Падали недолго: упругая сетка поймала их и мягко опустила на твердый пол. Иван перестал поддерживать Таю.

– Не ушиблась?

– Только испугалась и, кажется, потеряла фонарь.

– И мой что-то погас.

Иван повозился, фонарь вспыхнул, но свет его был не так ярок, как прежде.

– Батареи сели, что ли?

Они висели на скобах в том же колодце! Казалось, до крышки вверху можно было достать рукой, но Иван, вытянув левую руку, встретил упругое сопротивление. Явление повторилось со знаком минус: сначала они не могли опуститься вниз, теперь не могли подняться наверх.

– Ты что-нибудь понимаешь?

– Не больше твоего. О, смотри!

Вверху над их головами беззвучно таяли в воздухе светящиеся цифры: «–40 000».

– Здесь своя жизнь и своя техника. Одно знаю твердо: на Земле пока нет ни такой техники, ни таких зданий. Мне кажется, что мы еще не видели и тысячной доли того, что здесь есть.

– Не хочешь же ты сказать, что мы не на Земле? – жалобно проговорила Тая.

Иван попробовал нащупать ногой «подушку», но не нашел.

– Не знаю. Надо выбираться из здания, тогда все станет ясно. Кажется, теперь можно спуститься ниже. Я пойду первым.

Они снова начали спускаться, осторожно пробуя скобы, хрупкие с виду, но прочные, как будто из стали. И оказались… в решетчатой кабине лифта с распахнутой дверью! Дверь вела в знакомый круглый зал, похожий на тот, что окружал лифт, вынесший их в зимний лес с мамонтами.

Три выхода в темные коридоры, два из них – в старой пыльной паутине, третий вел в длинный зал с непрозрачными окнами и дверью.

– Метаморфозы на грани помешательства! – пробормотал Иван. – Похоже, мы уже под землей, я потерял ориентацию. Как ты думаешь, в какой стороне двор со снегом?

Тая беспомощно пожала плечами.

– Я тоже запуталась.

Они осмотрели сначала левый коридор, узкий и холодный, из него несло плесенью и сыростью, потом тот, что вел в длинную комнату с окнами. Иван уже имел опыт открывания дверей, разделенных металлической полосой, но на этот раз его усилия были тщетными: дверь лишь на мгновение отогнула край и тут же встала на место. Правда, они успели заметить золотистый купол неба – двор с мамонтами находился за этой дверью.

Иван прекратил попытки открыть упрямую автоматическую дверь и махнул рукой.

– Нам пока там делать нечего. Зато совершенно ясно, где расположена внешняя сторона нашей тюрьмы.

Они углубились в оставшийся коридор, широкий, но сырой, с застоявшимися лужами на грязном полу. Стены коридора были серые, с цветными разводами, и в них местами торчали концы ржавых мокрых балок, с которых капала вода.

В коридоре было тихо, пусто и мрачно, как в могильном склепе, лишь звуки падающих капель рождали дребезжащее эхо, вязнувшее в толще казавшихся бетонными стен.

Иногда откуда-то из неведомых глубин здания волнами накатывала дрожь, сначала слабо, потом все сильней и сильней. По лужам разбегались круги, разбиваясь в интерференционной картине, с потолка падали комки и отслоившиеся пластинки бетона. Дрожь усиливалась до такой степени, что у них начинали стучать зубы и в позвоночник, шею, грудь, в голову проникала жаркая боль. Потом дрожь уходила в пол, убывала, исчезала совсем, и в коридор вновь возвращалась капельная тишина.

Через полчаса стало понятно, что коридор тянется бесконечно, как и тот первый, сухой и пыльный, по которому невольные разведчики протопали около полусотни километров. Иван не терял направления, пока они шли, и теперь выходило, что слева – внутренняя сторона здания с ровным золотым светом, а справа – внешняя, конечная цель их поисков. Но добраться до нее не представлялось возможным: в этом коридоре не было ни окон, ни дверей, ни трещин. Надо было возвращаться. И тут Иван поймал-таки мысль, не дающую ему покоя.

– Постой… – сказал он, останавливаясь, – мы же спустились на этаж ниже…

Тая непонимающе посмотрела на него.

– Ну и что?

– А то, что мы не могли видеть дневной свет, так как опустились «по мембране номер семь» ниже поверхности земли.

– Что же мы тогда видели?

– Проще вернуться и посмотреть еще раз.

Тая с гаснущей надеждой посмотрела вперед: коридор, непропорционально, нечеловечески длинный, подавляющий своей загадочной необходимостью тем, кто его строил, как и все в этом здании, уходил в сырую угрюмую тьму, навевавшую уныние и страх.

Фонарь светил совсем тускло, пришлось выключить его и включать периодически, чтобы не наткнуться на стены. В зал с лестницей они вышли мокрые, как после дождя, и Тая вслух посетовала, что это не тот зал, где можно было обсушиться, просто сидя на полу.

Иван еще раз попытался открыть упрямую дверь в сыром и длинном зале с рядом слепых окон. Напрасно. Тогда он обошел зал кругом и нашел проход в соседнее помещение, замаскированный свисающим покрывалом серого цвета. Покрывалом оказалась паутина, мокрая и грязная. Иван сбил ее стержнем на пол и, посвечивая под ноги, прошел в квадратную комнату с бугристым скользким полом и сочащимися сыростью стенами.