждена. Едва я прикоснулся к вертикальной створке, она неслышно поползла вверх. Зайдя внутрь, я подумал, что Константин Иванович Гончаров совершает свою очередную ошибку, которая рано или поздно окончится для него плачевно. Когда ворота опустились вниз, в исходное положение, автоматически вспыхнул яркий неоновый свет, и прямо на меня раскосыми фарами уставилось чудо японского автомобилестроения, элегантная серебристо-белая "хонда". Инстинктивно я пригнулся перед ее бампером. Но предострежения оказались излишними. Никто не пытался нашпиговывать меня пулями или бить колотушкой по бестолковой голове. Осмелев, я с гордостью еще нестриженого барана огляделся, надеясь отыскать дверь, ведущую в дом или подвал. Ничего, только холодный чистый кафель, стеллаж с инструментами и пульт с двумя десятками разноцветных кнопок. Значит, все мои труды пропали даром и я напрасно рвался в эту крепость с риском для жизни и психического здоровья. Подойдя к выездным воротам, я попробовал открыть их тем же макаром... Черта с два! Спокойно, идиот, только паники нам не хватало. У нас на пульте есть разноцветные кнопочки, и как знать, возможно, одна из них выведет тебя на свободу. Спокойно, красную и большую, похожую на гриб мухомор, наверное, нажимать нельзя, кажется так блокируют всю систему, и тогда мне придется ждать избавления извне, если только я не помру от жажды. Осел! Кто тебя сюда звал? Кур, попавший во щи, выглядит достойнее. Но будь что будет... Зажмурив глаза, я нажал первую кнопку, черную, ожидая всего самого наихудшего, вплоть до солянокислого дождя. Бог миловал. Вообще ничего не произошло. Манипуляции со вторым включателем дали тот же результат. А вот на четвертой, прозрачной, клавише, которая тут же загорелась, меня ожидал сюрприз. Что-то внизу, подо мною, негромко заурчало, и "хонда" поползла наверх. Открыв рот, я с любопытством смотрел на необычное поведение автомобиля. Через минуту, когда "хонда" приподнялась на метр, под ней я увидел черную крышу отечественной "шестерки". - Во дают, - начиная понимать, вслух восхитился я. - Двухэтажный гараж с лифтовым подъемником. "Шестерка" тем временем, поравнявшись с полом гаража, полезла выше, открывая идущие вниз ступени, в освещенное чрево подвала. Примерно в полутора метрах от уровня земли что-то щелкнуло и лифт остановился, приглашая меня в преисподнюю. - Все было бы хорошо, - проворчал я, - если б твердо знать, что вернусь я так же легко и безболезненно. Собственно, если больше не прикасаться к этим дурацким кнопкам, то неожиданностей больше не предвидится. Ладно, попытаем счастья. Как голый в прорубь, я пошел по ступенькам. Бункер, где я оказался, был не более трех метров глубиной, а площадь его составляла метров двадцать. И здесь, помимо подъемного механизма и реечных опор, по которым скользили автомобильные площадки, нашлось наконец именно то, что я искал: металлическая дверь, ведущая в подвал дома. Но она оказалась запертой и открывалась, наверное, магнитным замком с пульта наверху. Жалобно взвизгнув, закрутились шестерни, цепляясь за зубцы рейки, платформа начала быстро опускаться. Не медля ни секунды, я кинулся к выходу, но только моя голова показалась над поверхностью, на затылок обрушилась нестерпимая боль. Я знал, что сознание терять не имею права, если, конечно, хочу еще немного пожить в нашем увлекательном мире. Лежа на спине, я видел, как на меня опускается первая платформа с "шестеркой". Она должна попросту раздавить меня. Если учесть общий вес двух автомобилей и собственный вес конструкции, то я просто лопну с тихим и печальным хлопком на манер пойманного комара. - Ну что, козел, приплыли? - приветливо спросили меня сверху. Отвечать было бесполезно, поэтому я вежливо промолчал, обреченно рассматривая надвигающуюся смерть - рифленое днище подъемника. В двадцати сантиметрах от моего носа оно неожиданно остановилось, словно напоровшись на преграду. Я повернул голову, стараясь понять причину. Она была до смешного проста. Раздавить мои куриные мозги дьявольскому механизму не позволяли ограничители. Спасибо тебе, умный конструктор, что проектировал этот дурацкий гараж. - Ты кто такой? - послышался тот же гортанный голос. - Чего тебе тут надо? - Бабки надо. Мне наколку дали. Сказали, хата пустая, бомбануть хотел. Отпусти, зачем я тебе нужен? - Ты мне не нужен. Ты милиции нужен, хмырь дешевый. Подожди, вызову. - Жду. Только сам останься, не уходи. Будешь свидетелем. - Конечно не уйду. Конечно буду. - Да тебя и не выпустят, там пара моих харь стоит, как у белой лебеди, крылья подвяжут. Мне тоже интересно знать, кто ты такой! - решил я взять его на испуг. - Придет время, узнаешь. А пока лежи отдыхай, крыса. Отдыхать на ледяном цементном полу мне показалось занятием оскорбительным, унижающим человеческое достоинство. По-пластунски я подполз к подъемному механизму и - насколько позволяли мозги - исследовал двигатель. Он оказался трехфазным асинхронным, мощностью в полтора киловатта. Через червячную передачу шестерня входила в зацепление основной подъемной рейкой. Но что самое главное, запитан он был снизу, а только потом кабель шел наверх на прерыватель. Как я был вчера прав, когда отнял финку у буйного Бори. Наборная плексигласовая ручка служила достаточной гарантией безопасности. Сразу же перерезав обесточенный кабель, я осторожно приступил к самому главному: зачистке концов, несущих напряжение. Методом тыка я нашел соответствие вращения вала, и потолок склепа пополз вверх. Этот кретин, устроивший мне восточный зиндан, явно недооценил мои умственные способности, впрочем, как и я - его. Замаскированная под кафельную плитку дверь была приоткрыта; вела она в полутемную кухню, напичканную всяким электронным дерьмом. Через нее я пробрался в уже знакомый холл, где совсем недавно двое ублюдков измывались над хозяйкой. Как и прежде, здесь приглушенно горели бра. Камин дышал холодом, а возле него на крюке висела массивная лопатка для угля - как раз то, что мне было нужно. Знакомая винтовая лестница. Крутые ступеньки стремятся вниз. Стремлюсь и я, потому что на мою задницу сегодня досталось, видно, мало приключений. И еще потому, что мне явственно слышится разговор двух человек, точнее одного, моего тюремщика, прикрывшего меня в бункере. Приготовившись к самому худшему, я заглядываю в тускло освещенное подземелье. Высокий темноволосый человек в маскировочной форме простукивает кирпичную кладку. - Ну как ты там, крыса, еще не сдох? - спрашивает он кого-то, обращаясь к металлической двери. - Ничего, скоро сдохнешь. Буду уходить заведу "хонду" - это поможет тебе быстро, удобно и без задержек отправиться к черту на рога. Чего молчишь, козел приблудный? Наконец до меня дошло, что разговаривает он со мной! Его тон показался мне обидным. Подождав, пока в своих поисках он поравняется со мной, я с удовольствием долбанул его лопаткой плашмя. Рожей по кирпичу, полный томной неги, он сполз на цемент, перевернулся и вытянулся во весь рост. Это был здоровенный, почти двухметровый детина, примерно моего возраста, с черной густой шевелюрой и густыми длинными усами. Нагнувшись, я вдумчиво исследовал его карманы, моля Бога, чтобы он подольше был в отключке, потому что справиться с ним в одиночку было несбыточным мечтанием... Первое, что я обнаружил, был большущий пистолет-автомат Стечкина и официальное разрешение на его ношение. Из многочисленных карманов я выудил короткую резиновую дубинку, удостоверение-допуск на съем золота, выданное на имя Вассарова Георгия Георгиевича, и пару наручников, которые я тут же почтительно защелкнул на его запястьях. Всю остальную мелочь, включая несколько тысяч баксов, оставил в карманах. Да, Константин Иванович, словил ты большую и злющую щуку, которая, по всей вероятности, и заглотила Панаева. Но что делать дальше? Идти за Дмитрием? Нет, такого хищника оставлять без присмотра не годится. Не помогут и браслеты. Он их переломит и не заметит. Здоровенный экземпляр. Кажется, Дима говорил, что Вассаров некогда служил в органах, в особом отделе. Не из этого ли пистолета расстреляны меченные мною мужики и шофер Панаева? Ладно, думать будем потом, а сейчас невредно потуже скрутить этого удава, во избежание неприятностей. Только чем? Его же собственным офицерским ремнем? Прекрасная свежая мысль. Лишь бы он не очнулся. На всякий случай держа наготове дубинку, я расстегнул необходимый мне предмет, а заодно вспорол ему замечательные пятнистые штаны до самой мотни. Я уж было начал примериваться, как половчее связать ему ноги... Нет, опять я недооценил особиста. В грудь мне словно ударило пушечное ядро, и, опрокидывая на своем пути холодильники, я кувырком полетел в ночной сумрак, в груду старого гарнитура. Это меня и спасло. Добрый мягкий диван остановил мой полет. Через минуту я уже выбирался из-под мебельных обломков, держа наготове пистолет. Удав буйствовал молча. Прыгая зайчиком, он пытался избавиться от мешающих ему штанов, одновременно стараясь перекрутить наручники. Я не сомневался в том, что скоро ему это удастся. И тогда господину Гончарову останется два варианта: либо быть убитым, либо убить его. Мне не хотелось ни того, ни другого. - Зема, успокойся, - наставив на него пистолет, посоветовал я, - не дергайся, иначе в твоей особой, особистской башке появится сквозная дыра шириной в железнодорожный тоннель. Закашлявшись, я чуть не захлебнулся, отплевываясь кровавою мокротой. Удивленно на нее глядя, я только теперь почувствовал боль. "Кровь", - хотел заорать я, но из горла вырвался какой-то звериный хрип. Спокойно, Гончаров, не надо паники, тем более твой оппонент уже понял всю серьезность ситуации. - Ложись на пол, Вассаров! - уже тихо и осторожно приказал я. - Мордой вниз и никаких телодвижений. Я на грани, учти. Теперь мне все равно, пристрелю и глазом не моргну. Ты меня понял? - Понял, ты кто? - Вопросы в этом году буду задавать я, а ты, вошь легавая, должен отвечать и докладывать только правду, как лесбиянка на исповеди. Ты готов к этому? Если нет, то не станем терять времени... - Что тебе нужно? - Вопросы задаю я! Ты готов? - Готов. - Куда ты дел Федора Панаева? - Мне самому интересно знать, куда он девался. - Отвечай четко и по существу. - Клянусь детьми, я не знаю! - Не верю! Я убью тебя, потому что начинаю слабеть. - Я действительно не знаю. А ты не слабей. В углу, за пианино, Федор обычно держит коньяк, подкрепись, только не делай глупостей. Убить просто... - Конечно, недавно ты сам хотел меня замочить. Лежи смирно. Не сводя с него глаз и пистолетного дула, я задом попятился в угол, за пианино, где обнаружил несколько ящиков с веселой жидкостью. Не сразу, но она помогла, и я продолжил допрос: - Что ты здесь делаешь? - Наверное, то же, что и ты. - Отвечай без кретинизма! - Ищу Федины документы. - Откуда ты знаешь, что они здесь? - Он сам мне по пьянке болтанул. - И что это за документы, какую ценность они представляют? - Для вас никакой, чистая геология. - Зачем же ради ничего не стоящих бумажек ты пошел на грабеж? Неувязка, Георгий Георгиевич. Вчера ты подослал двух мерзавцев для этой же цели? - А ты откуда знаешь? А-а-а... - Вопросы задаю я. Твои подонки мучили бабу? - ... - Говори, козел! - Мои. - Зачем ты их замочил? Говори, подонок! Мое терпение кончается. - Они того стоили. Человеческое отребье. У каждого на счету до десятка душ. - Зачем же ты с