Шрифт:
Пресс-конференция начиналась через час после обеда, и поэтому никто не задерживался ни в зале, ни в примыкающем к нему баре. Девушки спешили в очередной раз переодеться, чтобы предстать во всем великолепии перед фотообъективами, а репортеры - приготовить эти самые объективы.
В коридоре меня догнали две девушки, Катя и Ширли:
– Валерия, вы будете делить платья и комбинации перед конкурсом?
Вот ужас! Совершенно забыла, что Гарвиц предупредил меня еще и об этом. Великолепные вечерние платья из прозрачного шифона должны были украсить девушек на заключительном этапе конкурса. Большой чемодан с нарядами принесли в мою каюту два матроса. Потому мне и выделили двухместную каюту багаж конкурсанток, оплаченный фирмой, занимал много места.
– Что вы так волнуетесь? Все получат платья, разных цветов, все будут красивыми.
– В том-то и дело, - грустно сказала Ширли, - мне совершенно не идет желтый цвет. Я бы хотела синее или сиреневое платье.
– А я - розовое, - подхватила Катя.
– А если другие захотят? Особенно эта примадонна!
– Ты о ком говоришь?
– спросила я.
– Неужто вы ничего не заметили?
– наперебой заговорили они.
– Эта Мири строит из себя! И платье себе первая выберет, а нам - что останется!
– Почему это она выберет? Платья же у меня в каюте?
– Ей Шуман все разрешает. И конкурс этот ради нее устроил. Все равно она выиграет, а нас так, для кордебалета взяли. Она же с Шуманом...
Разговор мне не понравился.
– Ладно, девочки, идите к себе, переодевайтесь, а за платья не волнуйтесь, Меня еще отсюда пока никто не увольнял. Я вспомнила слова Гарвица про "особые полномочия".
Зайдя в каюту, я со злости пнула огромный чемодан, и бросилась на койку. Вот он, гадюшник! Не зря тебе такие деньги платят, Валерия! А ты думала, красотами островов насладишься, заодно и поработаешь? Не выйдет!
Я поискала глазами по сторонам. Куда же могла подеваться папка с данными девушек и расписанием мероприятий? Без нее как без рук!
Времени ни на что не оставалось... Наскоро умывшись и накрасившись, я пошла собирать девушек.
В каюте у Линды было так накурено, что понятие "сиреневый туман" обрело свое истинное значение. Она сидела, зажав в зубах сигарету, и смотрела на стену. Больше никого в каюте не было.
– Линда, разве так можно?
– укоризненно сказала я и включила кондиционер.
– Ты себя не жалеешь. От этого цвет лица портится.
– У меня сейчас на цвет лица сил не хватает!
– ответила она, не вынимая сигареты.
– Каблук сломался на босоножках. А нога, сами видите какая. Сорок первый.
– Может быть, у девочек попросишь? У кого-нибудь наверняка есть лишняя пара, - предложила я, видя, как она ожесточенно тыкает окурком в пепельницу.
– У всех маленькие размеры, - возразила Линда - Я зашла к Мири, попросила ее босоножки. Только на конференцию, а завтра куплю или здесь в магазинчике, или когда на острова придем. У нее ведь тоже большая ступня. Так эта стерва передо мной дверь захлопнула! Не то что не пустила, а даже разговаривать не стала. Просто закрыла дверь. Подстилка начальника!
– Может, ей самой надо?
– Так бы и сказала. А то, что за манеры - дверью хлопать!
– Линда вытащила следующую сигарету из пачки и нервно закурила.
– Знаешь, у меня есть босоножки. Я купила на размер больше. Очень приличные. Возьмешь?
– предложила я.
– Правда?
– удивилась Линда.
– Ну, да! Пойдем.
Мы вернулись ко мне в каюту, и я отдала ей свои босоножки с высокими каблуками. Линда осталась довольна:
– Обязательно отдам их вам сегодня вечером. Не сомневайтесь!
Оставив Линду, я направилась в каюту Шарон и Рики. На мой стук никто не ответил.
– Шарон, открой, пожалуйста! Это Валерия!
– Не открывают?
Сзади меня стояла Рики и грустно улыбалась.
– Как? Ты здесь?
– удивилась я.
– А почему не готовишься к пресс-конференции?
– Шарон попросила меня погулять немного. Да я, в общем, собралась.
Нет! Это совсем никуда не годилось! Я снова постучала.
И чуть не упала. Дверь внезапно отворилась вовнутрь, и я еле-еле удержалась на ногах.
– Я же тебя просила!..
– услышала я.
– Кого ты просила, Шарон?
– как можно строже спросила я.
– А, это вы...
– Ты позволишь нам с Рики войти?
Она молча посторонилась, и мы вошли в каюту.
На застеленной кровати Шарон, между разбросанными платьями и нижними юбками сидел фоторепортер Глинский собственной персоной. Он ничуть не смутился, увидев нас.
– Валерия, дорогая!
– приветствовал он меня.
– Рад тебя видеть! Присаживайся.
Я чувствовала себя идиоткой. В конце концов, какого черта? Они, слава Богу, совершеннолетние, а корчить из себя моралистку совершенно не в моем стиле.