— Считай, что это поручение декана! — закрепил он свою просьбу.

Ночью Квасцов спал спокойно, благостным сном человека, сделавшего свое дело.

На часах было десять минут двенадцатого. Мишка нервничал, поглядывал на дверь старенького обшарпанного подъезда. Наконец Люба вышла. Порядок, подумалось ему, но на всякий случай он постоял еще минуты три в своем укрытии за деревьями.

Убедившись, что Люба ничего не забыла и не вернется по этой причине, Мишка скомандовал себе: "Вперед!" — и дернул на себя скрипучую дверь. Ну, Серега, знай, какие у тебя друзья!

Звонок не работал. Пришлось колотить в дверь костяшками пальцев. Открыли не сразу.

— Кто там?

Мишка замялся, потом сказал уверенно, твердо:

— Из института к Любе!

— Ее нет, — послышалось из-за двери.

— Знаю, но у меня серьезный разговор, впустите! Дверь распахнулась, пропуская гостя в полутемную прихожую. Пахнуло холодком. Разглядев хозяйку, Мишка быстро смекнул — интеллигенточка, сельского пошиба, наив! Здесь надо иначе!

— Вы уж извините меня, пожалуйста, — Мишка потупился в пол, не зная, куда деть руки. — Здравствуйте! — У него был вид смущенного человека, не знающего, как начать. — Вы ведь Любина сестра, верно?

— Да, Валентина Петровна. Проходите.

Сзади щелкнул замок.

— Мы учимся вместе, правда, в разных группах. — Мишка сделал попытку снять ботинки, но Валентина Петровна слегка подтолкнула его, пригласила в комнату. Мишка покорно побрел вперед. — Но не в этом дело.

Комнатка поразила Квасцова своей убогостью. Чуть ли не впервые в жизни он мысленно поблагодарил родителей за то, что они смогли сами устроиться в этом мире, а значит, и устроить его, Мишку Квасцова, единственного сына.

Посидев немного на краешке предложенного ему стула, Мишка сказал решительнее:

— Давайте напрямоту! Я — лучший друг Сергея Реброва.

Валентина Петровна облегченно улыбнулась.

— Что же вы молчали?

— Неловко как-то, — Мишка снова потупился. — Знаете, он ведь два месяца на службе. А там не такого легко, нужна поддержка… Мы с ним переписываемся, и я все знаю. Ему сейчас туго приходится.

Квасцов опять умолк, глядя во внимательные, но усталые глаза молодой еще женщины, сидящей напротив. Круглолицая и сероглазая, она имела очень открытый и доброжелательный вид. Мишке она показалась совсем непохожей на младшую сестру.

— Вы ведь знаете об их отношениях? — спросил он.

— Кое-что, Люба, меня не слишком-то балует откровениями.

— Все равно, все равно, — зачастил Мишка, как бы сдерживая волнение. — Она ему не пишет, не отвечает на звонки. Только вы не подумайте, что разлюбила, нет. Тут вмешался третий. Вопрос очень деликатный…

— Если вы про Николая… — начала было Валентина Петровна.

— Именно про него, — оборвал ее Квасцов. И прикинул: она не знает его, точно! во всяком случае, не знает достаточно хорошо. — Причина в нем!

— Вот как? С Любой творится что-то невообразимое!

Но, Николай, неужели он…

— Любе тяжело, я понимаю. Но Сергею вдвойне тяжелее, втройне! Во-первых, начало службы, самые изнурительные дни в армии, самые выматывающие, во-вторых, этот разрыв — необъяснимый и необъясненный, нелепый! ну, а в-третьих, вы слышали, наверное, что Николай…

— Ну что же вы замолчали? Продолжайте!

Квасцову показалось, что он перебрал, что напугал эту доверчивую женщину. Но отступать было поздно.

— К сожалению, я знаком с этим человеком, с Новиковым, и очень давно, со школьной скамьи. Может, я нехорошо поступаю, говоря так, но это не тот, кто нужен Любе, поверьте, не тот, кто может составить ее счастье. Погулять — это да, похвастаться перед ребятами — тоже мастер. Вы меня простите, ради бога, но я не терплю этих районных донжуанчиков, они мне противны! Впрочем, не буду расписывать, вы и сами обо всем еще услышите, наверняка узнаете… Ну, конечно, умеет девушке голову затуманить. Может, потому и Любе он приглянулся чем-то, не знаю. Пусть сами решают, тут надо без советчиков!

Квасцов горько усмехнулся. Словно пересиливая себя, продолжил:

— Я вам одно скажу, он способен любить только себя. Вон и Любу оставил, когда уходил, без печали. Теперь его тешит соперничество! Безжалостный человек. Но хватит, хватит!

Мишка упивался произведенным впечатлением. Валентина Петровна нервно комкала платок. "А она ничего, совсем даже ничего!" — отметил про себя Мишка.

— Люба у меня одна, прямо обидно за нее. Не хотелось бы всех этих… — она махнула куда-то вдаль рукой и всхлипнула совсем по-детски.