ними связался? - Другие бы на такие дела не пошли. А эти согласились с удовольствием. Только перестарались. А тут их еще и подранили. Ночью мне позвонила Ритуля, билась в истерике и просила приехать. Все рассказала, вплоть до самых интимных подробностей. И тут я озверел. Потому что строжайше запретил им делать это. - А утюгом жечь, значит, можно? - В крайнем случае, для острастки, чтобы запугать. - Врешь ты все, Вассаров. Они сразу же перешли к делу, безо всяких угроз, не желая попусту тратить время. - А ты откуда знаешь? - Заткнись, еще один вопрос - и твоя природная любознательность покинет тебя навсегда. Что тебе еще рассказала Рита? - То, что неожиданно появился неизвестный спаситель и вступился за нее. И хотя это были не вы, я вам очень признателен, - добавил Вассаров язвительно. - Заткнись, умник. Почему тебя так взволновал факт изнасилования? - Разрешите мне не отвечать хотя бы на этот вопрос. - Разрешаю, друг семьи, и так все понятно. Жаль, об этом не знали твои наемники. Это стоило им жизни? - И это, и их ранения. За них бы взялись всерьез, и рано или поздно они бы раскололись, показали на меня. А зачем мне лишняя головная боль? Вот и отпрыгались птенчики. - Как и шофер Панаева, не правда ли? - Нет, неправда. Здесь вы ошибаетесь. - Ну конечно. И инкассаторская машина тоже для вас загадка. - Мне жаль вас разочаровывать, но это так. Съем, доводка и доставка металла является основной частью моей непосредственной работы, и первым, кто пострадал от того ограбления, был я. До сих пор меня крутят правоохранительные органы всех мастей и рангов. И крутить будут еще долго. Так стоило ли курице бить яйца, на которых она сидит? Раньше бы я загремел за такой инцидент в первый же день. Сейчас попроще, но дамоклов меч висит надо мной и по сей день. Я не уверен, что буду работать на своем месте завтра. - Хватит заливать. Почему твоя любовница сама добровольно не передала тебе документы отца? Наверное, плохо трахаешь. - Вы ее не знаете. В постели она отдаст все, когда же дело касается денег, лучше не подходи - убьет или сама удавится. Возможно, она не знала ничего. - Куда она уехала? - В город, к родственникам. - И вероятно, по твоему настоянию. А тебе хотелось самому в спокойной обстановке, наедине, порыться в подвале? - Можно сказать, да. - Когда она вернется домой? - Обещала через пару дней. - Что же мне с тобой делать? Где Панаев, ты мне не скажешь. Значит, интереса ты больше не представляешь, а вот вредить и мешать мне ты станешь. Наверное, придется тебя убить. - Ты что, рехнулся? - Место здесь удобное, найдут тебя только через два дня, - не слушая его, вслух размышлял я, действительно не зная, что с ним делать. Похоже, он действительно говорил правду, если, конечно, не признался в убийстве исключительно ради сокрытия главного - похищения председателя артели. Нет, отпускать его нельзя, во-первых, потому, что он скрутит меня сразу же и будет трясти до тех пор, пока я не расколюсь, а во-вторых, и самого его еще можно пощупать. Только вот где? Здесь оставаться опасно, в любой момент сюда могут заявиться нежданные гости, дружки Вассарова, как из сферы криминальной, так и правоохранительной. Господи, накликал черта на свою голову. Неясный шорох заставил насторожиться не только меня; Вассаров напрягся, готовясь к очередной пакости. - Гоша, успокойся, тебя я убью первого, можешь не сомневаться. Уймись и расслабься. Переместившись, я выбрал удобную позицию: отсюда можно держать под прицелом лестницу и вассаровскую голову, не меняя положения. Глухо бьющееся сердце больно билось о разбитую грудную клетку. - Константин Иванович, не стреляйте, это я - Гранин. Мне можно к вам? - Спускайся. - Я расслабился, и, как всегда, у меня затряслись руки. Удивительный организм - трясется после того, как опасность миновала. - А я заждался вас, решил посмотреть, может, случилось что. Почти два часа назад ушли. Господи, а это еще кто? - Вот такого я медведя словил. Не узнаешь? Поверни рыло, домушник. Кому говорю? Недовольно урча и матерясь, Вассаров перевернулся на спину. - Та-ак, - белеющими губами простонал Гранин. - Вот, значит, кто! Так я и думал. Где отец? Где отец? Я тебя... - Успокойся, Дима, он этого не знает. Но знает другое. - Что? Что он здесь делал? - Расскажу позже. Подумай, куда его можно спрятать на несколько дней. Чтобы под ногами не путался. - А чего его прятать, сдадим в милицию, пусть разбираются. - Нам это может повредить. Вдруг он еще что-нибудь вспомнит, полезное для нас. - Есть одно место, километров пять отсюда. Спрячем его там. А вы что-нибудь нашли? - Я еще не искал, сейчас посмотрим. Открыв тайник, я запустил туда руку по самый локоть и пощупал нечто холодное и квадратное, похожее на металлическую коробку. Отчаянно заработала мысль: вытаскивать или погодить, подождать до лучших времен? Нет, вовремя опомнился я, лучших времен может не наступить, а проникать сюда в третий раз вряд ли придется. Решительно я потащил коробку на себя. Ею оказалась емкость для кипячения шприцев, именуемая стерилизатором. - Вот, Гошенька, наверное, ты приходил за этим? - вежливо осведомился у скрипевшего зубами удава. - Все. Уходим. Коробку осмотрим позже в спокойной обстановке. Прыгай, зайчик, только штанишки поддерживай! В первом часу ночи по замерзшей глине проселка мы поскакали в тайгу. По обледеневшей ухабистой колее "уазик" швыряло немилосердно, каждая яма мучительно отдавалась в груди. Что там у меня поломал змей, сидящий рядом, я не знал, но, видимо, к добру кровавое отхаркивание не приведет. Сволочь! Он сидел уткнувшись мордой в колени, а заведенные за спину руки были высоко задраны и прикованы к стойке вездехода. Ствол пистолета упирался ему в ухо. Он знал, что я выстрелю не мешкая, потому вел себя кротко и благовоспитанно. - Дима, мне, наверное, с утра в больницу нужно. У тебя есть кто-нибудь знакомый? Все легкие отбил, поганец... - Есть у меня друзья-врачи, но лучше в Эйск, там у тетки тоже все в больнице схвачено. Отвезем этого ублюдка и сразу рванем, ранним утром будем там. Вам, наверное, часто приходится обращаться к врачам? Я имею в виду вашу работу. - Да, особенно последнее время. Старость не радость. Когда-нибудь обращусь к ним в последний раз, если не прекращу свои дурацкие экзерсисы. Долго нам еще? - Нет, почти приехали. Белые лучи фар выхватили остатки какой-то заброшенной деревни. Избы стояли кучно, иногда одна лепилась к другой, а все вместе окружал надежный забор из бревен, кое-где еще сохранившийся. - Прямо форт какой-то, - поделился я своими ассоциациями. - С чего это его бросили, дома еще крепкие? Наверное, жили богато? - Жили богато, - невесело подтвердил Дмитрий, - это скит, его не бросили, а выселили. - Кто? - Наш брат старатель еще до войны. Приехал однажды НКВД и выкинул народ в тайгу, волкам на потеху, а кто сопротивлялся, тот и по сей день во рву лежит. Приехали. Вы покараульте его, а я посмотрю, все ли в порядке. Мы остановились под деревянной крышей. С трех сторон к ней вплотную примыкали двухэтажные бревенчатые дома, еще сохранившиеся и даже подлежащие реставрации. - Все нормально, - сообщил Дмитрий, - пойдемте. Отстегивайте его. Не волнуйтесь, я приму, если что, то... Он передернул затвор неизвестно откуда взявшегося у него обреза. Вассаров послушно вылез из машины, уважительно глядя на короткий ствол допотопной винтовки. Посреди двора возле открытого колодца мы остановились. - Ну-с, господин майор, прошу вас. - Дмитрий доброжелательно указал на чернеющую дыру. - Ты что, он же утонет в этом колодце. - Это не колодец, Константин Иванович, это специально оборудованная, благоустроенная камера системы погреб, глубиною в пять метров. Когда лестница, ведущая вниз, вытаскивается на поверхность - побег исключен. Прошу, ясновельможный пан. - Не полезу, - вдруг категорически заявил узник, - там крысы. - Не отрицаю, вполне возможно, что вам придется скоротать несколько суток в обществе этих коварных зверьков, но лучшей компании вы не заслужили. К тому же в живом состоянии вы можете им сопротивляться, тогда как в мертвом окажетесь просто пассивным куском мяса, желанной и доступной жратвой. Думай быстрее, кретин! Дмитрий медленно поднимал обрез, а мне уже было безразлично. Хотелось лечь и больше никогда не вставать. Грудь не просто болела, она сгорала изнутри, и казалось, языки пламени вырываются изо рта, ноздрей и глаз. Прямо Змей Горыныч. Я видел, как Вассаров спускается в погреб, слышал, как он просит снять наручники, получает отказ, а дальше все... Очнулся я оттого, что огненная жидкость обжигает десна, язык и глотку. Сразу понял: Дмитрий пытается меня откачать спиртом. Надолго ли? Наверное, уже все бесполезно. Скорее всего, у меня отбиты легкие или разорваны бронхи. То, что сломаны ребра, я не сомневался. На губах противно пузырилась кровь, я едва успевал ее отплевывать. - Что, Димка, хреновы мои дела? - Бывает хуже. Еще два глотка. - Ты его хорошо закрыл? - Лучше не бывает. Поехали. - Поехали, помоги мне перелезть на переднее сиденье. - Зачем? На заднем прилечь можно. - Делай, что говорят. Мы уже отъехали с километр, когда я, собравшись с мыслями, начал делиться с ним информацией, которая мне уже не понадобится, а ему, наверное, поможет найти отца. Если он еще жив. - Дима, Вассаров - любовник твоей мачехи, но об этом не обязательно знать отцу. Вассаров знал о существовании документов и поэтому заслал к Маргарите тех мучителей, которых я подстрелил. После этого они, скорее всего, явились к нему за советом: что же делать? Не желая светиться и опасаясь быть разоблаченным, он попросту убивает их, избавляется от свидетелей и наемников. Скорее всего, он не причастен к похищению Федора, как не причастен и к той инкассаторской машине. Это главное, что я хотел тебе сказать. Еще. Планшетка находится у немца Эрнста, в старой гороховой грядке зарыта. Он про это не знает. Завтрашней ночью забери ее, возможно, там есть недостающий тебе материал. Дай мне еще спирта... - Конечно. Держитесь, Константин Иваныч, сейчас мы пересядем в "Жигули". Там помягче, да и скорость получше. - Все будет хорошо, Дима. Только меня мучает один вопрос. Федор говорил мне о каком-то снегоочистителе, изобретении Иконникова. Мне очень хочется посмотреть, что это такое. - Ну конечно, будем проезжать мимо - покажу... Постепенно белый туман начал обволакивать мой разум, и через его пелену из груди выпрыгивали красные молнии боли. Я смутно видел какой-то забор, стоящую возле него машину. Потом я почему-то оказался лежащим в ней. Потом было какое-то убаюкивающее покачивание - и все. Отключился я полностью. * * * Снегоочистительные машины, словно танки, надвигались на скит староверов. Их было великое множество, и с их транспортных лент соскакивали энкавэдэшники, вооруженные обрезами и пистолетами Стечкина. Через разбитые стены скита они тащили расхристанных голых баб в тайгу и там их насиловали, а потом жгли обнаженные спины раскаленными утюгами. И я был среди них. И я насиловал девок и расстреливал бородатых сибирских мужиков, не желающих подчиниться властям. И я был прав, потому что так велел мне полуистлевший скелетированный старец, стоящий на плоту с красным знаменем. Было нестерпимо жарко и до одури смешно, когда я видел, что в меня стреляют из ружей. Мужики, встав в полукруг, по очереди вливают в мою грудь килограммы дроби и картечи, а мне все нипочем, только жарче, жарче и смешнее. Огромная черная собака вгрызается мне в сердце. Больно. Я снимаю офицерский ремень и, захлестнув его на собачьем горле, долго и терпеливо душу ее, но у меня ничего не получается, собака продолжает поедать мои внутренности, и я кричу: "Крысы! Крысы! Крысы!" Теплая женская рука или губы плотно закрывают мой рот, и становится легко дышать; и отпускает сердце собачья пасть. Розовое блаженное солнце поднимается над голубой планетой, прогоняя ужас и боль за терминатор... - ...