Узкая тропинка, петляя, вела их за собой, перед братьями вырастали крыши Элфорда, затененные пока еще темными ветвями деревьев. Почки едва только начали появляться, и о настоящей зелени говорить не приходилось, но какая-то неуловимая зеленоватая дымка уже окутывала деревья и кусты. Они перешли мостик (Хэлвину пришлось очень аккуратно ставить костыли, чтобы не оступиться на неровных досках), и оказались между двумя рядами домов. Обитатели Элфорда жизнерадостно хлопотали по хозяйству, отвлекаясь от своих занятий, чтобы поздороваться с двумя бенедиктинскими монахами. Приветливая доброжелательность жителей сопровождала их всю дорогу до церкви. Хэлвин, и без того крайне довольный тем, что сумел дойти до цели, при виде такой радушной встречи испытывал необычайный душевный подъем.

Им не пришлось спрашивать, как пройти к церкви, они заметили ее еще на подходе к Элфорду. Приземистый серый храм был построен уже после завоевания Англии норманнами. Его окружал высокий крепкий частокол из толстых бревен, за которым в случае нужды могли укрыться жители Элфорда. В церковном дворе росли могучие раскидистые деревья. Хэлвин и Кадфаэль вошли под прохладную гулкость сводов, столь характерную для церквей, построенных целиком из камня. Здесь царили тишина и полумрак, слабо пахло восковыми свечами и пылью.

Хэлвин постоял немного, пытаясь успокоиться и собраться с мыслями. Здесь не Гэльс, и фамильный склеп де Клари должен, по всей вероятности, располагаться прямо в стенах церкви. При свете алтарных свечей они увидели его. В нишу правой стены была вделана громадная каменная плита, с высеченным на ней силуэтом спящего рыцаря: не иначе то был первый де Клари, ступивший на землю Англии вместе с Вильгельмом Завоевателем, прославленный в боях воин, успевший насладиться заслуженной королевской милостью. Хэлвин сделал несколько шагов и замер — возле усыпальницы на коленях стояла женщина.

Они могли разглядеть лишь склоненный силуэт в темно-сером плаще, который сливался в полумраке с такими же серыми камнями. То, что это женщина, а не мужчина, они поняли сразу: отброшенный назад капюшон открывал белый льняной чепец, лицо было прикрыто вуалью. Они уже собирались вернуться к входу, чтобы не мешать ей молиться, но она, наверное, услышала стук костылей по каменным плитам пола и обернулась. Одним плавным грациозным движением поднялась с колен и сразу же направилась прямо к ним. Свет из окна упал на ее лицо — это было гордое, стареющее, но все еще прекрасное лицо Аделаис де Клари.

— Это вы? — удивленно спросила она, переводя глаза с одного монаха на другого. Казалось, она пытается найти какую-то логику в их появлении здесь и не находит ее. Голос Аделаис звучал естественно, в нем не слышалось привета, но и досады тоже не было. — Никак не ожидала увидеть вас так скоро. Ты, Хэлвин, последовал за мной сюда, потому что хотел еще о чем-то попросить? Проси. Я исполню твою просьбу.

— Госпожа, — запинаясь от волнения едва выговорил Хэлвин, который был потрясен нежданной встречей, — мы не следовали за тобой, мы не знали, что ты здесь. Я безмерно благодарен тебе за твою доброту и никогда бы не помыслил еще раз потревожить тебя. Поверь, я пришел в Элфорд с одной-единственной целью — исполнить данный мною обет помолиться на могиле моей возлюбленной. Я был уверен, что твоя дочь похоронена в Гэльсе, но ее там не оказалось. Священник направил нас в Элфорд, к усыпальнице ее предков, и сюда мы пришли. Попросить тебя я могу лишь об одном: позволь мне исполнить клятву и провести ночь в молитвах у могилы твоей дочери. Потом я уйду и никогда больше не напомню о себе.

— Не стану отрицать, — гораздо более мягким, чем ранее тоном произнесла Аделаис, — я буду рада, когда мы расстанемся. Нет-нет, я не сержусь на тебя, но ты разбередил старую рану, вызвал в памяти то, о чем я старалась забыть все эти годы. Твое лицо напомнило мне о моем горе и рана кровоточит вновь. Иначе зачем бы я приказала оседлать лошадей и помчалась сюда во весь опор?

— Верю, — дрогнувшим голосом произнес Хэлвин, — всемилостивый господь дарует тебе успокоение. Я буду молиться, чтобы время быстрее исцелило тебя и принесло мир твоей душе.

— Господь дарует мне успокоение! А тебе он тоже дарует его? — воскликнула Аделаис, движением руки приказывая ему молчать. — Успокоение, — раздраженно повторила она. Горечь и ожесточение портили ее благородно-строгое лицо. — Ты требуешь от господа слишком многого! — Она помолчала. — В своем монастыре, Хэлвин, ты выучился цветистым речам. Что ж, времени у тебя для этого было предостаточно. Когда-то твой голос звучал легко и свободно и таким же был твой шаг. А нынче с тебя семь потов сошло, пока ты доплелся до Элфорда, но ты все-таки здесь, в упорстве тебе не откажешь. И теперь я попрошу тебя исполнить мою просьбу, и не отвергать более моего гостеприимства. В маноре моего сына у меня есть свой собственный дом. Приди туда и отдохни хотя бы до вечерни, раз уж тебе обязательно надо умерщвлять плоть на этих ледяных камнях ночными бдениями.

— Так ты позволяешь мне молиться всю ночь на могиле твоей дочери? — тревожно переспросил Хэлвин.

— Почему бы и нет? Я сама только что возносила здесь моления богу, зачем же мне отказывать в этом тебе? Ты превратился в калеку, но я вовсе не хочу, чтобы ты превращался еще и в клятвопреступника. Поешь и отдохни в моем доме, а потом исполнишь свой обет. Я сейчас же пошлю сюда за вами слугу, чтобы он проводил вас, когда вы помолитесь.

Аделаис направилась к выходу, не слушая неуверенных выражений благодарности Хэлвина и не давая ему возможности отказаться от ее предложения. Почти дойдя до двери, она неожиданно обернулась.