Вот и сотворил Господь чудо, пожалел тебя, грешницу. - Спасибо, мать Феодосия. Сколько я тебе должна? - Замолчи, бесстыдница, ты не мне должна, Бога благодари, мать игуменью да монастырь мой, всех, кто дал мне силы и знания. - Прости меня. Сколько нужно в пожертвование монастырю? - Столько, сколь сердце велит. - Да, конечно... Прими, мать Феодосия, на нужды монастыря десять миллионов. - Да не покинет Бог твою заблудшую душу. Живи во здравии, но не в грехе. Проводи! Я лежал с закрытыми глазами, боясь оказаться перед лицом действительности. Судя по разговору, только что подслушанному, я в Царстве Небесном. Это хорошо. Только почему и здесь оперируют миллионами? Видимо, никуда от этого не денешься, даже на Небесах. Такого состояния тела и души я не испытывал с младенчества. От радости я потянулся - и тут же взвыл от боли в правом боку. Я притих, с сожалением понимая, что ни в каком таком раю не нахожусь и, вероятно, находиться не буду. Лучше открыть глаза и не гнать дуру. Скорее всего, я в больнице, а ухаживает за мной какая-нибудь монашка - сестра милосердия, если, конечно, я опять не брежу. Нет, я не бредил. Просто лежал в полутемной комнате на высокой белой кровати и выздоравливал, потому что моя грудь была запеленута от ушей до хвоста. Делать было нечего, и я начал вспоминать, каким образом я мог оказаться в подобном месте. В общем и целом это мне удалось. Правда, только до того момента, когда я спросил Дмитрия о снегоочистителе. Неужели я так и не узнаю о нем ничего? Жаль. Захотелось в туалет. Я осторожно опустил на пол ноги, помня о коварной боли. Постепенно приподнимая туловище, я наконец очутился в вертикальном положении. Но идти и даже стоять я не мог, ноги тряслись от слабости, словно восемь заячьих хвостов, вместе взятых. Я едва успел схватиться за никелированный шар на спинке кровати и беспомощно повалился назад. - Сестра, - тоненько пропищал я, как тот немощный дистрофик из анекдота, - сестра! Послышались торопливые мягкие шаги, и в комнату вошла монахиня в черной одежде, но почему-то с непокрытой головой. Ее лицо показалось мне знакомым. - Константин, очнулся, слава Богу, да ты никак вставал? Теперь, услышав ее голос, я вспомнил все. Черную ночь и черные распущенные волосы Евдокии... Но как я здесь очутился? - Евдокия, помоги, мне нужно подняться. - И не думай, не велено. Лежи, выздоравливай. - Как я здесь оказался? - Позавчера привезли, как только миновал кризис. - Расскажи все, только сначала дай, куда можно... - Под кроватью... - Выйди, я сам... - Сегодня двадцать восьмое, - немного погодя начала Евдокия. - Ночью восемнадцатого тебя без сознания привез в монастырь Дмитрий. Хотел везти сюда, но понял, что ты не дотянешь. Завернул в монастырь, там и оставил на попечение игуменьи и монашки Феодосии. Они-то и вернули тебя к жизни. - Никогда не верил знахарям и чудотворцам, а тут... - Да, чудотворный дар у них имеется... Кроме того, хорошо знают травы, коренья. - Во дают, я думал, мне уже конец, и готовился ногой открывать райские врата! Вот что значит народные целители! Надо с ними раскатать бутылочку. - Перестань, - тихо, но с угрозой проговорила Евдокия, - ты действительно одной ногой стоял в могиле. Три сломанных ребра и разрыв легкого. И если бы Дима вовремя не догадался свернуть к монастырю, то неизвестно, на каком ложе ты бы лежал сейчас. - Интересно! Никогда не думал, что легкое можно заштопать молитвой. - Как видишь, можно. Если к ней в придачу добавить скальпель, иглы и мать игуменью. - Оригинально! Монашка с ножом! - Она - дипломированный хирург с двадцатилетней практикой. Всех своих монастырских "овечек" она лечит сама. В монастыре у нее отличная операционная и инструмент. - Ладно, проехали. Федя не нашелся? - Федя жив, но это пока все, что я могу сказать. - То есть ты мне не доверяешь, несмотря на то что из-за него я чуть было не оказался на том свете, спасибо твоей игуменье, тормознула вовремя. - Конечно же доверяю, но дело не в этом. Мне кажется, он обрел душевный покой. - Откуда, интересно, такая информация? Опять ясновидение? Вас, баб, даже старообрядческих, не поймешь. То Феде плохо, то Феде хорошо. Расскажи все, да я поеду домой, только сначала встречусь с Димой. - Хорошо. Я получила от него письмо. - Когда и каким образом? - Позавчера, двадцать шестого, когда привезли тебя. Оно лежало в ящике на воротах. Отправлено отсюда же, из Эйска, местное. Я штемпель посмотрела. Бросили его двадцать пятого. Целые сутки шло. - Дай мне его сюда. Быстро, не мни задницу. - Перестань сквернословить, мой отец бы тебя выпорол. - Мой тоже. Давай быстро! Отвернувшись, она захрустела бумагой в лифчике. Она, видимо, считала, что лучшего тайника не сыскать. - Вот, только осторожно. - Она протянула мне конверт с воззванием "Слава Вооруженным Силам СССР", изготовленный на Ряжской фабрике Гознака в 1988 году. На стандартном листе хорошей писчей бумаги жирной шариковой ручкой синего цвета было написано: "Евдокия! Я решил полностью изменить свой образ жизни. Спасибо тем людям, что увезли меня от мирской суеты. Меня не ищите. Будет нужно - найду сам. Хочу наладить гончарное дело. Жалко, нет специалиста. Без него трудно. Учиться не у кого. Письмо сожги, никому не показывай. Целую, твой Федор". - Прямо как из "Двенадцати стульев", - невесело усмехнулся я. - Ты не нашла ничего странного в этом письме? - Нет. - Это его почерк? - Конечно. Никаких сомнений тут быть не может. - Федор попал в беду, и его необходимо выручать! - Почему ты так решил? - Евдокия, сколько лет ты прожила с Федором? - Он старше меня на девять лет. Мне было шесть, когда он убежал из дому в ваши края, к двоюродной тетке. Значит, его я знаю два года в детстве и последние пять - сейчас. - Ты можешь объяснить, откуда у него вдруг появилась этакая тяга к глине? - Нет, сколько я помню, ему всегда было начихать, из какой посуды он ест и пьет. - Да, элегантный Федя - и вдруг глина, грязь... Почему вдруг в сорок четыре года в нем проснулся ваятель? - Не знаю. - А мое фамилие тебе известно? - Нет. - Ты что, не смотрела мои документы? - Нет, это некрасиво. Мне было достаточно твоего имени. - А фамилие мое - Гончаров. Улавливаешь связь фамилии с письмом? В сумрачной комнате было видно, как побелела Евдокия. - Господи, он же просит помощи! - Мне тоже кажется. Теперь будь добра, ответь мне на несколько вопросов, только не ври. - Я еще никогда не врала, - глаза ее гневно и осуждающе, в упор уставились на меня, - я могу смолчать, могу ответить, что ничего не скажу, но врать никогда не врала. - Извини! Почему Федор в шестнадцать лет убежал из дому? - Он осквернил иконы, наклеил на них срамных женщин. Отец сильно избил его. Он ушел в тайгу. Мать с трудом нашла его, привела в дом, но отец не пустил. Тогда мама дала ему денег и отправила к сестре. Она тоже была геологом, часто залетала в наши места и Федю любила. Это был лучший выход. Отец его не простил даже перед смертью. А мать все время плакала, хотела его повидать, но отец не позволял даже этого. Так и умерла, не повидав его. - Евдокия, что сказал Дмитрий по поводу письма? - Ничего. Он не знает о нем. - То есть ты хочешь сказать, что скрыла от него письмо отца? - Да, но откуда ты узнал, что Федор его отец? - Догадался сам, он очень похож на семнадцатилетнего отца. - Я тоже догадалась сама. Так-то мне никто ничего не говорил. - Когда я смогу увидеть его? - Он навещал тебя каждый день, думаю, не пропустит и сегодня. Полежи десять минут, я тебе бульон разогрею, с курой. - Буду весьма обязан, леди! Да не красней, хороша девочка! Иди, а то сейчас завалю. Наконец-то после двухнедельного тумана я начал что-то понимать. Как я не допер до этого раньше! Нет, наверное, смутные подозрения были, но понадобилось десять дней пролежать в горячке, испражняясь под себя, видя всякие мерзопакостные бредовые сны... А потом получить от Федора письмо-сигнал. Боже мой, тупеешь ты, Гончаров, не по дням, а по часам. Вроде бы и бьют тебя перманентно и качественно, один черт, не помогает. Но теперь-то я кое-что знаю, и это дает мне право сузить круг опроса. - Вот, Костя, выпей, - протянула миску Евдокия, - я туда белого мяса нащипала. Так мне мать Феодосия велела. - О-о-о, а она что, гастроэнтеролог? - Нет, она акушер, и тоже с образованием. - Все, я молчу, задавленный монастырским интеллектом. Евдокия, у тебя есть какой-нибудь надежный мент, из старослуживых? Который лишнего не болтает? - Есть, сосед дядя Саша, но он уже на пенсии. - Еще лучше. Позови-ка его, да устрой нам штоф самогонки. - У меня нет, но я попрошу у соседей. А может, просто водки купить? Мне неудобно к соседям... - Господи, какая разница! Водка даже лучше. - Но тебе, наверное, нельзя. - Пусть так, для видимости стоит, может, твой сосед пожелает. - Дядя Саша? Не сомневаюсь. Она ушла, я же, доев бульон с нащипанным мясом, задумался, вновь и вновь прокручивая свою новую версию, пытаясь сам отыскать ее слабые места. Кажется, их не было, все складывалось четко и точно. Теоретически версия выглядела безукоризненно, не хватало только сущего пустяка, реальных фактов, но я интуитивно чувствовал: они появятся. Интересно, что нашел Дмитрий в той железной коробке? Стук в дверь отвлек меня от моих гипотетических схем. - Войдите! - крикнул я, запоздало подумав, что в случае чего защититься мне нечем. - Уже вошел. На пороге появился толстяк в мятой милицейской форме без погон. Мне показалось, что ожил герой бессмертного произведения Ярослава Гашека, Швейк. - Кому это я понадобился? - строго спросил он, подозрительно принюхиваясь и присматриваясь. - Вы кто такой? Ваши документы, пожалуйста. - Не знаю, где они, - едва сдерживая улыбку, ответил я. - Вернется Евдокия - и вы непременно ознакомитесь с ними. Присаживайтесь, будьте любезны. Вас зовут дядя Саша? - Никак нет, младший лейтенант Сурок Александр Петрович. - Очень приятно, Александр Петрович, это, наверное, вам Людвиг Бетховен посвятил целую пьесу. - Так точно, и еще "Аппассионату" и оперу "Фиделио". - Да, старик знал, кому что посвящать. Меня зовут Костя. - У меня был один знакомый, его тоже звали Костя, так он приспособился к этой жизни тем, что ловил бродячих собак и... - ...И продавал их за породистых. Отлично! Мы оба захохотали, и я понял, что общий язык найден. Тут очень кстати вернулась Евдокия. К моей кровати она подтащила журнальный столик. Незаметно я ущипнул ее за ляжку. Одного ее взгляда хватило, чтобы мне стало по-пионерски стыдно. - Дядя Саша, присаживайтесь к столу, сейчас накрою. Гость вот у меня, Димин знакомый, заболел немного. - Евдокия, принеси, пожалуйста, мои документы, товарищ лейтенант хотел бы удостовериться. - Хорошо, Костя. Тугие жесткие ягодицы под плотной черной юбкой задвигались в такт движению, и мне захотелось забыть о своей дистрофичной немощи. - Ладно, Евдокия, отставить, в твой дом плохой не зайдет. Если ты его приняла, значит, все в порядке. Слушаю тебя, Константин. - Не знаю, с чего начать... Александр Петрович, вы давно работаете в милиции? - Работал, уже два года как на пенсию турнули. Коренным жителям места освобождают. Но я ведь тоже коренной, родился здесь, в РОВД с семидесятого года, сразу после армии. Обидно. - В вашей практике бывали случаи пропажи людей? - А как же, с десяток наберется. - Кто пропадал: дети, взрослые, мужчины, женщины? - Я понял, куда ты гнешь. Дай-ка все же ксиву, гляну одним глазком, вопрос-то серьезный. Думаю, ты хочешь увязать все это с Федей. Я прав? - Абсолютно! И снова очень к месту в комнату вплыла моя русская красавица, с полным подносом сибирских угощений. - О, извиняюсь, коллега. - Выпятив толстую нижнюю губу, Сурок изучал мою лицензию. - Вопросов нет. На чем мы остановились? На пропажах, да. Кто исчезал. Да все подряд! И дети, и женщины, и мужчины. Но дети, как правило, находились, а вот взрослые пропадали навсегда. Иногда родные получали от них весточку о том, что они живы и здоровы, но на этом дело и кончалось. Часто семьи получали крупные суммы денег от имени пропавших. Вот и все, что я могу сказать. Лично я этими делами не занимался. Но случаи были, и повторяю: за двадцать пять лет около десяти пропавших, двоих потом нашли. Утопленников. Они не в счет, но и восемь человек - тоже немало. Это только по моему району. - Но и не много, - заметил я, разливая водку. - Я говорю только о тех, что не вернулись, и тела их не были найдены. Моя информация вам поможет? - Она уже помогла. Выпьем за здоровье Федора! - Дай-то Бог, чтобы оно так! Опьянел я моментом. Александр Петрович честно допил бутылку и, уходя, обещал помощь, если таковая мне потребуется. - Евдокия, - позвал я хозяйку, едва она проводила бравого Швейка. - Аиньки? - тут же отозвалась она. - Я сейчас захраплю. Не могу, глаза закрываются. - Это хорошо, значит, выздоравливаешь. - Когда приедет Дима, обязательно меня будите, кажется, я знаю, где находится твой брат. - Ладно-ладно, спи, Господь с тобой... Помню влажный поцелуй, запах ее тела и глубокий сон, без сновидений и кошмаров. Я понимал, что меня будят, причем будят давно и безуспешно. Выздоравливающее тело требовало сна. Лишь с третьей попытки мое пробуждение состоялось. Напротив на стуле сидел Дима, пахнущий морозной и свежей улицей. - Извините, Константин Иванович, я бы не стал, но вы сами велели вас разбудить. - Да, да, Дима. Во-первых, спасибо тебе за мое воскрешение. Во-вторых, что ты нашел в той коробке? В-третьих, что с Вассаровым, а в-четвертых, какая ситуация сложилась на сегодняшний день? - В коробке лежали двадцать тысяч баксов и два письма моей покойной матери. В планшетке, что я забрал у Эрнста, ничего интересного нет, я имею в виду ни профилей, ни разрезов к той карте нет. Для меня этот участок по-прежнему висит в воздухе. Что касается Вассарова, он по-прежнему находится на перевоспитании. Ловит крыс и матерится. Заставил его написать письмо на имя Гнедых о том, что он срочно уехал к матери, не успев предупредить. Гнедых письмо уже получил, и контора успокоилась. Они уже решили, что всех их потихоньку будут красть. К Вассарову я езжу каждый день, кидаю ему жратву, выпивку и сигареты. Кажется, скоро ему не захочется оттуда вылезать. Он искренне обрадовался, что вы остались живы. И вот что главное. Вассаров проводил негласное расследование и уверен, что к похищению отца контора не причастна. - Я это уже знаю, но лишнее подтверждение только укрепляет наши позиции. - Откуда вы можете знать? - Додумался. Как себя ведет Маргарита? - Очень довольна! Когда увидела трупы тех мужиков, ее истязателей, чуть от радости не описалась. Даже забыла о пропаже двадцати тысяч баксов. - Она о них и не знала. - Почему вы так думаете? - Ее рука так глубоко пролезть не может. Это первое, а второе секретка была сделана втайне от нее. Иначе отец не положил бы туда письма твоей матери. Правильно? - Правильно, но... - ...Все. Где карта? - Она в этом доме, я побоялся оставить в сейфе. Притащил и спрятал. Тетка не знает. - Молодец, нечего сказать! Карту спас, а тетку мог подставить под нож. Мудак. - Но я... Я не хотел... я... - Заткнись, тащи ее сюда. - Евдокия, иди сюда. - Да не тетку, карту тащи. Мудак в квадрате. А тетку пока отошли за водкой. - У меня в машине есть. - О Боже!.. Не нужна мне водка, Дима, теперь уже в кубе то же самое на "м", отошли Евдокию! Через десять минут он вернулся белый, с выпученными глазами и открытым ртом. - Карты нет! - То есть? - Нет карты! - Объясни толком. - Карты нет. - Да где же она, черт возьми! - Ее сжевала коза, вот кусочек оставила, пойду зарежу, может, из желудка вытащу. - Подожди, пока она ее в гранулах выдаст. Нет, Дима, "мудак" - это для тебя слишком лестный комплимент, ты его не заслуживаешь. Ты просто дебильный кретин, назначенный начальником из-за папочкиной близорукости! Иди, неси свою водку. Я не могу видеть тебя. Все к чертовой матери, псу под хвост. - Козе. - Пошел вон, придурок, убирайся, приедешь завтра. Но учти, что шансы найти отца уменьшаются с каждым днем. Ты долго ее рассматривал? - Раз десять прикидывал. Пытался накладывать на уже известные планы. - Постарайся восстановить по памяти. - Господи, Константин Иванович, я действительно идиот! У меня же есть калька, я снял ее для наложения. Какой кретин! Мог ведь забыть... - Не буду тебя в этом разубеждать. Где она? - На участке, в сейфе. - Быстро мотай туда и чтоб к утру был обратно! И без коз, пожалуйста. И еще, захвати с собой Вассарова, только присматривай за ним. Попроси соседа, чтоб съездил с тобой для страховки. - Да зачем он нам? - С тем делом, что я задумал, нам одним не справиться, нужны профессионалы, а Вассаров как раз таковым и является, пятерых стоит. Катись, отцовская ошибка. С Вассаровым осторожнее. Нет, определенно, нормальный сон действует благодатно не только на нервную систему, но и на общий тонус. Это я понял, как только увидел Евдокию. Ничего не подозревая, она поставила передо мной бутылку водки и как была в плаще, так подо мной в нем и оказалась. - Костя, да что ты делаешь, дурак. - Ничего, еще раз добросовестно помолимся за нас. - Мне придется молиться дважды, - довольно констатировала она, вставая. - Еще не вечер! - Лучше скажи - еще не утро. Три часа ночи. Как легкое? - Нормально, дай сигарету. - Вот этого ты не получишь, даже если заставишь меня обратиться к Богу еще пять раз. Куда это Димка так рванул? Чуть было меня на повороте не сшиб, да еще с каким-то мужичком. - Его твоя коза подвела. Жрет что попало, совсем взбесилась. - Какая коза, Константин, о чем ты? Куда он поехал? Меня отослал, а сам... - Дашь сигарету, скажу. - Не дам, во-первых, тебе нельзя, а во-вторых, нечего избу поганить. И так вон водку тут пьете. - Ладно, дай одеться, на воздух выйду. - Нельзя тебе, там температура минусовая. - Да отстань ты, здоров я. Всего на пять минут. Замечательна сибирская осень. Воздух чист и прозрачен, словно черный агат. Но долго оставаться нельзя. Все-таки легкое повреждено. Сигарету я закуриваю в сенях, здесь немного потеплее. После пятой затяжки я уплываю. С трудом держась на ногах, по стеночке, по стеночке вваливаюсь в дом. Тут же меня подхватывают сильные руки Евдокии и усаживают на стул. - Ну что, накурился, наркоман? Как это вы добровольно всасываете в себя эту гадость? Отродясь народ не курил. Надо же было Петру завезти в страну эдакую отраву. Черт усатый!.. - Ты Петру пятки целовать должна! Если б не он, то от вашей веры остались бы одни воспоминания. И вообще, ложись в койку. * * * Они подъехали, когда муть просветлевшего окна подсказывала мне, что пришло время выпить. Евдокия, торопливо накинув халат, побежала в свою опочивальню расправлять койку, а я, натянув штаны, уселся в ожидании. Через открытую дверь мне было видно, как первым ввалился Вассаров немытый, небритый, грязный и злой, как лесной вепрь. За ним вплотную, с пистолетом в рукаве шел бравый лейтенант Сурок. - Куда его, Евдокия? - спросил конвоир. - Принимай гостей. - Господи, да что вы все, с ума посходили, человека наручниками сковали. Присаживайтесь, Георгий Георгиевич, кушать будете? - Буду, твои орлы меня чуть было в яме не сгноили. Как собаке сверху куски хлеба бросали. - ...И мясо, и сало, и водку, и сигареты, - пунктуально перечислил вошедший Дмитрий и сразу направился ко мне: - Вот, привез. Передо мной лег прозрачный лист с контурами знакомой карты. В принципе я ее помнил, но лишний раз проверить не мешало. Да, то, о чем я думал, подтверждалось. Посередине плана находилась окружность, обведенная зубчиками, наподобие шестеренки с крестом внутри. Рядом протекала река. - Что это, Дима? - ткнул я пальцем в окружность. - Обычно так обозначается месторождение. Точнее, его самая насыщенная часть, а в центре ставится крест. - Я тоже так думаю, а что ты можешь сказать о зубцах по периферии? Как вы их истолковываете? - Не знаю, возможно, Иконников просто хотел подчеркнуть важность объекта. - Нет, Дима. Мне кажется, это изображен скит, именно отсюда Иконников отправлялся в последний путь. И, как мне думается, здесь сейчас находится и твой отец. - Если он еще жив, если не приплывет к нам так же, как Сергей Константинович... - Успокойся, он жив, по крайней мере, был жив еще двадцать пятого. Твоя очаровательная тетка получила от него письмо. - Что-о? Где? Вот стерва - и ничего мне не сказала! - Она же не знает, что ты его сын. - Да знает она обо всем прекрасно! Давно поняла, притворяется только. Где письмо? У вас? - У меня, читай. Пока он читал-перечитывал отцовское послание, я занялся очень важным делом. Наполнил два стаканчика и, расчленив холодную курицу, предложил выпить за здоровье хозяйки. - Ну-ну, - ехидно протянул Гранин, глядя куда-то за мою спину, - а может быть, за ваше здоровье? Незаметно скосив глаз, я заметил тот предмет, что вызвал у Дмитрия такую неадекватную реакцию. Это оказались обычные дамские рейтузы, правда приличного размера, и висели они на спинке моей кровати. Глазастый у Евдокии племянничек. - Ну, что скажешь? - облизав косточку, поинтересовался я. - Что? Искать надо, мужиков собирать. - А не лучше ли с вертолета сначала посмотреть? - Нет, Константин Иванович, бесполезно, они так научились прятать свои скиты, что рядом-то будешь проходить - не заметишь. - То рядом, а то сверху? - Все закрыто кронами кедрача и пихты. Нет, нужно идти самим. - Так тебе дорога известна? - Нет, но нужно двигаться вверх по Лебедю и исследовать каждый его, может быть пересохший, приток. Иного выхода я не нахожу. Километров сорок можно проехать на машине. Там есть леспромхоз. Попросим лошадей. У них с десяток еще наберется. - Какова общая протяженность Лебедя? - Километров триста - триста пятьдесят. - Шутишь? - К сожалению, нет. - Дима, с вертолета ты можешь увидеть если не скит, то общую картину местности. Изгибы реки и ее притоков. Возможно, это даст отправной толчок, поможет сузить круг поисков. Рыскать по трехсоткилометровой реке, не зная, где находится нужный приток, просто абсурд. - Может, потолковать со старообрядцами, они подскажут? - Дима, я здесь всего-то пятнадцать дней, но уже понял, что от них мы не добьемся ничего. И ты это знаешь лучше меня. Зови Вассарова, он ведь давно работает в этих местах? - С начала перестройки, пораньше отца. Вы что задумали? - Зови, а там посмотрим. Ты вооружен? - Да, у меня иконниковский наган, а "стечкин" у Александра Петровича. Забрать? - Конечно, и поблагодари от моего имени. - Благодарить я буду от своего. - Улыбнувшись, он похлопал по карману. Воняло от Вассарова неописуемо. Наверное, так пахнет полуразложившийся кит. Десятидневная щетина еще не оформилась в бороду, но и легкой небритостью ее назвать было уже никак нельзя. Вообще, вид он имел устрашающий. Злые искорки плясали в бесноватых глазах. Но держал он себя скромно и послушно, что было еще хуже. Ни черта он не смирился и не смирится. Обидел его Дмитрий. Я молчал, молчал и он, покорно стоя у двери. Пауза затягивалась, повышала напряжение. Мне этого не хотелось. Ну не мог я сюсюкать с этим особистом, чуть было не пославшим меня к праотцам, тем не менее право первого слова оставалось за мной. В каком ключе начать? Это очень важно. От первых слов зависит все. - Ну, садись, убивец. - Я великодушно кивнул на стул. - Такие вещи еще доказывать надо. - Вон ты куда косишь! Не боись, Гоша, все схвачено. - Например? - Например, есть свидетель того разговора, ну того, сам знаешь, о чем я... - Ой, помру, ой, мамонька, и на этот собачий хрен ты думаешь меня посадить? От твоей лапши отряхнется даже пятиклассник! Ой, умора. Дешево купить хочешь, или сам туп, как самаркандский ишак. - Это твое дело не верить, а мое предупредить. Есть также свидетели того, как ты их убивал. - Не бери на понт, начальник вшивый, и где же я их убивал? - У себя дома. Они же к тебе явились! - Полный маразм, стал бы я их при жене и детях мочить! - Конечно нет, ты их в баньке, в баньке у себя положил... - Ага, по пол-обоймы "стечкина" на каждого. Вся бы улица сбежалась. Кончай бодягу, ничего ты не узнаешь! Тычешь вилкой в кисель. - Вот, вот, на что-нибудь да наткнусь. - На хрен ты у меня скоро наткнешься, Джеймс Бонд сопливый. Нашел, с кем связаться. Меня тут зеки за версту обходят, а ты-то... Только и можешь, что с баб панталоны стягивать. Вот и стягивай дальше, а ко мне не лезь, если хочешь живым отсюда выбраться. Господи, я так и не удосужился убрать эти проклятые рейтузы, они, вероятно, смотрятся очень гармонично вкупе с безмозглой гончаровской башкой. Я совершенно потерял инициативу и ничего лучшего предложить не смог: - Выпить хочешь? - Наливай! - Сам наливай. - А не боишься? - Чего мне тебя бояться? - Буду наливать, привстану да ненароком кандалами своими тебе по тыкве заеду. - Не успеешь. - Почему? - Потому что в правой руке у меня револьвер, и направлен он точно тебе в лоб, хоть и через одеяло. - Опять блефуешь? - Смотри. - Я на мгновение откинул одеяло, чтобы он не заметил пустого барабана. - Устраивает? - Вполне. Чего ты от меня хочешь? Ну завалил я двух подонков, мне за это многие люди могли бы спасибо сказать. Да, убил, но ты этого не докажешь никогда. Все пули прошли навылет, в телах не осталось ни одной. Это я узнавал. - У меня есть магнитофонная запись наших переговоров в подвале панаевского дома. - Оставь, уже неинтересно. Нет у тебя никакой записи, если бы была, ты бы сыграл этим козырем с самого начала. Давай, за твое выздоровление. Я очень рад, что ты остался жив. - Удивительно. - Ничего удивительного. Димка клялся, что пристрелит меня, если ты помрешь. Живи долго и не путайся под ногами. Двумя руками Вассаров поднял стакан. За его спиной приоткрылась дверь. Дима показал большой палец, а потом аудиокассету. Исправляется парень, растет не по дням, а по часам. - Отомкни наручники, надоело. Двенадцать дней живу как однорукий бандит! Не бойся, никуда отсюда не побегу, потому что не я, а все вы у меня в плену. Не могу понять, чего вы от меня хотите? - Помощи, Георгий Георгиевич, исключительно помощи, если вы нам ее окажете, то мы с Димой забудем все недоразумения и вернем вам кассету. - Опять за свое, нет у вас ничего. - Есть, Георгий Георгиевич, есть, и в десять часов Дмитрий отвезет ее в банк в сейф-ячейку с заявлением о том, что в случае его смерти кассета передается областному прокурору. У вас с ним хорошие отношения? По тому, как он побелел, я понял, что не очень. - Слушать будете? - Не надо. Что вы хотите, конкретно? - Спасти Панаева Федора Александровича. Могу повторить еще раз. - Господи, можно об этом было сказать раньше, а не играть в дурацкий детектив. Я бы с радостью согласился без всякого запугивания и подземного мешка. - Не уверен. - Почему? - На то есть целый ряд причин. Все они косвенного характера, но в целом создают картину некоторой неприязни между вами и Панаевым. - Это то, что я Ритку трахаю? Так он об этом знает. - Не будем копаться во всем этом. Потому что ясно и очевидно одно. Если председателем становится Гнедых, то вам до этого кресла рукой подать. И не надо мне, по вашему выражению, вешать на уши лапшу. - Конкретно, что от меня требуется? Где искать Панаева? - Сейчас объясню. Видите кальку? Это копия той карты, которую вы, очевидно, искали в подвале. Верно? - Не знаю, я ее не видел ни разу, а где сама карта? - В надежном месте. Вы работаете в этих местах довольно давно, не кажется ли вам эта местность знакомой? - Да тут же ни одной привязки! Ни севера, ни юга. Что за реки? Лебедь или его притоки... Ни одного пояснения. Конспирация полная. А может, это не Лебедь, а какая-нибудь Темза. Ерунда какая-то. Выходит, зря я за ней охотился. Ни черта не разобрать. Может, наш геолог что-нибудь здесь раскумекает. - Геолог... Это идея, но нужно ли нам иметь лишнего свидетеля? - Тогда поднимайте вертолет и погнали. - Дмитрий говорит, что с воздуха скит не разглядеть. Напрасная трата времени. - Скит? Какой скит? - Вот этот круг в зубчиках, скорее всего, старообрядческий скит, и, скорее всего, там и находится Федор Александрович. - Ну, уж скит-то я различу. Дима, иди сюда. - Что такое, - остановил я активную атаку Вассарова. - Вы согласны сотрудничать? - Да! И вполне серьезно. Димка, сукин сын, где ты там? - Да что же это такое? - Недовольный Гранин смотрел то на Вассарова, то на меня. - Чего это он раскомандовался? - Он согласен, не щадя живота своего, служить вере, отечеству и начальнику артели. Добровольно и совершенно бескорыстно. - Насчет бескорыстия разговора не было. А отца найти помогу. Я в баню, а ты гони сюда вертушку. Сейчас десять, в двенадцать я на аэродроме. Дуся, протопи баньку, а то смердит от меня. Дима, захватишь мою одежду и рюкзак. - Дима сначала заедет в банк, - прервал я уж слишком деловое приготовление, - и положит пленку в сейф. Дима, ты слышишь? - Я знаю, у меня весь разговор записан, и о прокуроре тоже. Все сделаю как надо. - Шантажисты! - Замолчите. Георгий Георгиевич, а вдруг этот хрен, в смысле Гнедых, не даст вертушку? - Скажи, что я ему намотаю его член на его же шею. А лучше я изложу это письменно. Он у меня со своими аферами вот где. Вассаров со вкусом сжал оба кулака и потряс цепью наручников. Получилось очень впечатляюще. Похоже, все три начальника жили подобно Лебедю, Раку и Щуке. - Да снимите, наконец, с меня браслеты! Я сказал - работаю с вами, значит, так оно и будет. Без компромиссов. И лучше - без компроматов. - Хорошо, попробуем, но оружия ты пока не получишь. Дима, расстегни ему ручки и дуй в банк, а дальше - как он сказал. Какой вертолет? - "МИ-4". С запасным баком. - Нормально. Отличная старая машина. Во сколько вас ждать? - Сейчас соображу!.. На аэродром подходите к часу. Если что, подождете, в два будем точно, если все технически исправно. Провиант брать? - Да, на всякий случай, - вмешался Вассаров. - Вдруг сразу найдем. - Я кальку заберу - размножу. Может, кого из мужиков прихватить? - Нет, ярмарку мы устраивать не будем, - отрезал Вассаров, - справимся вдвоем. Лишние уши имеют глаза и рот. Вперед! Дмитрий уехал, а я с некоторым огорчением подумал, что начинаю выходить в тираж. Может, так оно и лучше. Хватит бить по головам других и подставлять свою голову. Без меня справятся. Вассарову я почему-то доверял. То ли из-за его жестокости, то ли из-за алчности. А чего он, собственно, орет, наручники с него сняли, водкой напоили, отогрели, а ему все неймется! - Евдокия, Евдокия. - Наконец до меня, до полусонного, дошло, что особист ходит по комнатам и ищет хозяйку. - Что ты орешь, Гоша, - не выдержал я, - баню она тебе топит. - Уже натопила, зашел, аж яйца звенят. Исчезла твоя Дуська, только панталоны на память оставила. - Ты уже исчерпал эту тему. - В полусне я забросил рейтузы под кровать. - Найди новую, а я сплю. - Да нету ее, Константин, чтоб я так жил. Смылась куда-то. Не нравится мне это. Наконец я проснулся, понимая, что зазря метать икру Вассаров не будет. У особистов, как у ворон, точный нюх на жареное и гнилое. - Может, к Сурку пошла? Они вдвоем оставались. - Нет ее у Сурка, а сам он только что ушел, наверное, в магазин. С Димкой она тоже не уезжала. Сам его провожал. Давай-ка, Костя, собирайся и линяем отсюда. Береженого Бог бережет. - Хорошо, а куда мы пойдем? У меня здесь никого нет, а до прибытия вертушки еще два-три часа. - Куда угодно, на улицу, в кабак. - У меня нет денег. - Зато есть у меня, спасибо, оставил. Одевайся. - Да от тебя же смердит! - Вот и зайдем в общественную эйскую баню. Огородами, через соседский двор мы покинули обитель исчезнувшей хозяйки. На рынке Вассаров купил новую камуфляжную форму, тельняшку, куртку и трусы. - Носки постираю, а ботинки сойдут, - пояснил он. Перед входом в баню он, сам того не желая, затеял драку, когда выбросил вонючую верхнюю одежду. Три бомжа претендовали на одну вещь. Вырвав куртку из урны, они сплелись в едином клубке жадности и злобы. С рыканьем и воплями этот клубок катался по асфальту, оставляя за собой кровавые мазки и клочья волос. Вассаров с видимым удовольствием наблюдал за ними. - Эх, да не оскудеет рука дающего! - С хохотом он содрал с себя штаны и тельник. - Веселись, братва, дядька из тюряги приехал, налетай, эйская шпана. - Экспансированная ты личность, Вассаров. А если баня закрыта, что тогда? - Пойдем в другую. Баня оказалась открытой, но сухопарая длинноносая заведующая наотрез нам отказала, мотивируя это совершенно дурацкой фразой: - Мы голых не обслуживаем. - Видите ли, - начал я дипломатическую полемику, - одетым неудобно. Особенно когда холодная вода попадает за шиворот. Вы уж обслужите нас в виде исключения. - Совсем рехнулись мужики, - обреченно и скорбно пробормотала кассирша, выбивая чеки. - Ладно, пущу, если купите у нас сюрприз-пакет "С легким паром". В сюрприз входило два полотенца, две простыни, мочалка, мыло, шампунь и почему-то бутылка пива и бутылка водки. Стоил сюрприз под двести тысяч. - Мы приятно удивлены, - поблагодарил я, принимая подарок, - а почему тут нет безопасной бритвы и пары презервативов, заклеенных акцизной маркой? - Все сюрпризы одинаковы, они выдаются как мужчинам, так и женщинам, а зачем женщине ваша безопасная бритва? - Резонно, - согласился я, - но зачем женщине водка? - Женщина женщине рознь, - глубокомысленно ответила кассовая дама, - а вы идите в помывочную, а то я вижу - больно умные, без штанов по улице ходите, босяки. Мылся Вассаров больше часа, я же такой возможности был лишен по трем причинам: шрам, легкие и револьвер. Периодически он выбегал из парной, довольно хлопал себя по волосатому животу и требовал рюмашку. Когда мы пришли на аэродром, ядовито-зеленый вертолет уже стоял на спецплощадке. Вокруг него суетились пилоты и нервно вышагивал Гранин. Поодаль стоял незнакомый блондин пятидесяти лет. Гадко улыбаясь, он следил за нашим приближением. Вассаров же наливался злобой и желчью. - Скотина... Прилетел, вынюхивает... Сейчас он получит у меня кукурузу в задницу. - Как матушка? - приближаясь к нам, ехидно спросил блондин. - Не померла еще, слава Богу? А то мы уже по стольничку скинулись, на погребение рабы Божьей, как там ее... - Заткнись, вошь лобковая, рано председателем себя почувствовал, прорычал Вассаров. - Да уж так вот чувствуется, артель проголосовала за меня! - В мое отсутствие? Хочешь, я дам тебе пять тысяч рублей? - Зачем, Гошенька? - Чтобы ты купил себе булку с маком и как можно глубже заткнул ее в свою поганую пасть. Нужно еще проверку пройти в ФСБ. - Уже прошел, Гошенька, а вертушку я тебе не дам. Ты у меня вообще про нее забудь. - Проверку ты еще не прошел. Она будет повторная, по моему заявлению и предоставлению некоторых фактов твоей коммерческой деятельности, связанной с валютными операциями, а если этого тебе мало, зайка моя, то о налоговой инспекции мы тоже вспомним. Чего это у тебя рожа прыщом пошла? Получил то, что хотел. Физиономия Гнедых действительно стала пупырчатой и белесой, словно ощипанная куриная спина. Он вытянул тонкие губы в широкую обаятельную улыбку. - Ты что, шуток не понимаешь? Точно говорят, мент - он и в Африке мент. Лети куда хочешь, я просто взглянуть на тебя хотел. Борт твой, надолго летишь? - Не знаю, по коням. Дранг нах ост! Уже захлопнулась дверь, залопотали лопасти, когда я заметил по уши закутанную фигуру, что жалась к пилотской переборке. Знаками я показал на нее сидящему рядом Вассарову. Ни слова не говоря, он поднялся к пилотам. Что-то им объясняя, он вдруг резко въехал загадочной фигуре в солнечное сплетение. Без звука фигура повалилась на пол, тряпье соскользнуло, и я увидел... Евдокию! Широко открытым ртом она пыталась поймать хоть глоток воздуха, но ничего не получалось. Все трое, плюс бортмеханик, мы кинулись к ней, бесполезно толкаясь и мешая друг другу. - Ну и сволочь ты, Вассаров, - заметил я по этому поводу. - Ублюдок, я тебя здесь же и положу, - верещал Димка, размахивая пистолетом. - Ша, кретины, откуда мне было знать, кто тут сидит. Предупредил бы. - Да я и сам не знал! - кричал Гранин. Молчала только Евдокия. Молчала с открытым ртом, словно русалка, выброшенная из моря. Я с ужасом заметил, что широко открытые глаза начинают закатываться вверх, а щеки покрываются неправдоподобными белыми пятнами. Она умирала от удушья... - Сашка, быстро вниз! - нашелся бортмеханик. - Ты у нас недавно курсы проходил по неотложной помощи. - Чего надо? - заорал второй пилот Сашка, потому что из-за рева двигателя иначе говорить было невозможно. - Вассаров бабу в живот долбанул, под ложечку ботинком. - Значит, аминь! Сливай воду, приехали. Глуши мотор. - Да ты погляди, дурак, она еще живая, дышать только не может. - Попробую! Нагнувшись, пилот застыл в долгом поцелуе. Неужели мы не могли догадаться до такой ерунды! Элементарное искусственное дыхание. Понемногу щеки ее начали розоветь, и глаза приняли осмысленное выражение. Пилот многозначительно посмотрел на Вассарова, покрутил пальцем у виска и вскарабкался назад в кабину. Обалдевшая Евдокия уже сидела, жадно вдыхая кислород, которого ее чуть было не лишили. - Благодарю вас, джентльмены, - наконец проговорила она. - А вы, Георгий Георгиевич, отличились особо. Показали настоящую мужскую хватку. - Дусенька, но я же не знал, кто скрывается под этой попоной. - Мог бы посмотреть. - Я смотрю потом, сначала бью. Как ты вообще здесь оказалась? Дмитрий, объясни. Почему на борту женщина? Задрав задницу, вертолет косо полез вверх. На секунду все замолчали, понимая, что пути назад уже нет. И теперь мы - единое целое. Компания, бригада или банда, все одно. Ход е2 - е4 сделан. - Так говори, Дмитрий, почему она здесь? - Я откуда знаю, кто она мне, кум, брат, муж, сват, при чем тут Дима? - Механик, может быть, вы объясните, почему на борту посторонние? - Не знаю, я ее первый раз вижу. - Может быть, вы, любезная Евдокиюшка, разъясните нам, как вы оказались на борту? - Пожалуйста. Еще до отъезда Димы я залезла к нему в машину и спряталась за задним сиденьем. У него там матрац, подушка, одеяло. В общем, добралась отлично, даже поспать удалось. Когда он подъехал к вертолету и пошел к летчикам в вагончик, я залезла внутрь и накрылась чехлами. Вот и все. Еще я прихватила немного еды. - Все гениальное просто! Но пора заняться делом. Дима, ты карты размножил? Раздай каждому и две пилотам. Пойди растолкуй им, что к чему. Все марш к иллюминаторам! Вертолет резко залег в правый вираж, видимо руководствуясь указаниями Дмитрия. Теперь мы шли точно над руслом Лебедя. Минут через пятнадцать свернули в первый его небольшой приток. Еще через двадцать минут мы повернули назад, потому что ничего похожего обнаружить не удалось. Следующий приток тоже оказался пустым. И так несколько раз. Механик многозначительно постучал по циферблату, намекая на лимит бензина, а значит, и времени полета. Обследовав еще один приток, вертушка легла на обратный курс. И тут-то Вассаров завопил так, что стало не слышно вертолетного грохота. - Стой, растак-твою-перетак, нашел! Е-ка-лэ-мэ-нэ! Димка, вон тот проток, вот излучина! Видишь, пацан? Ниже командуй, ниже, где-то здесь твой гребаный скит. Да еще ниже! Делай левый бок, по кругу. Вот так. О-па! Вот они, голубчики, вот они, родимые. Димка, километров за пять выбирай полянку, будем садиться. Костя, тебе повезло с инструктором. Пойдешь с нами? - Мне следовало бы спросить тебя: пойдешь ли ты с нами? Совсем ты обнаглел, Гоша. И вопросы задаешь глупые. Ты лучше пристегни Евдокию к скамейке, а то увяжется с нами. - Дело говоришь, мы это сделаем профессионально и аккуратно. Но аккуратно ему не удалось. Резко накренившись, вертолет пошел на снижение, и Вассаров начал падать на Евдокию. Такое движение она восприняла по-своему. Резко откинувшись назад, она с размаху погрузила шипастую подкову своего геологического ботинка в вассаровские гениталии... Когда мы сели, Вассаров все еще подвывал и успокаивал обиженный орган. Сели мы на скошенную поляну, и одно это уже было странным. Сверху тайга казалась совершенно пустынной. На десяток километров вокруг простиралось однообразное зеленое море. Сумерки наступили неожиданно и будто торопливо. Освободившийся от нас вертолет стремительно ушел на запад вдогонку за солнцем, а нам предстояло встречать рассвет на этой подозрительной скошенной поляне. Итак, хотели мы того или нет, но нас было четверо. Два здоровых мужика, Евдокия и я, которого за мужика, тем более здорового, никак не примешь... Минут десять мы просто сидели на тюках, курили и обсуждали дальнейший план нашего авантюрного предприятия. А стрелка термометра на гранинских часах показывала ноль, а если сделать поправку на тепло его тела, то выходило минус пять. - Как далеко мы от Тунчака? - ежась от холода, спросил я уныло. - По прямой километров пятьдесят будет, - не очень бодро ответил Гранин. - Выкладывайте свои ощущения насчет величины скита. - Он большой, - категорично заявила Евдокия, - и мне показалось, что это не кержацкий скит. - Почему ты так решила? - Не могу сказать сразу, да и промелькнуло-то всего несколько зеленых крыш. Я бывала в нескольких монастырях и скитах, в некоторых даже останавливалась на несколько дней, но там было как-то по-другому. Не знаю, не могу объяснить. Благочестивости тут не видно, или... не знаю. - А ты что скажешь, Георгий Георгиевич? - Я в скитах не бывал, вовнутрь меня не пускают, но мне кажется, обычному старообрядческому скиту такая усиленная маскировка ни к чему. Никто их не трогает, никто не преследует, но я заметил участок частокола. Это же чистой воды оборонительное укрепление, способное выдержать долгую осаду, и оно постоянно обновляется. Толщина стены три-четыре бревна, высота - три-четыре метра, объясни мне, кержачка Евдокия, для какой такой надобности? - Мне и самой это непонятно. - Слушайте, - робко вмешался я, мало что понимающий в особенностях и устоях жизни староверов, впрочем как в религиях вообще. - Я заметил одну особенность. Насколько я знаю, в скитах должна быть церковь с куполами и крестом над нею. Причем стоять она должна на самом видном месте. Так вот, в нашем случае я не заметил ничего похожего даже на синагогу. - Не обязательно, - свел на нет мои измышления умный Дима. - У староверов полно сект, исключающих роль церкви, священников, некоторых обрядов. Это могут быть пятидесятники, хлысты, молокане и им подобные. - Но и у них должны существовать определенные молельные дома, возразил я. - Не обязательно. - Теперь за мое просвещение взялась Евдокия. Существуют секты, совершающие свои обряды где придется, а то и вовсе игнорирующие их. Но дело не в этом. Мне показалось, что обитатели скита вообще не охвачены религиозным порывом... - Объясни. - Не знаю, но уж больно у них все рационально, может быть, тут поселилась какая-то побочная, отпочковавшаяся секта, но я до сих пор в подобных скитах не бывала. * * * Поляна наша все более погружалась во тьму и нарастающий октябрьский холод. Хотелось укутаться в теплое одеяло или принять сто граммов и залить их горячим ароматным чаем. Но костер разжигать мы не имели права. Да и вообще оставаться на этой прогалине не следовало. Наверняка обитатели скита, кто бы они ни были, встревожены появлением низколетящего вертолета, и нет гарантии, что они не заметили нашего приземления. Вполне вероятно, что по нашу душу уже выслан дозор. Словно угадав мои мысли, встрепенулся Вассаров: - Что мы тут как мишени расселись? Двигаем в заросли, только осторожно. Могут быть ловушки, ямы, капканы. Первым иду я, потом Костя, Дуся и в конце - Дмитрий. Ты мой рюкзачок захватил? - Да, он уже собранный стоял. - Он у меня всегда собранный. Вперед, братья славяне. - Уж помолчал бы, басмач-басурман. Нехристь... - укорила его Евдокия. - Это я-то нехристь? Я, между прочим, в отличие от этих двоих джентльменов, крещеный, и "крестик на груди, в густой шерсти" отыскать можно. Между трех разлапистых елей и, как нам показалось, в полной безопасности мы и расположились на ночлег. Соорудив из камуфляжного полога нечто, напоминающее палатку, в полной темноте мы поужинали куском ледяного мяса, запивая его спиртом. Курить нам Вассаров не позволил. Зато вручил по куску пережженной пихтовой смолы, в обиходе именуемой жевательной серой. На том мы и успокоились. Так и сидели в темноте, ожесточенно работая челюстями, думая каждый о своем. Мягкие женские руки нашли мое горло и заботливо закутали его шерстяным платком, соорудив нечто вроде забрала, перекрывшего носоглотку. Дышать стало приятнее, в легкие попер теплый воздух, и я с благодарностью обнял бабу, которую совсем недавно подозревал в предательстве. - Завтра мы с Диманом идем на предварительную разведку, - сообщил о своих планах "крещеный", - а вы сидите мышками и ждите нашего возвращения. И давайте без самодеятельности. Я здесь единственный человек, который может сделать что-то реальное для выполнения нашей задачи. Не слышу возражений? - Их не будет, - успокоил его Дмитрий. - Я служил батальонником, маманя по блату устроила, и ничего, кроме как отбить почки мелкому хулигану, не умею в этом смысле натворить. - А я вообще не служил. После института сразу в следователи, отозвался я. - Завтра пойдет снег, и он доставит нам дополнительные проблемы, сказал Вассаров. - Поэтому держитесь осмотрительно. А теперь спать. Мы с Димкой по краям, вы с Дусей посередине. - Да, уж только не рядом с тобой, - тут же поставила условие Евдокия. - Уж конечно, добровольно я с тобой не лягу. Только с другого края и валетом. - Да ложитесь вы хоть кандибобером, только перестаньте собачиться, недовольно пробурчал Дмитрий и, кажется, мгновенно уснул. Евдокия осторожно обняла меня за шею и прильнула плотно и ласково, согревая меня своим крепким бабьим телом. Лучше бы она этого не делала. Стараясь отвлечься, я заговорил о вещах посторонних, не имеющих ничего общего с моей потенцией. - Ну и как твои предчувствия, подтверждаются? - Да, как только я увидела этот план, поняла, что похожая речная излучина давно мелькала в моем сознании, а когда увидела местность сверху, с вертолета, то тут уж отбросила все сомнения. - Что там еще у тебя мелькало? - Ты. Правда! И еще ты борешься с каким-то дряхлым старцем. Да, старцем пресвитером. Он очень стар, наверное, сверстник века. - Замечательно. И конечно, я его вырубаю. На старичка у меня сил хватит. - Не знаю... Просто между вами борьба. Ее исхода я не вижу. - Как все это тебе представляется, в виде этакой киноленты, которую прокручивают у тебя в мозгу? - Нет, попробуй понять, я не вижу картинки как таковой, она живет во мне, даже не в мозгу, а где-то в середке, под ложечкой. Я знаю - Федя там и он еще живой, но ему очень тяжело и плохо. - Не спится что-то, тревожно, - объявил Вассаров. - Пойду по лесу прогуляюсь, а вы лежите спокойно. * * * Что-то холодное и тяжелое навалилось на меня, мешая дышать и совершенно парализуя движения. С обеих сторон точно так же барахтались Дима и Евдокия. - Попались, крысятники! - торжествующе прохрипел незнакомый, прокуренный голос. - Да уж, отпрыгались зайчики. Вылазь по одному! Кажется, мы влипли, и влипли серьезно. Скорее всего, это люди из скита, а значит, ничего хорошего ожидать нам не придется. - Вы там смотрите с оружием не балуйте, у нас шесть стволов с дробью и картечь, - предупредил всех тот же простуженный голос. Стояло раннее серое утро, но снега пока не было. Тяжелое свинцовое небо обещало подать снег незамедлительно. Трое бородатых мужиков, здоровенных и злых, радостно тыкали в нас спаренными ружейными стволами. - Глянь, Семеныч, и баба с ымя. Давай-кось зараз ее и оформим. Хороша голубушка. Чур я наперед, - предупредил самый шустрый, тот, что помоложе. - Заткни хлебало, она и старцу сгодится. Кто такие будете? - Экологи мы, окружающую среду проверяем, - соврал я, прекрасно понимая, что правду в нашем случае говорить нельзя. - Всяка тварь в тайгу прется, экологи-херологи, это мы еще посмотрим, - пригрозил третий, хмурый свирепый мужик с физиономией ярко выраженного дебила. - К старцу их надобно, он пусть и разбирается, а за бабу еще и водяры даст. И мужики ишо здоровые, годик повламывают. Только тут я заметил, что Вассарова среди нас нет. Продал, подлец! Опять ты лопухнулся, господин Гончаров. Слева краем глаза я уловил едва заметное движение. Димка вытаскивал "стечкина". Но выстрелить он не успел. Сипатый мужик вскинул двустволку. Но он не убил Гранина. Почему-то из его горла вырвался фонтан крови, и, завалившись на бок, хрипатый задергал ногой. Только теперь я заметил, что из его шеи торчит острая и зубатая пластина. Димка выстрелил уже на лету, но его опередила двустволка дебильного, разом харкнувшая из обоих стволов. Она и отбросила уже мертвое его тело на несколько метров. Истошно заверещала Евдокия. Бородачи скрылись за толстый кедровый ствол, а я, повалив Евдокию, упал рядом. Повисла пауза. И только черные дырки стволов по-прежнему с ненавистью следили за нами в четыре глаза. Через них из прищуренных зрачков шла смерть. Несколько минут стояла эта гнетущая тишина ожидания. - Эй ты, кто там, выходи! - наконец заорал дебил. - Выходи, говорю, а то сейчас дружка твоего порешим. Выходи, не балуй! Считаю до трех. Раз, два... Я лежал, обреченно ожидая, когда мои мозги превратятся в винегрет. Чертов Димка, хоть о покойниках плохо не говорят, но, кроме неприятностей, его смелый выпад нам ничего не дал. А Гоша явно поторопился, черт, он же не вооружен. И виновен в этом я сам, моя проклятая осторожность. - Выходи, говорю! - опять заорал кретин. - Да нет там никого, Михалыч. - А железяка энта откудова взялась, или Боженька в лапту играется? - Може, мужик тот кинул? - А хрен его знает, эй ва, вставайте, голуби сизые, пошли вперед! Мы с готовностью вскочили. Похоже, в ближайшем будущем нас убивать не собираются. - Идите вперед! - скомандовал дебил. - Не оглядываться, шаг влево, шаг вправо считается побегом. Стреляем без предупреждений. - Довольный собой, он заржал. - А как же Дима-то? - заголосила Евдокия. - Схоронить надобно. - Волки похоронят, идите. - Да что же вы, нелюди, что ли? - Заткнись, баба, если не хочешь рядом с ним лечь. - Креста на вас нет, ироды. - Михалыч, а може, пусть схоронит, все меньше греха? - Земля промерзла, они ее год ковырять будут. - Да нет, мы быстро. У нас лопатка есть и топор, мы быстро. - Ладно, сроку даю вам один час. Васька, дай-кось цигарку. Как бешеные мы набросились на сцементированную морозом землю, стараясь уложиться в отведенное нам время. Зная, что свыше уговоренного дебил не даст ни минуты и Димкины косточки растащат по всей тайге. - Никакие они не раскольники, - жарко зашептала Евдокия, - ишь, дымят своими вонючими папиросками. У староверов это запрещено. Не сектанты они, просто бандиты. Бандиты тем временем с интересом изучали зубчатый окровавленный диск, прервавший жизнь их товарища. Евдокия ухала топором, откалывая звенящие комья земли, которые я тут же выкидывал на поверхность. Через полчаса мы наконец пробили мерзлую корку, и дальше работа пошла легче. Мы уже выкопали около полуметра, когда услышали звук падения и короткий сдавленный крик. Бородач с лицом дебила лежал на животе, бездумно глядя на серое, снежное небо, а Вассаров уже занимался Васькой. - Евдокия, похоже, нам придется рыть яму на троих, если Гоша не умерит свой пыл. - Георгий, не надо, не убивай его, может, расскажет чего! Она остановила его вовремя, потому что Васькина шея уже посинела в жестком захвате и смеющийся Вассаров готовился ее скрутить окончательно. - Ладно, уговорила, тащите веревку. - Он с видимым сожалением отпустил добычу, и заплохевший мужичок покорно улегся у его ног. - Ну, Вассаров, блин, ну ты даешь! - с восхищением, чуть не плача, воскликнул я. - Работа у нас такая. - Откуда ты вообще взялся? - А с дерева, как белочка. Шею ему я еще на лету сломал, он мяукнуть не успел. Чистая работа. Учись, Константин. "Учись, мой сын, наука сокращает нам опыты быстротекущей жизни..." Димку жалко, полез наперед батьки в пекло. - Чего же ты нас раньше не предупредил? Тогда и Гранин был бы жив. - Да уснул я поутру. Ремнем к дереву пристегнулся и решил покемарить. Вот и покемарил. А когда проснулся, они уже вас накрыли. Что мне оставалось делать? Безоружному против трех стволов, стоящих друг от друга в отдалении. Я ждал, когда они скучкуются, причем под моей пихтой. А тут Димка влез не в свое дело. Здесь уже не выдержал, послал им "гостинчик" из рюкзака, хотя делать это было рискованно. Мог обнаружить себя. Ну да ладно, что было, то было. Вяжите этого пидора, я спиртяги глотну. - Спасибо тебе, Георгий Георгиевич, - серьезно и скупо поблагодарила Евдокия, поклонившись в пояс. - Да чего там, брось. Где спирт-то? Перемерз я сильно и жрать хочу. - Погоди, я тебе сама налью. Сама дам поесть, Костя один справится. А я уже справился, надел лесному бандиту наручники и связал ноги. Он молча терпел, только зверски вращал белесыми, бесноватыми глазами. На всякий случай привязав его к дереву, я вернулся к прерванной работе, рытью могилы. - Ты, Костя, поглубже копай, чтоб на троих хватило, - руководил повеселевший Вассаров, - расширяй вправо. - Нет, Митя будет отдельно лежать, могилку я ему вырою сама. Негоже это - убитому вместе с убийцей покоиться. Решительно взяв топор, она отошла метров на пять и вновь принялась долбить неподатливую землю. Гоше не оставалось ничего иного, как выхватить у нее инструмент и продолжить начатое. Вскоре моя яма была готова, и я спихнул туда труп хрипатого. Уже первые лопаты земли закрыли бороду убийце, когда меня остановил Вассаров: - Погоди, Константин, не торопись, мы туда еще одну падаль сбросим. - Как хочешь, могу и подождать. Слушай, Гоша, я покурю, а? Прикроюсь пологом и покурю. Невмоготу. - Валяй, я сам хочу, и забыться хочется - хоть в работе... Похоронив Дмитрия, мы вплотную занялись нашим пленником. - Ну что, Васенька? - ласково спросил Гоша, наклонясь над бандитом. Удобно ли тебе, не жмет ли в коленках? Ты Евдокию хотел трахнуть? Сейчас мы тебя самого, орлика, трахать будем. Колом в задницу и поленом в рот. Говори, кто такой, быстро! - Васька я, Рябов. - Откуда? Говори. - Больше я ничего говорить не буду. Лучше угробьте меня. - Ой, ой, ой, дешево хочешь отделаться. У меня "духи" красноречивыми становились, а они не чета тебе, пидору лохматому. Евдокия, отойди подальше, бабам не нужно на такое смотреть. Выкидыш без беременности случиться может, тебе этого Константин не простит. Довольный своей остротой, он сыто и громко заржал, а я простил ему и эту пошлость, потому что теперь я многое бы ему простил. Подыскав подходящий кляп, Вассаров первым делом надежно забил Васькину пасть, потом помочился мычащему бандиту на бороду. - Это еще пустячки, скоро ты, Васька, пожалеешь, что вообще родился на этом свете. Сначала мы попробуем очень любимую царем Алексеем Михайловичем Романовым дыбу. А, Васятка, ты как относишься к дыбе? Костя, подай-ка мне веревку. Перекинув прочный капроновый трос через толстый кедровый сук, Вассаров один конец тщательно привязал к наручникам, а второй, намотав себе на руку, принялся неторопливо вытягивать. Дойдя до упора, он на секунду приостановился, поплевал на ладони и вопросительно посмотрел на меня, видимо ожидая одобрения. Его он не получил. Не люблю, когда мучают и бьют беззащитного, даже такого изверга. Хотя я прекрасно понимал, что иного выхода нет. Нам позарез нужны были сведения. Лезть в воду, не зная броду, я всегда считал делом крайне нежелательным. Враждебно и грозно шумела тайга, словно предупреждая нас, изуверов, о Судном дне. - Да давай, уж коли начали! - не выдержал я. - Еще поплачь, - криво усмехнулся Вассаров, и натянулся трос, и заскрипел сук. Вздернулись кверху мужицкие побелевшие руки. В рамке желтой смерзшейся бороды лицо его от напряжения и боли сделалось свекольным. На лбу выскочила толстая синяя вена и пульсировала, как секундная стрелка Васькиной разбойничьей жизни. - Колись, тварь! - Осатаневший Гоша входил во вкус. Сжав зубы, в радостном оскале он медленно, в упоении мучителя, тянул и тянул трос. Послышался хруст суставов вместе с тягостным мычанием истязаемого. - Будешь говорить, подонок? В ответ Васька отрицательно замотал головой. - Будешь, гнида, у дяди Гоши все в конце концов становятся разговорчивы, сейчас тебе прибавлю кайфа, матка из задницы вылезет. То ли он не рассчитал, то ли от злости дал лишку, но только Васькины руки с громким щелчком вдруг свободно взметнулись над ним, вылетев из суставов. Сам он провис безжизненной тряпичной куклой. - Твою бога душу мать, писец котенку! Жалко, только начал. - Он с сожалением отпустил ненужную теперь веревку. А Васька завалился на бок, показав нам синевато-красные белки глаз. - Дай ему спиртяги, может, очухается побыстрее. Смотри какой нэрвный. Не мужик, а прямо бестужевская курсистка. Вытащив кляп, я плеснул в открытый рот немного спирту. Придя в себя, он тут же завыл от боли, и мне пришлось вновь затыкать его кричалку кляпом. - Костя, ты ему сними браслеты и раздень, попробую воткнуть его грабли назад, если, конечно, не поломал суставы. Раздев покалеченного бандита, я вопросительно посмотрел на Вассарова. - Держи его, покрепче, сейчас ему опять будет немножко бо-бо. С прежним громким щелчком левая рука тут же встала на место, а вот правая этого делать не хотела никак. Минут пятнадцать мы мучили его. Наконец Гоша махнул рукой: - Наверное, поломал что-то. Ну и хрен с ним. Теперь займемся его яйцами. - У-у-у-му-у, - возбужденно замычал бандит. - Ого, мальчик заукал! Костя, мне кажется, он хочет о чем-то поведать нам. Я вытащил кляп, и мужик прохрипел: - Дайте воды!.. - И воды дадим, раб Божий Василий, и водки, только говори, не томи грешную душу. - Я все расскажу, не мучайте меня... - И не собираемся, тебе это просто показалось. Костя, дай нашему другу воды. Вот видишь, брат Василий, насколько чистосердечное признание очищает душу. Зови Евдокию, пусть зарывает могилку, Вася пока подождет. Как секта у вас называется, я что-то не запомнил? - Звездисты мы. - В Бога-то верите? - Бог в нас, себе и верим. - Это понятно, какой веры придерживаетесь? - Православной. - А зачем людишек воруете, почему убиваете? - Чтобы жить. Жить-то охота. Жить всем хочется. - Короче, Склифосовский, каков контингент вашего общежития? - Чаво? - Сколько человек в вашем ските, гандон немытый? - Дык, не считая детишек, человеков семьдесят будет, если с бабами считать. Дайте попить! Попить дайте!.. - Костя, выдай непрофсоюзному работнику тайги сто граммов спирта и двести воды. Ты, Васька, сколько душ загубил? - Много. Уж и не припомню сколь. Но старец говорит: "Ничего, это можно!" - А кто такой этот старец? - Ну, вроде как Ельцин у вас. - Да, грустные у вас перспективы. А Федор Александрович где? - Не знаю такого. Кто он? - Начальник старательской артели. Вы же сами его украли. Говори правду - еще выпить дам. - Ишачит Федул, киркой в забое балуется. - В каком забое, о чем ты, брат Василий? - Ну, в шахте у нас... Золотишко мы ковыряем. Жить-то надо. - Конечно. Красиво жить не запретишь. И сколько народу у вас под землей? - Свиней пятьдесят будет. Мрут часто, сволочи. - А за что же вы его в забой-то? - Так старец решил, чтоб другим неповадно было кровушку народную пить. - Мудро. А вы старца-то своего любите или просто боитесь? - Уважаем. Без него мы что котята слепые. - А что, брат Василий, Федула-то старец отдаст? - Не можно, оченно он пред старцем виновен. - В чем же? - Скит наш скупить хотел. Шахта ему понадобилась. Вот старец и дал ему шахту, на все двадцать четыре часа. - Что же он, двадцать четыре часа работает? - Не, боле шести у нас никто не работает, остальное время отдыхают, то есть помедленней работают... - Похвальная забота о человеке. - И сколько таких работяг трудится на вашем участке? - А кто его знает? Мертвяков они сами хоронят, прямо в шахте, мы только новых шахтеров им спускаем. Одноглазый Фома счет ведет. Кто помер, сколько человек надо привезти. И так далее. - И много помирает? - В месяц свиней по пять дохнет. Тяжелая работенка, но кормим мы их хорошо. - Чем же? - Бабы помои выливают, что получше им, остальное скотине. Там желоб есть. Сверху выливаешь, а внизу корыто, хорошо кормим, еще добавки требуют. - А где они спят? - Там же, в шахте, еще никто оттуда не возвращался. - И много золота берут? - Дык, почитай, с полкило в сутки, а если меньше, то мы им помоев не даем. Они и стараются. Жрут только много, по десять ведер в сутки. Бабы ругаются, особливо зимой, коровы голодные остаются. Но Фома говорит, что эти копатели выгоднее, чем коровы. Старец Фому слушается. Фома раньше в Ленинграде работал. Слыхал небось про такой город? - Слыхал, брат Василий, мне примерно понятна конструкция вашего общества. И кому же вы сбываете металл? - ... - Вот поэтому ты нам больше не нужен. Костя, дай-ка топорик. - Погоди, - остановил я ретивого палача, хотя и понимал, что это всего лишь игра, - нам Васятка не рассказал о старце: кто он такой. Где живет? Как живет? С кем живет? - А как скажу, дык не убьете? - "Дык" посмотрим. Если все честно расскажешь, может, и не убьем. - Старец живет в ските, в молельном дому, вместе с Фомой и архиреем Саклей. - Педерасты, что ли? - Что такое, я не знаю? - Ну в попку друг друга трахают! - Тьфу, пидоры, что ли, так бы и говорил. Нет! К ним наши бабы завсегда приходют. Седня моя Анюта должна иттить, дочка моя, значит. Они втроем одну шуруют. Старые ужо. Полижут, понюхают, а к ночи отпускают. - И тебе не жалко дочери? - А чё ее жалеть? У меня их много. - Сколько? - Бог его знает, мы ужо всех перетово... Сами не знаем, кто откудова. - А в лес твой старец выходит? - Не можно ему из общины выходить. Он - наш бог. Он живет в нас. - Вот и отлично. А где находится ваш молельный дом с проживающим в нем богом, нарисуй-ка. - Нарисуй... Я же пальцем шевельнуть не могу! Посередине дом... - Сторожа есть? - А как же, Мишка-дурак охраняет. До утра с берданкой стоит. Как пес предан старцу, он ему жизнь даровал. - За что же это? Его что, должны были убить? Почему? - За то, что дурак. Мы дураков сразу убиваем. У нас их много рождается. Года в два уже видно, что недоумок. У нас тогда апостол старец Матфей их палкой по башке убивает, а мы их в желоб свиньям складываем. Нам лекарь говорил, что нельзя сестер е..., а мы все равно е... Старец благословляет. - Оригинальные вы кролики. Костя, он нам больше не нужен. Кончай его. - Вассаров протянул мне топор, от которого я в ужасе шарахнулся. - Не надо, Гоша, он еще не все сказал. Вася, как проникнуть в монастырь? - Тама над воротами веревка висит. Дернуть за нее надо. Зазвонит колокол, и вам откроют. - Вася, ты меня не понял, нам нужно пробраться в скит незамеченными. - Я все расскажу. Только не убивайте меня. - Дядя Гоша пошутил, никто тебя убивать не собирается. - Тебе я верю, ты незлобивый... По левую руку от ворот, под загородь протекает ручей. Туда и ныряйте. * * * Промозглым вечером по первому снегу мы отправились к монастырю, оставив бандита на попечение Евдокии. К скиту добрались уже в полной темноте, руководствуясь лишь стрелкой, компаса, снятого с мертвой Димкиной руки. Для рекогносцировки Вассаров тут же забрался на дерево, но ничего, кроме собачьего лая, в полной темноте ему засечь не удалось. Недовольный, но решительный, он спустился вниз. - Идем к ручью. Скит спит. Мокрые и злые, мы проникли на территорию монастыря, главной ставки лесных разбойников. Ничего не подозревающая человеческая тень полоскала в ручье какую-то тряпку. Вместе с этой тряпкой мужик, уже без сознания, поплыл дальше вниз по течению. Если бы не Васькина наколка, то черта с два бы мы нашли этот самый молельный дом, затерянный между разлапистых пихт. Приземистое строение возникло неожиданно перед самым носом. Идиот Миша жизнерадостно и открыто маршировал на самом виду. Он только негромко и жалостливо пискнул в безжалостно-опытных руках Вассарова. - Учись, Костя, - довольно прошептал он, - всякая красивая работа должна красиво оплачиваться. Ну, пойдем с Богом. Старец, наверное, заждался. А главарь вовсе и не ждал нас. Обнаженный, он возлежал на высокой койке, а голая девка безуспешно пыталась победить его старческую немощь. Еще один старик, одноглазый, похотливо наблюдал за этим со стороны, от самого входа. Он, кажется, так и не понял, почему его шея, хрястнув, перестала держать голову... Через минуту два спеленутых тела с забитыми в рот кляпами неподвижно лежали на полу. - Костя, пиши записку: "Старца получите только в обмен на Федора Панаева не позднее двух часов дня. Место передачи - второй приток Лебедя возле леспромхозовской деляны. Ваш конвой должен быть не больше двух человек. Вассаров". - А не боишься, Вассаров? - Будь у нас побольше времени, я бы их всех на уши поставил. В лагерь мы явились под утро с драгоценной ношей, перекинутой через Гошино плечо, словно свернутый восточный ковер. Довольная Евдокия тут же предложила нам завтрак. - А где Вася? - почему-то очень ласково спросил особист. - Да где ему быть, сидит за пихтой, привязанный. Руки как подушки раздуло. Короткий вскрик - и Васьки не стало. - Зачем? - не выдержал я. - Зачем это было нужно? - Заткнись, Костя! Я знаю, что делаю. Хватит мне одного барана тащить. Давай-ка, дерьмо трухлявое, поднимайся. Значит, тебе Федор понадобился? Для чего Иконникова изувечили? Быстро говори, времени мало. Говори, если не хочешь Ваську на том свете догнать. - А ты бы как, лиходей, поступил, если б тебя из твоего дому прогнать надумали? Золото им мое понадобилось, вот и получили это золото. До ушей наелись... - Сам кто такой? Откуда? - Беглые мы. Из лагеря ишо в пятьдесят втором ноги и изделали. Я, да Фома одноглазый, да архирей. Нашли здесь приют. Украли в селе трех девок и зажили общиной. Потом жилку богатую расковыряли. Потихоньку разрабатывать начали. Детей нарожали. Тридцать лет в спокойствии жили, а тут этот геолог кругом общины шастать стал. Ну мы его и того... Привязали к шесту и к вам отправили, чтоб, значит, неповадно было. Так нет же - все вам неймется. В этом годе сызнова шевелиться начали. Мне мои людишки сказывали. Тогда я вам ишо одно предупреждение. Троих уж положили. И опять покоя нет. Пришлось Федула вашего в шахту опустить. - Ясно! А тебя-то твои козлы поменяют на Федора? Или ты им на хрен не нужен? Может, радуются, что избавились от тебя? - Как можно, - блаженно заулыбался старец, показав ряд дочерна сгнивших зубов. - Как можно Бога оставить, а я для них - Бог! - Ну ладно, "боженька", потопали к месту передачи. До нужного притока мы добрались в полдень. Отсюда уже было слышно работающую леспромхозовскую технику. Оставив старца вместе с Евдокией в небольшой низине, мы с Вассаровым залезли на деревья. - Если что-то непредвиденное, то ты, Костя, не стреляй, погоди, когда я начну, - попросил Вассаров. Они появились на час раньше назначенного крайнего срока. Два мужика охраняли Федора, идущего посередине. Два сторожа, но где гарантия, что вокруг не прячется еще десяток? - Стоять на месте! - заорал Вассаров. - Пусть Федор дальше идет один. - Сначала пущай старец выйдет! - угрюмо откликнулись мужики. - Ладно, только мой ствол смотрит ему в затылок, если что, то... - Не боись, мы тоже Федула на мухе держим, не балуйте. С низко опущенной головой Федор вышел из-за деревьев. Евдокия выпустила старца. Джентльменский обмен состоялся. Старец скрылся под пихтовыми лапами, а Федор утонул в объятиях плачущей Евдокии. Утром следующего дня нас, измученных и промерзших, доставил в село леспромхозовский трелевочник. Ошалевшая от радости Маргарита, почему-то перепутав любовника с мужем, с ревом кинулась на шею Вассарову. Поистине: тот, кто уходит на охоту, теряет свое место у огня. - Феденька, а при чем тут все-таки снегоочиститель? - в конце концов спросил я. Но это уже другая история...